Жертва

— Вы в положении.

— Пожалуйста, не...

— Мне очень жаль.

Он отпер большой замок и открыл перед ней дверь. Беатрис пришлось пригнуться, чтобы войти. Она вдохнула и ее замутило. Запах гниения и смерти был повсюду. А потом она споткнулась обо что-то лежавшее на полу, и мужчина подхватил Беатрис под локоть.

— Смотрите, Мария, на дело рук вашего мужа.

Он присел на корточки, и пламя свечи осветило зверски изуродованное тело мертвой женщины. Длинные спутанные волосы были покрыты засохшей коркой крови, ее лицо и тело представляло собой скопище жутких язвенных ран. Сквозь разорванную кожу под неестественным углом торчали острые обломки костей.

Беатрис отвернулась, и ее стошнило. Она не знала, сколько это продолжалось. Казалось, что внутренности окажутся на грязном полу, и она упадет замертво рядом с изуродованным телом.

— Ей было семнадцать, — произнес мужчина, — она никого не убивала. Просто питалась, оставляя людей в живых. Пойдемте.

Он поддерживал ее под локоть, и Беатрис опиралась на него. Дмитрий не мог, просто не мог такое сделать! Но зачем им врать? Мысли метались, как сумасшедшие. Память подсказала эпизод, когда она случайно нашла его окровавленную рубашку и собиралась отнести прачке.

— Дурачились с ребятами, — отмахнулся он, — никто не пострадал, только моя гордость. Оставь, ее теперь уже только выкинуть.

Беатрис мало что понимала, но ей было по-настоящему страшно. Сердце колотилось, как сумасшедшее, губы пересохли, ноги подгибались. Ее привели в комнату, где она очнулась. Семена там уже не было, и Беатрис без сил опустилась на стул.

— Кто вы? Почему он это делает?

— Потому, что ему нравится убивать, — холодно ответил мужчина.

Беатрис помотала головой, отказываясь принять его слова. Дмитрий никогда не причинял ей зла. Разве что однажды он был излишне грубым в постели — несмотря на ее просьбы остановиться.

— Кто вы? — повторила она.

— Люди называют нас тварями. Нам нужна кровь, чтобы жить, но убивать для этого вовсе необязательно. Хотя милосердие иногда играет с нами злую шутку. Лизу выследили именно так.

— Вы умалишенный, — произнесла она. Произнесла — и вспомнила далекий вечер в саду. Ольгу, а точнее, ее бездыханное тело. Того, кого всеми силами стремилась забыть. Беатрис уже знала, что это правда, хотя рассудок отказывался ее принимать.

— Вы убьете меня?

— Мы сделаем вам подарок, Мария, — усмехнулся высокий. — Думаю, ваш муж его оценит.

Он выхватил кинжал и Беатрис, отпрянув назад, отчаянно закричала. Боль была резкой, острой, мгновенной. Она с ужасом смотрела на стекающую по руке кровь, плечо сводило от глубокого пореза. Мужчина полоснул себя по ладони и обхватил ее руку. Беатрис почувствовала, будто в рану впиваются раскаленные иглы, раздирая ее изнутри.

— Этого достаточно, — лицо его оставалось бесстрастным.

Он прижал к ладони белоснежный платок, а спустя мгновение бросил окровавленную тряпку на пол и показал свежий шрам.

— Скоро ваша рана перестанет вас беспокоить.

— Что... что вы... — теперь ее трясло. — Что вы сделали? Как...

— Вы все поймете. Завтра, может быть послезавтра. Обычно это происходит быстро.

— Я слышал об итальянце, который продержался неделю, — с улыбкой заметил вошедший Семен. Он промыл и перевязал ей руку, накинул на плечи шаль. Во всех его действиях читалось подобие плохо скрываемой вины, будто он извинялся за то, что с ней произошло. За то, что ничего не сделал, чтобы этому помешать.

— Тот итальянец умер. У него пошло отторжение.

— Пожалуйста, у меня будет ребенок, — сдавленно прошептала она, чувствуя, как к горлу подкатывает ком.

