Ветер полнолуния (часть 1)

— Мага рискованно, ты верно сказал. Знать бы еще...

Рыжий потянулся, тряхнул головой:

— А чего ж. Пойду по городу пошатаюсь, послушаю.

— Давай.

Рихар ушел, а день потек своим чередом. Мелькнула было мысль заказать завтрак в номер, но Анегард решил не привлекать лишнего внимания. Пока неизвестно, что именно наворотил Игмарт и с кем схлестнулся — вот уж горазд парень в переделки влипать! — лучше вести себя как обычно. Спуститься вниз, как ни в чем не бывало. И, кстати, сказать Мано, чтобы сегодня своих парней никуда не отпускал. Хотя уж об этом десятник наверняка и сам догадается.

Игмарт то ли заснул, то ли просто лежал тихо. В любом случае, ему явно лучше, можно ненадолго одного оставить.

— Не шуми тут, — неловко сказал Анегард. — Я вниз пойду, запру тебя пока.

Не ответил. Спит, наверное. Ну и слава богам.

В трапезной Анегард первым делом подошел к хозяину. Трактирщик ни словом не обмолвился о ночном переполохе, только едва заметно ухмыльнулся, принимая плату за завтрак — щедрую с избытком, полновесным серебром.

— Спасибо, — сказал Анегард.

Глаза трактирщика потеплели, усмешка стала шире и при этом куда более приязненной. Как будто простая человеческая благодарность перевесила серебро.

— Доброго вам здоровьичка, — неторопливо ответил трактирщик. Развернулся к двери в кухню, рявкнул: — Эй, Ринка! Поторапливайся, растяпа сонная, господа завтрак ждут!

— Уже-е! — протяжно отозвался девичий голос.

Анегард кивнул и пошел за стол. Следом за ним торопились две подавальщицы с полными подносами.

Как он и ожидал, Мано успел довести до своего десятка сегодняшний распорядок: сидеть на месте, трезвыми и в полной готовности к бою. Анегарда встретили вопросительными взглядами. Но он сказал только:

— Мано, половину — в комнату Игмарта.

— Понял, — кивнул десятник. Зыркнул на открывшего было рот Шонни так свирепо, что у бедолаги незаданный вопрос кашлем застрял в горле. Правильно. Пусть в трапезной пока что пусто, от лишней болтовни все равно лучше остеречься. Дурень все-таки Шонни, дурень и растяпа, не надо было его брать.

Остальные наворачивали завтрак молча, хмуро и деловито. Хоть и не знают ничего, — а зачем бойцам знать? С них довольно, что командир ждет боя. Это у командира голова пухнет от вопросов, на которые ответов нет.

Засиживаться за столом Анегард не привык. Встал первым, сказал Мано:

— Я наверх пока. Подойдешь.

Игмарт спал. Теперь, при свете дня, его синюшная бледность бросалась в глаза. Если бы Анегард не доверял полностью знаниям Рихара и Мано, засомневался бы, выживет ли королевский пес. Запавшие глаза, искусанные, потрескавшиеся губы, не лицо — маска. Такой вид бывает у людей, одной ногой уже шагнувших под мрачные своды дворца Хозяйки тьмы. С полдороги в нижний мир редко кто возвращается, не любит Старуха отпускать свою добычу. Хотя вытянули ведь Зигмонд и Сьюз его самого, а он уж, пожалуй, не одной, обеими ногами за край шагнул.

Да, вытянули — запретными чарами! Ради королевского соглядатая никто ворожить не станет, даже если б и знали, как. И нет здесь ни Сьюз, ни Зигмонда, не у кого спросить, чем еще этому полутрупу помочь можно. Придется самим справляться. Слышишь, королевский пес? Тебе упрямства не занимать, раз уж ночь пережил, давай, вытягивай себя и дальше, кто здесь сделает это лучше тебя самого.

Анегард зевнул, тряхнул головой, отгоняя сонный туман. Подошел к окну. Во дворе крутилась своим чередом обычная утренняя суета: парнишка-поваренок бежал с ведрами к колодцу, тощая девчонка — кажется, та самая, что ночью перепугалась, — кормила кур, купеческие конюхи выводили коней: караван собирался в дорогу. Остановился перед воротами отряд городской стражи, старший зашел во двор, спросил что-то у поваренка, тот покачал головой. А ведь ни вчера, ни позавчера, ни третьего дня стража с утра по улицам не ходила!

