Рик Часть2 Ключ.

— Никаких противопоказаний, — важно дал добро Мишаня.

— А ещё потом...

— А у детей часто соску меняют? — напористо осведомился Мишаня. Фиалка неопределённо качнула головой. — То-то же! Прожуй вначале первую. — Хотя мне показалось, что она имела в виду совсем другое. — Иди уже припудри носик, привяжи коня и возвращайся в нашу тесную дружественную компанию.

Фиалка удалилась на два метра, сообразила себе ширмочку для уединения. А её место в кабине лётчика — испытателя занял решительный Мурло.

Раз-два, положил в рот жёлтый овощ или фрукт и молча убрался на своё место.

— Уваж-жаю! — Мишаня выпятил нижнюю челюсть, побуксовал взглядом на невозмутимом лице Мурло и вернулся к основной на сегодняшний день миссии — наливанию.

Отвёртка с трудом пропихнул в себя волшебный напиток, а Гермес ничего — бодрячком, даже крякнул как-то так по взрослому.

Минут пять стояла тишина, нарушаемая ритмичным чавканьем и тщательным пережёвыванием. Вернувшаяся из ближнего зарубежья Фиалка окинула внимательным взглядом наши сосредоточенные лица, сморщила носик, взяла с подноса нечто оранжевое и продолговатое и принялась обрабатывать зубками этот овощ. Курточка на ней была кокетливо расстегнута и оттуда белело весьма приятно. Даже очень и очень.

— Па чуть — чуть? — произнёс Мишаня ни к кому конкретно не обращаясь. Почувствовав мой утвердительный кивок, занялся манипуляциями.

Бахнули ещё по одной. Действительно "па чуть-чуть". Я вычислил огурец прикольного сиреневого цвета и захрумтел. В голове собирались все туманы мира, а в теле появилась необыкновенная пластичность — при желании, думается, можно было бы забросить ноги за голову. Главное потом вернуться в исходное положение до наступления бодуна.

— Щас спою! — объявил Мишаня и затянул:

Ой, мороз, мороз,

не морозь меня...

Немного послушав, к нему присоединились дюли голосами, полными энтузиазма. Хор мартовских котов отдыхает. Благо в своё время мне на ухо наступил медведь, а в ушных раковинах плескался иллюзорный воск.

Я болезненно покривился, когда Фиалка вывела особо болезненную руладу на "ла-ла-ла", выходя на немыслимую ультразвуковую высоту. Она, бесцеремонно устроившись между Мурло и Отвёрткой, положила им на плечи руки, ритмично раскачивалась из стороны в сторону. Грудь её, кстати, вызывающе дублировала движения, чуть запаздывая при возвращении. При этом она не сводила с меня прищуренного взгляда — аж мороз по коже сыпанул, а нарождавшаяся в горле мелодия в поддержку: "Выйду ночью в поле с конём..." захлебнулась хриплым кашлем. Расторгуев бы порадовался моим мучениям — чтоб не издевался над музыкальным шедевром. Ну, в смысле, чтоб "ночкой тёмной" конь не хромал, не кашлял.

Я отжался от столешницы и встал, намереваясь как-нибудь незаметно слинять, приткнуться в тёмном уголке и покемарить, чтоб никто не компостировал дремотные мозги, не ставил макаронные резолюции и печати на мои усы, лапы и хвост... А что, я не человек? Я имею право расслабиться и уединиться сам с собой? Или только право напрячься?

— Стоять! — прозвучал грозно-вальяжный окрик над самым ухом. Вот блин! Я уже почти на выходе — у всех на виду прокрался на цыпочках. — Ты куда?

Странно, глаза у Мишани смотрели в разные стороны.

— Ну... это... как его...

— Точно! — воодушевлённо воскликнул он. — Давай устроим день открытых дверей! У нас ещё граммов двести осталось, — сообщил он по секрету, — и врезал кулаком по дверям, аж створки испуганно шарахнулись в стороны и страшным голосом объявил: — Никому не оставаться на своих местах! Пожар! Брандспойт у меня. Заходим, не стесняемся, в дверях не толкаемся, — зверское выражение лица перетекло в умилительное, он сделал приглашающий жест. — Просю!

