Нечего бояться

И я почти убеждала себя, что любовь — это зло, разрушающее размеренный уклад нашей жизни. Но ночью мне опять снился Ник. Сердце билось по ребрам, а дыхание срывалось на хрип.

Глава 9.

Семнадцатилетие подступило внезапно. Подкралось на цыпочках, и я ощутила себя дряхлой старухой, а не девушкой всего на год старше прежнего. Нет, даже не так. Я не взрослая, а постаревший ребенок: с детскими мечтами, фантазиями и прожорливостью до мармелада.

По какой-то ошибке старых детей тоже заставляли трудиться. Вот и я, отработав смену, пришла домой за заслуженным отдыхом. Не умываясь, легла в постель, натянула одеяло до макушки. Почти задремала, но помешал стук в дверь. Пришла Катерина. В последнее время именно она не позволяла мне забываться в безрадостных мыслях: вытаскивала из "ящика", водила в кинотеатры, кафе, музеи. Это не раздражало. Я была искренне благодарна ей за поддержку.

Подруга принесла с собой большущую коробку, повязанную алой лентой. Внутри лежал торт. Нет, вру; настоящее произведение искусства. Расписанный узорами из глазури, украшенный причудливыми кремовыми фигурками. По водной глади прогуливались лебеди, выписанные в мельчайших подробностях. Крылья плавно изгибались, оперение пушилось, а на воде оставалась дорожка от скольжения. Я ахнула от восторга.

— Он огромных денег стоит, — промурлыкала Катерина, одобряя реакцию. — А мне забесплатно достался.

Она развернула торт другим боком. Там красовалась некрасивая вмятина. Сбившая изящную линию волн, втоптавшая кусочек узора в бисквит. Катерина надула губы:

— Обычно мастер такое выбрасывает, но я упросила забрать. Он даже обиделся, заявил, что испорченные вещи выкидывают, а не дарят. Но отдал.

— Спасибо, — я обняла подругу, а та провела по моей спине ладонью.

— Это, Ларка, возвращайся... — невпопад сказала она.

Я непонимающе округлила глаза. Пухленькие щеки Катерины покраснели.

— Ты, по-моему, мысленно не в Со-На. И точно не со мной. Я тебя и так тормошу, и этак, а в ответ сплошное "Угу-угу". Что-то случилось?

До сегодняшнего дня и словом не обмолвилась о том случае в больнице, хотя ссутулившийся силуэт частенько мерещился на улицах города. Тогда я вздрагивала и спешила подальше, пусть и догадывалась, что это не та девушка, потерявшая возлюбленного.

А вот сегодня рассказала: и про мертвого мужчину, и про сновидения, и про Ника. Получилось легко, как с языка сняла. Ожидала неприязни или укора, но Катерина прекрасно поняла мои чувства. И точно, разве не она так любила Дениса, что полгода после его отъезда ходила привидением?

В комнатушке воцарилось единодушное уныние.

— Почему они нас не встретили?! — вдруг воскликнула Катерина. Излишне истерично, я аж отшатнулась. Тишина размылась от выкрика, стерлась под его напором.

Мы так старательно умалчивали об этом, обходными путями говорили о друзьях из А-02 и не пытались найти разгадку предательства. Да и считалось ли оно таковым? Разве мало причин, по которым человек не сумел прийти? Не дали выходного на работе или вовсе поступил в другой город. Нас ждали на железнодорожной станции до последнего, но...

Я представила худощавого Ника, спрятавшего руки в карманы и всматривающегося в незнакомые лица. Светлую челку, взъерошенную ветром. Нетерпеливое постукивание башмаком по асфальту. И тяжелый вздох, когда поток схлынул, а меня в толпе не было.

Заныло, защемило. Колом в горле встали невыплаканные слезы. С трудом нашла в себе силы сказать слабо утешающее:

— Кто знает, почему?..

— Я постоянно обсасываю варианты. Ни твоих друзей, ни Дениса... Если б хоть одну из нас встретили, я бы успокоилась. Но так... — Катерина прикусила губу; я вынужденно кивнула: — Или их перевели не в Со-На, или они не выкроили дня, или...