Во двор вышел Мано, потянулся, побрел к колодцу — медленно, будто до конца еще не проснулся. Анегард смотрел, как стражник останавливает его, как Мано качает головой, растерянно чешет в затылке, сам что-то спрашивает... Смотрел и думал: не зашли бы стражнички глотки промочить и трактирщика порасспросить! Хотя тот вроде и дал понять, что болтать не станет, но одно дело просто так язык чесать, и совсем другое — городской страже помочь.

Боги миловали: поговорив с Мано, стражник вышел за ворота, махнул рукой, и отряд двинулся дальше. Десятник постоял еще, все так же неторопливо подошел к колодцу, достал ведро воды, поплескал в лицо, окунул голову... Сразу видно обстоятельного вояку, привыкшего поутру себя в божеский вид приводить. Сразу ясно и то, что ночь провел, как воякам привычно. Для Азельдора вполне себе понятное дело: пока приезжие купцы расторговываются, их охране делать особо нечего, только от дороги отдыхать.

Ладно, встряхнулся Анегард, хватит в окно пялиться, не кумушка любопытная. Отошел, остановился рядом с кроватью. Марти свернулся под одеялом в комок, совсем как вчера, одна разница, что не окоченевший и дышит ровно. Кого ж ты задел, королевский пес? Правильно ни мага, ни лекаря звать не стали, а то б стража сейчас прямиком сюда и пришла. Догадается Мано кого поумнее во двор выставить, чтоб предупредить успел, если вдруг что? Должен догадаться.

Пожалуй, никогда Анегард не был настолько растерян. Город, в котором не от кого ждать помощи, где никому нельзя доверять, задание, за которое не поймешь с какого боку браться, а теперь еще и королевский пес в историю вляпался. Да знать бы еще точно, в какую.

Мано принес огромную кружку горячего бульона. Тряхнул Марти за плечо:

— Просыпайся.

Тот застонал: хрипло, едва слышно. Попытался сесть, Анегард поддержал. Кружку Марти взять не смог: руки распухли, пальцы не слушались.

— Не суетись, — буркнул Мано, — я подержу, пей.

Десятник глядел хмуро и явно не торопился пересказывать свой разговор с городской стражей. Видать, ничего хорошего в том разговоре не было. Наконец кружка опустела, Марти рухнул на подушку, неловко завозился, Мано помог ему укрыться.

— Что стража сказала? — спросил Анегард.

— Убийство, — ответил Мано. — Кого, не говорят, но ясно, что землю рыть будут, пока не найдут. Кого пришил-то, парень?

Игмарт шевельнул губами, Анегард скорее догадался, чем услышал: "Мага". Вздохнул:

— Ладно, молчи пока. Приходи в себя.

Скрипнула дверь, в комнату тенью скользнул Рихар. Подошел почти вплотную, заговорил чуть слышно:

— Плохо дело.

— Да уже знаем, — буркнул Мано, — стража убийцу ищет. Куда уж хуже.

— Хуже, — уверил Рихар.

Анегард обернулся на Марти: тот глядел с острым интересом. Отлично.

— Рассказывай. А ты слушай, потом поправишь, что не так.

Рихар кивнул, начал:

— Он зашел в трактир. Трактир лысого Аббаса у ворот зернового рынка, дрянная забегаловка с дурной славой. Там как раз возчики гуляли и как раз догулялись до мордобоя. Зашел он с каким-то селянином, но тот сразу же куда-то делся, его и разглядеть не успели. В трактире сидел маг. Что за маг, никто не знает, никогда раньше его там не видели. — Рихар замолчал, подумал немного и добавил: — Если не врут. Хотя для приличного мага слишком уж дрянная забегаловка, а маг приличный, видно, что при деньгах.

— Дальше? — Мано спросил это так, что Анегард явственно понял: десятник уже знает, что именно случилось дальше. Точно знает, и знание это самое что ни на есть мерзопакостное.