Испуганные лица в дверном проёме пришли в движение, и с опаской, но целеустремлённо — как грызуны за Нильсом потянулись в мою комнату... Мой кабинет! Мою спальню!!! Мою уютную клетушечку...

Меня оттеснили от выхода, я отошёл в сторонку и наблюдал, как вокруг стал зарождаться стадионный галдёж, и всё действо вкручивается, вкручивается в горлышко бутылки.

Всё, — вздохнул безнадёжно, — Мишаню понесло. Теперь этот поезд даже Анна Каренина не остановит. Хотя может попытаться. Мне же на шпалах неудобно — рельсы бока мнут.

В какой-то момент заседатели поняли, что места стало мало, и вся орава (вместе со мной за компанию) покинула измочаленное радостным выхлопом помещение, вырвалась в некое общее фойе. Вскорости я наконец-то нашёл свой тёмный уголок и, удобно устроившись полулёжа, как бы со стороны следил за разворачивающимся праздником Зелёного Змия. Точнее, Змия детсадовского возраста: стакан водки на почти тридцать человек — это знаете ли... Тут без микроскопа не обойтись. Даже Мишаня, великодушно пожертвовавший своим пайком в пользу голодающих, вернее, страждущих, не больно выправил положение. Хотя, должен заметить, что даже те, кому не досталось "слёз" не сильно расстроились, подверженные тому же бескрышному настроению, что и "причащённые". Пошло всеобщее братание, в котором самое активное участие принимал Мишаня, добавив к ритуалу алкогольного единения момент лобызания с лицами женского пола.

В этом месте, не взирая на сумасшедший гвалт и откровенные зажимания (какой-то частичкой мозга я испугался, как бы не случилось римского застолья времён Калигулы), я умудрился отключиться. Веки совершенно незаметно опустились, таким образом отодвинув проблему будущего на неопределённый срок...

Очнулся оттого, что чей-то язык влажной губкой прошёлся по лицу (но так и не смыл сон), а затем проворные пальчики засуетились в районе груди... ну и так далее.

Ан нет! Я даже усмехнулся в полусне. Кольчужка, выданная мне Дролом была до сих пор на мне, и пробиться сквозь неё было делом непростым. Невозможным.

Приоткрыл один глаз. Фиалка. Напрасно старается. Мне и пошевелиться сил нет, а уж чтоб встать и скинуть защитную оболочку, вообще речи быть не может. А представив, как я остаюсь в чём мать родила в этом "сумасшедшем доме", у меня волосы стали дыбом по периметру всего тела. На том я снова уснул.

Копошение у моего плеча выдернуло меня из сна опять.

— Фиалка, ну сколько можно? Дай поспать! У тебя и так тут полно... с кем общаться, — пробурчал я недовольно и открыл глаза.

Вот блин! Сверкающие, обиженные глаза Розетты для меня долго будут серьёзным укором... Тепло сбоку исчезло — она отодвинулась и, гордо вздёрнув носик, покинула меня... Вот дурак!

Я расстроено заморгал и сел. Удивлённо посмотрел по сторонам: что происходит? Около тридцати (скажем так) взрослых человек водили хоровод по помещению, огибая некое подобие стола, на котором застыл, расставив руки в стороны и увешанный различными ленточками и прочей клептоманской ерундой, жутко довольный Отвёртка. При этом пританцовывающие скандировали нечто знакомое. Я настроил радары. "... теперь она нарядная..."

Ни фига себе! — я чуть не свалился со стула от неожиданности. Они что, уже Новый год празднуют? Помнится, я Землю покидал, была осень, точнее — сентябрь. Я что, в летаргическом сне благополучно отмахал три месяца? Да нет! — туго скрипнула извилина — это они балуются.

Я облегчённо вздохнул. И тут же про себя рассмеялся, уяснив наконец роль Отвёртки. Ёлочка. Ха-ха-ха! Мишаня и глухонемого уговорит танцевать польку, а уж изобразить загадочное дерево подвыпившего дюля — раз плюнуть.

Проспавшись, я почувствовал себя гораздо лучше, и теперь уже удивлялся, какая муха меня укусила, что я свалил с такого весёлого застолья? Открылось второе дыхание, хотелось "добавить" и присоединиться к резвящимся товарищам. И девушкам. В общем, хотелось сделать что-то светлое, доброе, вечное. Ой!..