Вовсе позабыли о нас. Часами я проигрывала эту мысль в голове, как звуковой файл на планшете. Крутила её, рассматривала. И боялась признать, насколько она правдоподобна.

Помотала волосами, прося замолчать, не озвучивать ужасного предположения. Нет! Ник не мог. Кристина с Грином — вполне; мы дружили, но особой близости не испытывали. Нам было хорошо вместе, но и порознь — тоже. Но без Ника в сердце сверлило безнадегой, щипало ядом одиночества. Он не мог...

— Я не знаю, что хуже. — В голосе пропали эмоции. — Если Денис далеко, увидимся ли мы? Если он рядом, но забыл обо мне — сумею ли жить после такого? В любом случае, — подытожила Катерина, — нам никогда не узнать правды. Разве что встретим кого-нибудь из них. Представляешь, приходим в ресторан годика через четыре, а Денис сидит себе и уплетает пирожные, приготовленные мною.

— Ага, — подключилась я, — а мои стоят в очереди на прививку от мора. Вот хохма-то.

После смеха, явно наигранного, мы вновь притихли. Зато шумело снаружи: тормозами автомобилей, ветром по стеклам, чьим-то хохотом.

— А ведь найти информацию о них реально, — выглянула в окно, но не нашла заразительно смеющегося человека. — Зуб даю, в Зале Пути имеется громадный архив со всеми нашими профессиями. Иначе зачем нас так тщательно оформляют?

— Думаешь, есть? — Катерина провела по лебедю, превратив его в бесформенное месиво. Облизала крем и застыла с пальцем у рта.

— Разумеется! Но нам туда не попасть... — сникла. — Вот бы хоть мельком... На минутку...

Катерина нехорошо прищурилась. Именно нехорошо; подобное случалось с ней редко, но это означало, что идеи в голове вертятся совсем не добрые.

— Всего один день в жизни ты не числишься никем и можешь пройти распределение, — отрешенно выдала она. — В другие разы назначение оформляется по прошениям о повышении или переводе. Но в этот день у тебя "пустая карта", поэтому служащий заносит тебя в архив...

— Ну да, когда мы приезжаем в А-01.

Я с сомнением глянула на подругу. Та напряглась, вперилась взором в стену.

— Именно. Тогда-то наверняка открывают общую картотеку, да?

Она путано объяснила, о чем так старательно думала. Никто не удивится, приди новоприбывший подросток в Зал Пути второго июня. Дело за малым: стать тем самым подростком и каким-то образом забрать данные. С чужой карточкой, потому что проход осуществляется по ней. Нельзя засветить свою.

— Придется обворовать кого-нибудь из тех, кто приедет в этом году, — объявила Катерина.

— Чего? — Я подалась вперед, надеясь, что ослышалась.

— Давай вначале попробуем торт, — она тряхнула тугой косой.

Мы забрали из кухни две ложки и вернулись в комнату. Ели прямо из коробки. Я была готова проглотить от восхищения язык. Вкусно, сочно, с ноткой непонятного, но великолепного; сладко-пряного, тягучего. Лучше подарка на день рождения придумать невозможно!

Катерина объясняла план, а я то краснела, то бледнела. Висящее у стола зеркало отражало перемены, как насмехалось надо мной. "Смотри, какая ты смешная, встрепанная, с глазами навыкат", — безмолвно хихикало оно.

— Ты осознаешь, как нам влетит, если план раскроется? — только и сумела выдавить я, когда Катерина договорила. — Нет, влетит — слабое слово.

— Нас казнят? — она не спрашивала, а утверждала. — Но оно стоит того. Для меня — точно. Чокнусь, пока буду гадать: помнит он или нет.

— И для меня, — отложила ложку, побарабанила пальцами по коробке. — Давай попробуем.

— Отлично! — Ямочки на щеках стали озорнее, почти как раньше. — Осталось определиться, кто пойдет... Вместе, сама понимаешь, — не вариант. Попытка всего одна.

