А может, я ещё и буен во хмелю? И что успел наболтать на самом деле лишнего? Рассеянно смывая мыльную пену губкой, я ломал голову над одним животрепещущим вопросом — кажется, мы заходили в церковь. Для чего? У людей столько странных обрядов, а мы уже не контролировали себя...
— Данни! — крикнул я, промокая волосы полотенцем. Грязь исчезла, унеся и частичку беспокойства и боли. Голова медленно, но верно прояснялась, вода забрала всё, что могла.
— Да? — светлая макушка просунулась в дверь. Карие глаза внимательно пробежались по мне. Казалось, хитрая скотина слегка разочарована тем, что я всё же не утонул. Ладно, хоть не шарахается, тогда дело было бы совсем худо.
— Чистую одежду, всё для перевязки, и скажи домовому, чтоб вскипятил воды. Одежду пусть вычистит, а это, — я махнул на бело-бурый комок уже использованных бинтов, — сжечь. А, и ещё спасибо за воду.
— Какую? — сиганувший уже за дверь кэльпи снова высунулся.
— Там, наверху. В ведёрке таком маленьком, — встряхнув головой, я оглянулся на недоумённое лицо кэльпи.
— А ты его сам ночью принёс. И цитировал что-то восточное, из Авиценны. Что-то про пищу, которая перегорает в теле, изливающуюся в голову флегму, потные тела, долгий сон, впалые глаза и превращение в тень. Очень выразительно.
Обернувшись к зеркалу, я с содроганием приготовился увидеть что-то похожее на Даниила вчерашним утром — через стекло из тонкого слоя серебра на меня глядел очень помятый, с тёмными набрякшими веками и неестественной белизной лица субъект. Одно ухо почему-то упорно краснело, а кожа имела зеленовато-пепельный оттенок. На лице. Оно вообще ярко служило иллюстрацией к моему желанию утопиться. Я показал отражению длинный бледный язык и продекламировал краткое, но ёмкое выражение Абу Али Ибн Сины.
— Умерен будь в еде — вот заповедь одна,
Вторая заповедь: поменьше пей вина.
После второй кружки травяного чая я почувствовал себя человеком. Почувствовать себя благородным представителем Аэс Сидхе сегодня было уже превыше моих сил. Откинувшись на стуле, под выжидающим взглядом кэльпи и даже домового, я вздохнул.
— Что ж, не будем отдалять мой бесславный конец. Что вчера происходило? На всякий случай... Таак... С того момента, когда Навь переодевался, — прикрыв глаза, я морально приготовился услышать о себе много нового и нелицеприятного. Данни, громко уплетая яблоко, сел напротив. Задумчиво поглядев на меня, он, похоже, решил преподнести горькую летопись событий в более гладком варианте, нежели собирался сначала.
— Мм... Потом вы начали спорить, но мы ушли, потому что стало скучно, но после вернулись, а затем вы позвали Рона ещё раз... Мы с Огоньком принесли вам несколько бутылок старого бургундского, какую-то ещё штуку... белое вино, но марки не помню... а потом мы на всякий случай ушли.
— С чего так? И куда это, собственно, вы направились? — мерзкое настроение не покидало меня. Кажется, одни сутки в пьяном угаре будут долго ещё аукаться всякими проблемами и неурядицами... Нееет, больше никогда не буду пить, и тем более пить с ночным... Бездонный он, что ли? Или у него, как и у всех русских, просто-таки невообразимая устойчивость к алкоголю?
— Мы, хотя бы, брататься с ней не стали, в отличие от некоторых, — обиженно хмыкнул кэльпи.
— Думаю, та сцена с пирожком, невообразимо неприличная, может считаться чем-то подобным. Если не по форме, так по сути.
— Отчего же невообразимо? — Данни нарезал ветчину, плюхнув весь кусок целиком на тарелку, иногда нож, прорезая ломоть, проскальзывал и мерзко скрежетал по фарфору. — Она моментально поняла, что я задумал.
— Мм... — сделав ещё глоток травяного чая я прикрыл глаза. — Ладно, оставим твои взаимоотношения с этой девушкой. Что происходило дальше?