Вспомнил о конфузах с Фиалкой и Розеттой. Так и прослывёшь импотентом! Ага, проснулся, а у тебя между ног — сушёный банан, на который даже макаки не позарятся...

Тьфу ты, ужас какой лезет в голову! Пойду-ка забудусь в танце, как говаривал один мой знакомый хромой чечёточник.

Встал и потянулся. Тут в комнату вбежал запыхавшийся Юла:

— У ворот стоят гвардейцы Дрола и ещё дюли в чёрно-золотом! — заорал он панически. — Требуют Рика и второго землянина! — и поник, виновато опустил глаза.

Вот она немая сцена: все замерли в позах, совершенно далёких от команды "смирно". И даже "вольно". И наступила, что называется, гробовая тишина. Гробовее не придумаешь, учитывая полное отсутствие насекомых. И я, совершенно не являясь поклонником комаров и тараканов, и то по ним соскучился.

Мишаня хмуро стал озираться, нашёл меня глазами и вопросительно дёрнул подбородком. Я в том же духе пожал плечами. А внутри разливалась такая обжигающая пустота, что впору соперничать с морозильной камерой.

— Рик и Мишаня, — раздался с потолка знакомый тембр Дрола, такой себе прохладный с ехидцей (мороженое с горчицей), — тут рядом со мной Бланд. Он так соскучился по вашему юмору, что не прочь пригласить к себе пообщаться, посмеяться. Мою скромную персону он согласен не выставлять за дверь, так что у меня будет чудесная возможность присутствовать при вашей беседе... И даже при желании могу подбросить парочку смешных идей.

У меня волосы в ужасе зашевелились, будто ожили, мелко-мелко завибрировали поджилки — пришлось пошире расставить ноги, дабы как-то угомонить этот африканский танец припадочного шамана, и задёргался левый глаз — ну тут проще — я будто подмаргивал всем подряд. Итак, мне удалось сохранить хладнокровный и невозмутимый вид. Такая себе фигура Наполеона среднего роста, страдающего поносом. Ничего, дюли ведь не сильно разбираются в земных исторических личностях. Да и стул у них — позавидует любая президентская администрация.

— Рикушка, — просквозили отеческие интонации, — будь хорошим мальчиком, сейчас подойдут квадратные дяди — ничего, что они квадратные — от заботы о ближнем плечи становятся широкими, бицепсы тугими, а улыбка — постоянной. Так что ты не пужайся, не дёргайся, не убегай — только в этом случае никто не пострадает. — Дрол так гладко уговаривал, что я аж заслушался. У меня, гад, научился. Сам, видно, еле смех сдерживает, юморист доморощенный, рассолом политый, укропом прикрытый. — И друга своего, Мишаню, предупреди, что артисты разговорного жанра шуток не понимают... Чего молчишь? — спросил участливо потолок. — Кивни хоть, что слышишь... — Я заторможено пошевелил башкой. — Уже лучше. А когда подойдут обещанные представители Красного Креста — я правильно употребил словосочетание? — ты совсем размякнешь. Так что держись, не энурезь — памперсы на подходе. — И заткнулся.

Я покраснел от подобного издевательства и обречённо уставился в пол. Зашевелился Мишаня, встряхнулся, сбрасывая оцепенение и сдавленно процедил:

— Что ж, вяжите, волки позорные. Станут вам наши косточки поперёк горла, кровушка хмелем ядовитым, а жилы — очаровашечкой — удавочкой...

— Вот-вот, — прошелестело под потолком.

Загупали тяжёлые шаги уверенных в себе дюлей, пискнул, бесцеремонно отодвинутый в сторону Юла, и на территорию серого отряда вдвинулись гвардейцы Дрола и Бланда. Если первые и отличались от вторых, то только краской, заправленной в ксерокс.

Двое дюлей (один — в чёрной форме, другой — в синей) обступили Мишаню, находившегося ближе к выходу, чем я. Ещё двое направились ко мне. Остальные непрошенные гости зависли у входа. Стеснялись, наверное.