— Я, — с мрачной решимостью.

Она склонила голову, словно примеряясь ко мне. Я, исключительно я. Всё просто: Катерина вроде бы примирилась с отсутствием Дениса. Ей тяжело, но она держалась, находила силы обсуждать симпатичных мальчишек. А я изнывала ночами от снов, после которых хотелось вгрызться в подушку и орать до хрипоты. Я была обязана найти Ника и излечиться: убедиться, что любовь — домыслы. Её нет. Он — мой брат... Брат, полтора года без которого показались вечностью. Как же я скучаю! К тому же моя внешность менее примечательна, чем Катеринина.

— Я толстая, — хихикнула она, когда услышала о мотивах. — Ой, и не спорь. Не обижалась и не собираюсь. Всё верно. Ты не представляешь, как тяжко соглашаться. Но тебя, в самом деле, легче изменить под ту девочку, чью карточку мы украдем. Если худая — отлично, толстовата — добавим "объемов". Надо лишь тренироваться с макияжем, чтобы походить чертами. Видала, что творят мастера? Создают из простого человека подобие любой знаменитости! Жаль, я не умею так.

— Аналогично, — глянула на себя. Лицо, лишенное туши и теней, блеска или яркой губной помады. Женщины Со-На жадно скупали косметику, тратили половину зарплаты. Я была холодна к собственной внешности. Дина постоянно твердила, что светлым ресницам нельзя без черной туши, что брови нужно подкрашивать, а волосы красить в яркий. Что блеклые блондинки нынче не в моде, но я и не собиралась становиться модной.

— Придумаем! — загоревшаяся идеей подруга, кажется, воспылала и сама. Зажглась каждой клеточкой тела, наполнилась воодушевлением. — Неужели мы сумеем?

— Вряд ли, — ответила честно, — но попробовать стоит.

План оставался туманным, но я полностью поддерживала его. Детали обдумаем позже. Главное — у нас есть полгода. Разве этого не хватит?..

Почему-то мы совершенно позабыли, что собираемся нарушить закон. Пошатнуть основы Единства, вскрыть его тайны, ворваться в святую святых, в Зал Пути. И если нас поймают, отделаемся ли штрафом? Или нас казнят?

Тюрьмы отменили десяток лет назад. Заключенных содержать невыгодно. Они живут за деньги горожан и требуют порою большего, чем любой из нас: пищи, одежды, охраны и помещений. Теперь наказания стали проще: или штраф, или проблемы с профессией и семьей, или определение на принудительные работы, или смерть. Казнь особо серьезных преступников даже показывают по проекторам. Вначале им наносят черную метку-крест на запястье — дань уважения обычаям Единства. Раньше приговоренным ставили метку, чтобы различать в тюрьме простых заключенных и смертников. Им позволяют в последний раз отобедать. И вводят смертельную инъекцию. Та распространяется по телу медленно и крайне болезненно. Преступник умирает в конвульсиях, крича и моля прервать страдания. А за ним наблюдают люди, смотрят и одобряют, желают человеку мучиться подольше.

Нет. Нас не поймают. Должна же я быть хоть в чем-то хороша. Возможно, в нарушении закона? Тем более — ничего серьезного мы не планируем. Я не собираюсь отдавать данные враждебным странам, никому не угрожаю и не причиняю боль. Разве дружба не стоит того, чтобы за неё боролись?

Жизнь разъехалась на две части: работу и масштабную подготовку ко второму июня. После смен я мечтала исключительно об отдыхе. Без пациентов и уколов, анализов, которые все-таки научилась делать. Без жалоб, стонов. Документов и слезящихся от долгого сидения за планшетом глаз. Но поспать удавалось, когда смена была ночной — весь день до прихода Катерины в моем распоряжении. Если же возвращалась с работы вечером, за меня плотно бралась подруга.