— Это больше не должно вас беспокоить. Измененные не способны родить дитя.

Беатрис всхлипнула. Отчаяние затопило ее, превращая в подобие человека, готовое скулить и умолять. В ней билась еще одна жизнь, жизнь ребенка, ради которого она была готова на все.

— Ваше тело избавится от него. Возможно, еще до того, как вы изменитесь.

Боль пронзила ее изнутри, тело будто растянули на дыбе. Она закричала, не в силах терпеть это, судорожно вцепилась в руку Семена.

Когда приступ миновал, Беатрис, тяжело дыша, вытерла со лба холодный пот.

— Что вы со мной сделали?! — хрипло спросила она, испытывая доселе неведомую ей ярость. Отчаянную, дикую, первобытную.

— Надо ее привязать, — произнес Семен.

— Надо, — хмыкнул мужчина.

Это напоминало кошмар наяву. Беатрис то трясло от холода, то становилось нечем дышать от жара, как если бы по кругу развели костры, а она находилась в кольце. Тело сводило судорогами и пронзало болью, от которых она кричала. Реальность и вымысел мешались воедино, представляя воспаленному разуму такие картины, от которых хотелось выть. Она билась в лихорадке, мысли появлялись и исчезали, теряясь в темноте забытья. Очнувшись, она снова окуналась в мир кошмаров, и все начиналось сызнова. Ближе к концу разум прояснился.

Сильвен убил Ольгу. Он заставил родителей забыть ее проступок и принимать ее волю, как свою собственную. Что это — дар или проклятие — еще только предстояло узнать. Такой была последняя мысль Беатрис — перед тем как сознание обычной женщины в последний раз поглотила темнота.

Очнулась она уже здоровой, полной сил, но иной. От ужасной раны на плече осталась лишь тонкая полоска.

— Шрам исчезнет, — рядом сидел Семен.

— Я умерла?

— Вам могло так показаться.

Беатрис хотела есть: до одури, до безумия. Она слышала стук его сердца — набатом. Взгляд притягивала бьющаяся пульсом жилка на шее. При мысли о том, какова на вкус его кровь, ее затрясло. Собственное сердце билось рваными толчками, она чувствовала его ритм. Положила руку на грудь, прислушиваясь к себе. Дыхание казалось более глубоким, будто раньше она довольствовалась жалкими глотками воздуха. Нет, она совершенно точно не умерла.

— Вы голодны, — отрешенно произнес Семен, закатывая рукав, — я знаю. Так всегда бывает после первого пробуждения.

Обострившееся обоняние выхватывало даже самые тонкие, едва уловимые запахи. Между тем он протянул ей руку, проводя кинжалом вдоль вены и прикладывая запястье к ее губам. Беатрис, словно в каком-то полузабытье, впилась зубами в рану, не давая ей закрыться и глотая соленую теплую жидкость. Она наслаждалась вкусом, сходя с ума от неведомых, будоражащих ощущений. Сколько это длилось, Беатрис не знала. Помнила только, что с криком оттолкнула его руку, в ужасе комкая подол своего платья.

Рассудок отказывался принимать происходящее. Ей хотелось избавиться от металлического привкуса во рту, но организм оживал. Чужая кровь заставила собственную закипеть. Она никогда не чувствовала себя такой живой, такой сильной. Было еще что-то важное: оно отозвалось биением второго маленького сердца внутри. Беатрис вскинула голову, глядя на Семена.

— Он жив, — произнесла она с радостью и надеждой, — мой ребенок жив.

— Удивительно, но это так, — кивнул тот, — но вряд ли надолго. Не стоит тешить себя надеждой, Мария.

Она поднялась — быстро, не чувствуя ни слабости, ни головокружения. Оказавшись с ним лицом к лицу, Беатрис замерла. Что-то незнакомое, звериное, жестокое просыпалось внутри, но оно не казалось чужим.

— Я больше не пленница. Я одна из вас. Уйди с дороги.