И тут Мишаня сделал первую глупость:

— Слышьте, мужики, дайте закурить, — обратился он угрюмо к конвоирам. Естественно, те не в зуб ногой, им что "курить", что "козла забивать", что "зайцем проезжать", что "белугой орать". Единственно, боясь подвоха, они постарались вцепиться с двух сторон в Мишаню. — Чего это вы? Людям на эшафоте любое желание исполняют, будь то "переспать с принцессой" или "дайте калаш с тремя магазинами — застрелиться", — объяснил Мишаня, пока удачно увёртываясь от загребущих лап империализма. — Ты меня лапаешь?! — взревел вдруг возмущённо. — Голубой, что ли?! Рик, ко мне пристают! — пожаловался мне, я бы даже сказал обиженно, но в это время приблизилась вторая пара мордоворотов, тоже явно не желающая ничего знать о традиционном сексе. — Да какой ты голубой?! — продолжал разоряться Мишаня. Судя по профессии, ты — пи... Девушки, закройте уши!.. Щекотно! — заорал что есть мочи, после чего послышались звуки явно не пощёчин и болезненные ойканья (не Мишаниного тембра).

Вторую же глупость сотворил я: бросился в ноги ближайшему ко мне тёмно-синему. Как сейчас помню: на кирпичной (в смысле крепости и остроты) физии появляется удивлённое выражение, в принципе даже не предусмотренное родителями изначально, полёт ласточки мимо гнёздышка, в объятья такой же... гм, "ласточке". Полноценного обнимания не случилось — второй (чёрно-золотой) не удержал равновесие — в чём я ему помог, находясь на полу и совершенно случайно болтая ногами.

Скульптурная композиция из двух мешков мускулов и прочего мяса рухнула недалеко и настолько ощутимо, что взрывная волна отбросила назад на несколько сантиметров.

— Врагу не сдаётся наш гордый Варяг! — донеслось до меня разудалое и бесшабашное.

Я приподнялся посмотреть, как там дела у Мишани. Тот успешно оборонялся от единственного стоящего на ногах бойца, при этом умудряясь своими длиннющими ручищами с ковшеобразными окончаниями отвешивать оплеухи, отчего на злобном лице оппонента проступило выражение детского недоумения.

В комнату ворвались свежие действующие лица.

И тут началось. Мои дюли, напряжённо следившие за перипетиями нашего с Мишаней общения с конвойной командой, разом зашевелились. Причём, не безропотно уходя с линии движения квадратных молодцов, а наоборот, совсем наоборот.

В общем, "Коламбия Пикчарз" представляет свежий китайско-корейско-японский боевик с Джеками Чанами, Брюсами Ли, Стивенами Сигалами, Эддами Мёрфи и прочими драконами, с использованием школы Тигра, училища Кенгуру и университета Дикого Мустанга...

Какая-то девушка — опознать мне её из-за распущенных (мягко говоря) волос не удалось — вспрыгнула на спину дроловскому гвардейцу и, издав воинственный клич раненой самки павиана, запустила ногти в глаза... Капсюль, намертво повиснув на бландовце, удерживал того, пока его обрабатывал Гриша... Гриппа, размазывая красные сопли, пошипывала и, пригнувшись, бродила вокруг образовавшейся кучи малы в поисках представителя исполнительной власти, выискивая хоть какой-то эпизодик оного...

Наблюдая за дракой (а что делать, когда всех соперников разобрали, мало того, если без очереди — можно и по кумполу получить) я даже поёжился от ярости и неудержимости своей команды. И возможностям многих её членов качественно махать руками, ногами, лбом, и владением других полезных навыков в вырубании противника. Честно признаюсь, мне с ними, имея за спиной школу боксёрской груши, сложно было бы тягаться. Так что при случае меня "заламати и скрутити" им — раз плюнуть.

Слюни, сопли, красные брызги, крики, визг, удары, укусы, вытаращенные глаза... плоть врага столь привлекательна, столь сладостна... "Мне её, пожалуйста, на завтрак, обед и ужин. Только побольше специй — уж очень специфично воняет мясо. Недоброжелательством? Чем бы запить этот деликатес? Историей его мучений?.." Фу, какая кровожадность! Лучше уж быть вегетарианцем, и с такой беспощадностью разбираться с овощами. Хотя скажут: кишка тонка. Поэтому на унитазе долго мучаешься. Тогда отвечу, как истинный пацифист: будешь издеваться над моим миролюбием, ущемлять его — получишь по зубам. И хоть не стоматолог, до тридцати двух считать умею.