— Дальше маг метнул "ледышку", — ровным, очень спокойным голосом ответил Рихар. — Игмарт успел ответить, похоже, ждал подвоха. Употчевал мага ножом в горло и ушел. Везучий парень.

Анегард все еще не понимал, почему Рихар так откровенно зол, почему у Мано вдруг такое лицо, будто его вот-вот стошнит, а у Марти — будто он уже умер. Маг мертв, Игмарт жив, прекрасно, а уж от стражи прикроем как-нибудь.

— Полтора десятка возчиков, три подавальщицы, пять веселых девок, — перечислил Рихар. — Все насмерть. И на то похоже, что честь первого нападения припишут ему, — мотнул на Игмарта рыжей челкой. — И вину за все трупы тоже.

— "Ледышка", — пояснил Мано. Наверное, углядел недоумение господина. — Ее не в человека кидают, просто вперед, в белый свет как в медный грошик. Кого накроет, тому и не повезло. Чего ж ты, — глянул на Игмарта, — с магом тем не поделил?

Королевский пес приподнялся на локте, длинно выдохнул сквозь зубы. Прохрипел зло:

— Маг... Герейна. Меня... сдали.

Рассказ рыжего выдернул из мутной слабости лучше любых зелий. Злость — отличное лекарство. Вот так, значит, у нас дела обстоят — двадцать три невинных человека герейнов маг за здорово живешь положил, а виноват в том единственный, кому спастись повезло.

Времени зря королевский пес не терял, успел разузнать — это простой люд Герейна боится, а городские старшины да магистрат живут с богатым и щедрым бароном душа в душу. Герейн давно уж купил Азельдор с потрохами, хоть и мало кто из купленных это знает. Хвала богам, у Лотара хватило осторожности не припереться с ходу в магистрат, а то б...

— Сдали, — повторил Марти. Добавил, заметив враз отяжелевший взгляд Мано: — На твоих... не думаю. Я...

Закашлялся, скрючился — от разговоров будто волколачьими когтями драло горло, кашель рвал нутро на лоскутья. Мано порылся в склянках, сунул под нос вонючее зелье:

— Пей.

Тягучий глоток медленно стек по горлу. Марти полежал, прикрыв глаза, почти с наслаждением ощущая, как острая боль притухает, подергивается, словно костер пеплом, вязкой, туповатой расслабленностью.

— Лучше? — спросил десятник. — Теперь говори, кто сдал. Дело серьезное.

— Не знаю, — осторожно прошептал Марти. Вздохнул, прислушиваясь к ощущением. Хорошее снадобье. В бою, правда, бесполезно будет, слишком уж от него растекаешься, кисель киселем. — Я приметный, бывал здесь, узнать могли. Может, с расспросами наследил где. Меня на того мага чисто вывели, прямиком в ловушку.

Анегард нахмурился — хотя, казалось, куда уж больше.

— Думаешь, Герейн ждет нас?

— Вряд ли. Слухи быстро летят, но и мы в дороге не медлили. На тебя ведь ловушек не ставили.

— Тогда почему? — спросил Мано.

— За меня Герейн хорошо заплатит.

— Вон что...

Хотел еще сказать, чтобы Лотар все же осторожно ходил, — но не стал. Незачем обижать излишней опекой, у него своя голова неплохо варит.

— Драпать из города надо, — заявил вдруг рыжий.

Анегард покачал головой:

— Куда ему сейчас.

Марти сжал и разжал кулаки — хорошо, под одеялом не видно. Болело все, каждая жилочка, каждый клочок опаленной морозом кожи.

— Если надо, смогу.

— А я б на месте стражи первым делом ворота перекрыл, — с нехорошей задумчивостью сказал Мано. — Потом бы по трактирам да постоялым дворам расспрашивать пошел. Не искать — зачем постояльцев пугать, репутацию городу портить. Спугнуть, чтоб сам на ловца выбежал.

Рыжий почесал в затылке, кивнул. Сказал неуверенно:

— Слетать к воротам?

— Тихо и очень осторожно, — ответил Анегард. — Сможешь?

Мальчишка снова кивнул и вышел.

— Отдыхай пока, — скомандовал Лотар. — Мано, я с ним посижу, а ты присмотри внизу.