— Если хотите жить, не возвращайтесь домой, Мария. Уезжайте из Петербурга. Молитесь, чтобы ваш муж не стал вас искать, — Семен кивнул. — Федор позаботится, чтобы Воронов узнал, что с вами случилось. Он убьет вас.

— Я сама решу, как мне быть, — процедила она. Сила, которая билась в ней, казалась просто невероятной. Беатрис не могла понять, как объяснить новые ощущения, но они были запредельными. Яркими. Отчаянными. Никогда раньше она не чувствовала себя настолько живой и неуязвимой.

Санкт-Петербург, Россия. Май 2013 г.

На двери ванной висел чистый махровый халат. Беатрис оделась, вышла в гостиную, и вовремя: в дверь постучали. Профессор тоже побывал в душе — взъерошенные мокрые волосы однозначно говорили об этом. Странно, но сейчас он не вызывал в ней раздражения. Возможно, причиной тому был Петербург. Она дома!

В последние дни даже плечо практически не беспокоило, и настроение стремительно улучшалось. Облокотившись о дверной проем, Беатрис просто смотрела на Торнтона, а потом молча отступила, приглашая зайти.

— Я думал о том, что посмотреть в первую очередь и решил спросить у тебя... — он прошел в номер, неуверенно остановился у окна. — Прекрасно выглядишь.

— Спасибо.

— Я похож на американского туриста? — он указал на футболку с надписью: "Я люблю Нью-Йорк".

— Для полноты образа не хватает фотокамеры.

Она не знала, о чем с ним говорить, но Торнтон на удивление справлялся за двоих. Не позволив ей опомниться, он шагнул вперед и протянул руку ладонью вверх:

— Покажи мне свой город, Беатрис.

14

Торнтон ничего не знал о Северной столице России, но сразу проникся настроением города. Каждое здание в центре дышало стариной, принадлежало своей эпохе. Только атрибуты современности — светофоры, машины и люди — возвращали в настоящее. В Санкт-Петербурге смешались разные культуры: православные храмы соседствовали рядом с мечетями, кафе и рестораны предлагали блюда любой кухни. Начинался новый туристический сезон, и уличные зазывалы предлагали экскурсии по городу и прогулки по Неве.

Погода менялась поминутно: на солнце заметно припекало, в тени приходилось плотнее запахивать куртку, чтобы спастись от пронизывающего ветра, или прятаться под широким зонтом от дождя. Это ему нравилось особенно, и Сэт не жалел, что не взял свой. Беатрис раскрывалась с каждой минутой — будто здесь она становилась более искренней и настоящей. В Санкт-Петербурге было нечто особенное: то, что отличало от других городов. Нечто романтичное, яркое и живое. Или все дело было в женщине рядом?

Темно-серая Нева шла бурунами, но стоило тучам разойтись, сразу меняла цвет на пронзительную синеву. Они прошлись по набережной, на Дворцовой площади уворачивались от актеров в костюмах, предлагающих сделать запоминающие фотографии, а на Невском — от листовок, которые то и дело совали в руки настойчивые промоутеры.

Сэт не подозревал, что общение с Беатрис может быть столь легким и непринужденным. Время пролетело незаметно, и они направились в сторону метро только когда стемнело.

— Что будем делать дальше? — несмотря на насыщенный день, Сэт ощущал себя бодрым и полным сил. Проблемы словно взяли перерыв.

— Я ждала предложений от тебя, — она приподняла брови — привычный жест, который начинал ему нравиться.

Он с большим удовольствием прогулялся бы еще, но заметил, как Беатрис зябко поежилась, несмотря на застегнутую куртку. К ночи и правда похолодало. Сэт хотел бы продолжить вечер в номере, вдвоем, но понимал, что у него банально не хватит духу предложить это ей.

— Можем посидеть в баре, — собственные слова прозвучали жалко.

— Не вопрос, — легко согласилась Беатрис.

— Хотя мы можем купить что-нибудь и подняться в номер, — попытался вернуть упущенное Сэт.