Она подошла к делу основательно. На целую зарплату купила средств для грима и макияжа: и теней, и кремов, способных зрительно изменить объем лица, и пудр, и даже зачем-то набор накладных родинок. Брала частями и в разных магазинах, чтобы не вызвать подозрения. Мне казалось, что это излишне — женщина ради красоты готова скупить всё подряд. Но условности соблюдала.

Когда шкаф забился тюбиками и коробочками, Катерина успокоилась. Временно. А затем перешла к экспериментам. Вначале выходило туго. Она заезжала карандашом для век мне в глаза, красила губы так, будто их растянуло. Ресницы склеивались, вместо "светлого тона кожи" я превращалась в бледного мертвеца. Но не вякала, молча сидела и ждала. Катерина бранилась, в ярости бросала кисточки на пол, называла себя бездарностью. Я и не догадывалась, что у подруги бывают столь пылкие эмоции.

В перерывах между "преображениями" обсуждали стратегию. Получалась куцая и глуповатая, но всяко лучше, чем совсем без неё. Впрочем, основная идея сводилась к: "на месте разберешься". Какова вероятность в критической ситуации разобраться хотя бы в чем-то? Скорее — забьюсь в угол и заплачу.

Лето приближалось. Вначале робко, с первой листвой на деревьях и согревающим солнцем. Но после прочно обосновалась в городе, осело жарким воздухом на тротуарах, оголило плечи.

Мы пробовали предугадать любые развития событий вплоть до самых нереалистичных. По полдня проводили за обсуждениями.

Случались и ссоры:

— А если на тебя наставят пистолет? — донимала Катерина, пытающаяся налепить второй подбородок.

Получилось жалко. Словно у меня отклеивалась перекошенная челюсть. Я искренне не понимала, для чего столь радикальные изменения. Неужели нам не попадется человек моей комплекции? Но Катерина утверждала, что следует быть готовыми ко всему. Вот и готовились...

— Завизжу и спрыгну из окна, — ответила без улыбки.

— Ну а честно? — она надавила на "челюсть" и попыталась вправить её, чуть не вывихнув настоящую.

— А что я смогу-то?

— Как что?! Отнять оружие и...

— Совершить вооруженное нападение, — окончила, хмуро кивнув и получив приказ не дергаться. — Чего терять, да? Всё равно казнят.

Катерина погрустнела. В вопросах разоблачения у нас оставался прочерк. Разве что убежать? Одно хорошо: по физкультуре у меня стояла твердая семерка. Прыгать и метать снаряды не умела, в остальном была не так уж и плоха. Бегала быстро, дыхание держала ровно.

После долгих мучений подбородок вышел вполне сносным. Не совсем таким, как добивалась подруга, но черты лица потяжелели.

— Надеюсь, мы найдем худенькую девочку, — заметила Катерина, разглядывая меня под разными углами. — Похоже, но присмотришься — страшилище.

— И тебе спасибо, — съязвила я.

Она закатила глаза; мол, правда бывает неприятной.

— Хорошо. Представь, при входе попросят уточнить, из какого сектора ты приехала, — вновь начала зудеть Катерина. Этот вопрос она рассматривала раз сорок.

— Я выпрошу у жертвы, — выделила слово ехидной интонацией, — всякие важные детали. Откуда, как зовут, как училась...

— А если она не скажет?

Простонала: и от раздражения, и от того, что Катерина рывком отклеила подбородок.

— Чего ей утаивать всякую мелочевку? Не переживай.

— Ну-ну. Нас казнят за такое! Ларка, понимаешь?! — Подруга скомкала салфетку, которую достала, чтобы протереть кожу от клеящего состава. — Мы должны знать о, как ты выразилась, жертве абсолютно всё! Любые медицинские и личные параметры.

— Для чего?! — я вспылила. — Кому сдался её размер ноги?! Я не жить вместо нее удумала, а прийти в Зал Пути, найти адреса и уйти! Я даже карту верну сразу, как закончу! Положу прямо ей в карман, пока она спит.

— Кстати, да, — сжала пальцы до хруста. — Если не уснет?!

— Я обещала, значит, уснет, — размеренно, четко проговаривая слоги, с полнейшей уверенностью.