— Ладно.

Марти закрыл глаза.

Ворота наверняка перекрыты, но рыжий все равно прав. Драпать надо. Теперь Герейн частым гребнем город прочешет. Слишком велик соблазн, слишком просто сейчас отыграться за прошлые неудачи.

Слишком часто Игмарт ускользал от него, как песок сквозь пальцы, как верткая ласка под ногами.

Тогда, в самый первый раз, дядя потерял его надолго. Искал сначала в окрестностях замка, по деревням, в лесу, потом добрался и до Азельдора, но Марти там уже не было. Да ведь и не мог новоявленный Герейн прямо расспрашивать о племяннике, сам же заявил, что вся семья брата погибла. Марти узнал после — три гроба занесли в семейный склеп Герейнов, замуровали честь по чести в знак прерывания старшей ветви рода.

Перестал искать не скоро, аж к зиме, — но перестал. Решил, видно, что раз мальчишка не прячется где-нибудь среди отцовских крестьян, не пристроился в Азельдоре, не объявился нигде до самых морозов, — значит, сгинул в лесу. И уж конечно, в страшном сне бы не привиделось Герейну, что "погибший" племянник прибился к королевским псам. Что рассказал свою историю Асколу, а тот — королю. Что дар короля признал в сопляке законного старшего рода Герейнов, и единственная причина, по которой убийца остался хозяйничать в замке брата, звучала так:

— Вырасти, стань воином и отомсти, как велит обычай мстить за подло убитых. А пока — считай, что дядя приглядывает за твоим имуществом.

Не очень-то понравились Игмарту эти слова, но с королем не поспоришь. Да и Аскол объяснил после: до совершеннолетия сироте положен опекун из родичей, а нет родичей — из дворян-соседей. И слишком часто бывает, что, пока сирота вырастет, от его наследства остаются жалкие крохи. Сказал:

— Наш государь умен, лучше уж так. Считай, что в оруженосцы поступил. Отец-то учил чему?

— Учил... — Марти сам не знал, как удержался, не заплакал.

— Вот и ладно, значит, продолжим.

Может, дядя и вовсе бы не узнал, что племянник выжил, до чаемого Марти всей душой мгновения мести. Но когда один — в гвардии короля, а второй — в год по нескольку раз наезжает в столицу только ради того, чтоб перед светлыми королевскими очами покрутиться, рано или поздно эти двое столкнутся неминуемо. Игмарт слишком походил на мать, чтобы Герейн мог его не заметить, не задуматься, откуда ему знакомо лицо молодого гвардейца. А задумавшись, навел справки, сопоставил — и все понял.

И началась потеха.

Сначала в стоявшего на посту Марти прилетел кинжал. Невидимый в ночи убийца промахнулся чудом: Игмарта окликнул обходивший караулы Аскол, тот развернулся — и вместо вспоротого горла отделался пришпиленным к косяку двери воротником. Метнулись быстрым эхом дробные шаги убегающего. Искать его в переходах гостевой части дворца было занятием безнадежным.

И Аскол, и Марти не хуже Герейна умели сопоставлять и делать выводы.

На следующий день король намекнул барону Готфриду Герейну, что тот засиделся в столице. Не стоит, мол, оставлять свои земли без присмотра слишком уж надолго. Особенно, когда оные земли лежат на самой границе со степью. Мало ли, кто набежит. Герейн намек понял.

Откровенных покушений больше не был. Вот только — что за странность! — в любом деле, где оказывались замешаны королевские псы, именно Игмарта подстерегало отныне больше всего случайных неприятностей. От заклятий хранил амулет Звездной девы, от клинков — собственное умение. Аскол отлично его выучил — к двадцати годам Игмарт стал одним из лучших бойцов в отряде. Он надеялся, что управится с дядей в поединке.

Похоже, барон Готфрид Герейн опасался того же. Потому что решить спор поединком он явно не хотел. Предательские удары — из-за угла, под покровом ночи, чужими руками, — вот в каких поединках Герейн чувствовал себя уверенно, вот на каком поле намеревался победить.

Не эта ли подлость натуры и в заговор завела? Или куда проще — жадность?