— Не знаю — мы уже ночью вернулись — вы сидели за столом, пьяные в дым, и пытались что-то спеть.
— У нас получалось? — я жестом отказался от ветчины, продолжая тянуть травяной отвар. Надо бы проверить Рона, на всякий случай. Навь, помнится, скинул морок, и мы оказались внешне почти ровесниками. Скинул морок... а я уже и так был без него, а потом мы как-то добирались домой... Ужас.
— Почти. Потом на вас жаловался Рон — заходить в комнату он отказался, я еле отнял у вас гитару, причём этот ночной обнимал её самым непристойным образом, а после Огонёк сумела убедить его, что пора идти домой, а ты сам пошёл.
— Ладно, с Роном мы это дело как-нибудь замнём. А что мы делали по дороге? Нас кто-нибудь видел? Или, может быть, слышал?
— От рыжего мы вышли уже ночью, поэтому на улицах, да ещё в Низине, как тот район называют, никого не оказалось. Слышали, наверное, многие там — вы шли и горланили что-то старинное — "Зелёные рукава", кажется. Правда, от песни удалось вспомнить только слова — Огонёк сказала, что Навь может своим пением молоко сквасить.
— Дальше то что было, чёрт с ней, с Низиной, там и так всего боятся. Одним слухом больше, одним меньше, пьяных они, что ли, не видали.
— Нууу... Таких пьяных, наверное, даже там редко можно увидеть. Потом вы пошли по какой-то красивой улице — дома в садах, с оградами, и фонари везде горят. Но там только полисмен вас увидел — Огонёк его зачаровала, он потом глаза долго протирал. А так — вы уже не пели, устали, кажется. Ты руку ночному на плечо закинул, и куда-то повёл. Мы за вами шли-шли... Я-то думал, домой идёшь — в ту сторону, получается. А оказывается, ты хотел показать, как Хозяйка озера поёт. Но заблудился. Навь, кажется, сориентировался, и повёл тебя вместо озера в церковь.
— Что там-то мы делали? — я массировал виски. Рон, полисмен, теперь ещё и церковные служители... Ох, и наследили же мы...
— Вы встали на пороге и о чём-то шептались. Долго стояли, а потом ты сказал, что это всё, наверное, враки, и вы пошли дальше. Но это уже поздно было, и усталость просто-таки придавила вас к земле. До перекрёстка к дороге, что к набережной ведёт, вы ещё кое-как дошли, а потом присели на обочинке, — смакуя редкое воспоминание, Данни не обращал внимания на выражение моего лица и предгрозовое молчание.
— ...И?
— А, вы немного там... посидели... потом мы с Огоньком всех на меня посадили и развезли по домам. Я тебя на кровать положил... Вот... Ночью ты себе воды принёс... А потом спал... Всё тихо... было, — под моим взглядом кэльпи, понижая голос до шёпота, быстро и лаконично завершил нелицеприятное для меня повествование.
— Ладно. Сболтнёшь об этом где-нибудь, хвост через ноздри выкручу, — сам удивившись такому словесному обороту, я поплёлся с кухни на балкон. Гудящую голову нужно проветрить и остудить. Почему-то всё ещё хотелось спать, хотя провалялся я сегодня не меньше, чем до трёх пополудни.
От покрытого серой завесой озера доносился крик потревоженной лысухи. Резкое высокое "пикс-пикс" в сонной тишине казалось неожиданно громким.
В спальне уже вовсю орудовал домовой — одеяло, о которое я споткнулся, лежало свёрнутым, постельное бельё он уже сменил, и даже промокшая подушка куда-то пропала. Да вообще, откуда она взялась — я же сплю без неё? Сиротливо поставленные в углу сапоги и общий беспорядок ещё не исчезли, и я вышел на балкон. Что бы я без него делал — с моим-то образом жизни? Погряз бы по уши в хаосе... Интересно, эта девушка ведёт домашнее хозяйство у Даниила? Да нет, вряд ли, с её-то характером... Какой же у него, должно быть, беспорядок... Если даже для шпаги ножен не нашлось.
Почему-то после вчерашнего я легко звал ночного про себя по имени. Мне было не тревожно и не странно. Выплыла из пьяного угара мысль-воспоминание о том, что его даже можно сделать союзником в поисках...
Открыв дверь, я босиком ступил на мокрые холодные доски, по которым чёрными влажными плетями раскатились побеги вьющихся роз. Тёмные бутоны не раскрывались в дождливый день, и вездесущий аромат почти исчез, а взамен него с озера натягивало слегка тиной, особым запахом живой, не пропущенной через очистные сооружения, воды и рыбой. Клюёт, наверно, неплохо в такую погодку. Далёкого, едва заметного шума с набережной не доносилось — не самое приятное место в такую морось. Только скрипка — в ресторанчике, должно быть, едва пробивалась сюда, скользя мелодией над свинцово-хмурой гладью.
Закинув руки за голову, я потянулся — мокрые волосы облепили спину, и дождь словно испытывал на терпеливость — скоро ли уйду, замёрзнув. Мне хотелось очиститься от вчерашней мутной ночи. Да и дня, если быть честным. Раскинув руки, я откинул голову назад, позволяя холодной воде забирать нездоровое тепло и усталость.
Как всё-таки хорошо, что удалось поселиться достаточно далеко от улиц, по которым блуждают даже и в такие денёчки праздные гуляки. Какие бы слухи пошли, увидь меня кто в такой позе. Солнцепоклонник, анархист, помутившийся рассудком... и без того моя репутация весьма своеобразна. Даже Эвелина могла быть осторожней, отправляя приглашение — вряд ли она не знала о том, что я частенько затеваю дуэли.
А, в любом случае Даниил до знакомства со мной успел Арктуру наплести всякой околесицы, и тот наверняка поделился с женой. Не зря же он так у Аделаиды на меня поглядывал... С ножом я и вовсе как дурак себя повёл. Тоже мне, многолетний стаж и стальная выдержка. Амулеты все эти... Жаль, Эвелина отлично пишет остроумные и интересные письма. Хотя, в любом случае, пришлось бы со временем завязать — она всё-таки замужняя дама.
Вряд ли что-то вернёт прежнее ко мне отношение. А ведь я хотя бы не упырь, в отличие от некоторых!
Но это всё потом, а пока... Может, стоить проверить Беллингтона? И ведьмочка... Да нет, не сейчас — встреться мне Прядильщик, из жалости ведь убьёт. Может быть, он уже знает о вчерашней нашей с Даниилом попойке? Нет, дёргать за ниточки эту тварь нужно после того, как я выполню основную часть задания. Надо бы поторопиться. Не поздоровится мне в таком состоянии, окажись рядом Мерзость. Да и вчера мы сильно рисковали, ни о чём не думая шатаясь по улицам в сопровождении фэйри — в бою им, честно говоря, грош цена.
Я прижмурился, вновь потягиваясь с отведёнными назад руками. На плечо внезапно опустилось что-то тяжёлое, заставив сесть прямо на мокрые доски, потеряв равновесие. Алкоголь совсем реакции притупил — я не заметил даже того, как прилетел ворон. А ведь они-то, скорее всего, всё и видели, когда мы ночью возвращались... Небо... Сам же велел за городом присматривать!
— Лёгкого пути тебе и попутных ветров. Что разузнал? — я встал, подставляя птице руку. Ворон легко перепорхнул — взъерошенный, пахнущий мокрыми перьями, переливчато-красноглазый. Леди Ада, увидев его, замерла бы в восторге.
— Вы просили из вашего оплота принести документы. Скоро будут, посланник уже недалеко.
— Благодарю, — я ссадил ворона на перила, тронул его голову, даря частичку силы. Глаза его довольно прижмурились.
Хлопанье крыльев, слышимое для меня издалека, разорвало сонный шёпот дождевой тишины. Чёрный ворон, куда крупнее здешних птиц, со свистом маховых перьев опустился на пол, сделав несколько скорых шагов.
— Приветствую тебя, — присев на корточки, я отвязал кожаный мешочек от его левой лапы.
Ворон довольно встряхнулся, потом открыл клюв, запрокинув голову.
— Данни! Принеси ветчины! Полную тарелку! — курьер довольно прищурился, переступая с лапы на лапу. — Отдохни пока. Если хочешь, у меня, если нет — где покажется удобным. Скоро я передам ответ.
Под ворчание подошедшего Данни я зашёл в дом, зябко передёргиваясь после мороси снаружи.
Сумрак ещё не сгустился, но пройдя в библиотеку я зажёг лампу — хотелось хотя бы иллюзорного тепла. Усевшись в удобном кресле перед столом, под мерное шуршание капель за окном, наконец осмотрел мешочек подробнее.
Стандартная руническая защита потеплела под пальцами, признавая меня.
Вытащив два небольших кристалла кварца, я перекатил их в ладони, прищурился, левой рукой вычертил по поверхности каждого раскрывающий знак.
На более вытянутом оказалась совсем небольшое послание, на камне крупной огранки судя по отдаче записалось куда больше.
Наша техника, методы хранения и передачи информации с доисходных времён были основаны на иных носителях, нежели человеческие. После Исхода, многие тысячи лет спустя, люди описывали роскошное убранство и богатые украшения с драгоценными камнями и благородными металлами, не понимая, что цель их создания была далека от обычного желания украсить себя и свои чертоги.
С первого взгляда ворон принёс мне пару поделочных камней, экспонаты минералогического собрания. Но если знать их настоящее значение, всё меняется.
Прикрыв глаза, я сжал кристалл с коротким посланием, выждал, когда ритм сердца подстроится под чужой резонанс и подушечкой указательного пальца нажал на верхний стык граней.
Запись делал "дядюшка", и это чувствовалось не только по подписи, но и по потоку лишних вопросов, которые так и сыпались из неопытного ещё коллеги.
Высокого неба, племянник! Надеюсь, ты скоро пояснишь, почему сделал такой странный запрос, учитывая твоё сегодняшнее географическое положение? Навьи давно не живут на землях Великобритании. И последние упоминания о них здесь были во времена Исхода. Тот субъект, о котором ты попросил меня навести справки, из Перми, родился или решил получить там человеческие документы в 1865 году и до 1887 года, пока не перебрался в Англию, носил фамилию Смирнов. Близких родственников нет, жены и детей — тоже. Ничем особо не примечателен, разве что пишет книги про призраков. Скорее всего, он на самом деле из ночного Народа (я пролистал парочку его книг), но сомневаюсь, что принадлежит к такому древнему клану. Ты ведь и сам знаешь, старые семьи предпочитают держаться поближе к своим.
Мне не удалось сдержать скептического смешка.
Но вот что я нашёл, пока тормошил по твоей просьбе северное представительство и сидел в архивах! Тебе это определённо понравится! Особенно, если ты сейчас так заинтересовался Навьями. Несколько старых записей, не вошедших пока в реестр.
Напиши мне обязательно, что там у тебя происходит — неужели ты столкнулся с ночными? Если это будет нарушением баланса в нашу сторону — можешь рассчитывать на помощь остальных — большая часть сейчас ничем не занята. К тому же в Турции они попытались не далее как неделю назад увести нас из пролива вместе с британцами. Так что силу демонтрировать можно в твоей глуши.
Удачи и высокого ветра!
Со второй попытки, скользя по граням уже расцарапанным пальцем, удалось найти начало записи и распустить всё плетение, освобождая кристалл для перезаписи.
Второй камень отозвался спустя несколько минут — пришлось прибегнуть к запасам дешифровального кварца из походной шкатулки, чтобы ускорить процесс.
Документов "дядюшка" скопировал не жалеючи, видимо, собрал всё, что мог, и ни комментариев не оставил упрощающих поиск, ни по датам создания не упорядочил.
Пришлось читать всё подряд.
В первой сказке не нашлось ничего. Следующая история оказалась куда старше. В оригинале над основным текстом каллиграфическим почерком было выведено:"Легенда о рыцаре со змеем на гербе и деве из дубовой рощи." Судя по стилю, переписывалось уже спустя несколько тысячелетий после Исхода — достаточно отдалённо, расплывчато, как это характерно для периода упадка, но основные события могли сохраниться.