— Давай лучше в бар, — она улыбнулась, подхватила его под руку и прижалась.

— Я хочу угостить тебя и поблагодарить за чудесный вечер.

Беатрис кивнула, а он снова задумался о том, как изменилось его к ней отношение. При первой встрече он увидел в ней угрозу, но в Италии впервые задумался о ней, как о женщине. С каждым днем эти мысли становились все более настойчивыми.

* * *

В баре настроение Сэта резко испортилось. Идея возвращаться одному в пустой номер не казалась удачной, но в баре не находилось женщин, достойных внимания. Кроме Беатрис. Фоновая музыка казалась отвратительной, интерьер — нелепым и банальным.

После бокала виски Торнтон расслабился и уже не так остро ощущал одиночество. Он завидовал любовнику Беатрис на вилле, а сейчас сознание подкидывало картинки ее жарких объятий с другим мужчиной. Чем дальше, тем больше он злился: на него, на нее, и в первую очередь на себя — за нерешительность.

— Почему ты согласилась поехать в Санкт-Петербург? — поинтересовался Сэт, чтобы отвлечься.

— Хотела встретиться со своим прошлым. Я слишком долго его избегала.

— Смело, — улыбнулся Сэт, накрыв ладонью ее руку. — Я бы вряд ли решился вернуться в Сиэтл.

— Что ты оставил в Сиэтле? Или кого? — Беатрис не отняла руки. В ее взгляде действительно был искренний интерес, или ему отчаянно хотелось это увидеть?

Сэт понял, что именно сейчас готов ей все рассказать. Именно ей, а не Мелани, которую когда-то безумно жаждал увидеть снова, не своим бывшим, с которыми прошел через многое и считал, что для него это высший пилотаж отношений.

— Я считал себя везунчиком, когда мне предложили работу в "Бенкитт Хелфлайн", — начал он.

И слово за словом выстраивал перед ней картину своего прошлого. Он рассказал, как был счастлив работать с лучшими учеными над созданием лекарства от рака. У него появилась возможность осуществить цель всей жизни. Создать нечто выдающееся, нечто такое, о чем будут долго говорить, что оставит след в истории человечества. К работе мечты прилагалась приличная зарплата и престиж.

Руководителем Сэта стал Джек Лоэулл. Он помогал ему во всем, стал учителем и другом. Джек был блистательным ученым, умел заставить поверить в то, что ты делаешь, проникнуться идеей. Под его влиянием Сэт с головой ушел в работу над проектом, посвящая работе все свое время. В конечном итоге он отказался от должности в университете, потому что она тормозила его разработки.

— Джек погиб в автомобильной катастрофе незадолго до того, как начался кошмар. Мне предложили его место.

Торнтон вспомнил гадкое чувство, которое преследовало его. Ощущение неправильности происходящего. Он чуть не отказался от места, потому что потеря Лоуэлла стала слишком тяжелой ношей. Но потом решил закончить дело своего учителя. Он действительно довел работу до конца, вот только стадия клинических испытаний прошла по всему миру без его ведома. Пробная версия препарата была украдена, а лаборатория в Сиэтле уничтожена. Ему рассказали, для какого именно вируса разрабатывалось "лекарство". Торнтон узнал, что создал биологическое оружие и ужаснулся. Если бы не Мелани и Сильвен, он был бы первым, чья голова оказалась на плахе.

— С вашим сознанием здорово поработали, — покачала головой Беатрис. — Это не рецепт ромового печенья, Сэт, которое можно спутать с коньячным, а разработка вакцины.

— Мелани тоже об этом говорила, — грустно улыбнулся Торнтон. — Мы были уверены, что работаем над препаратом, способным помочь в борьбе с онкологией.

— Какого же уровня блоки вам должны поставили? — Беатрис задумчиво посмотрела сквозь него. — Джек Лоуэлл тоже не просто так почил с миром.

Сэт поморщился. Он не задумывался, что Лоуэлла могли убить, но воспоминания о гибели Джека до сих пор причиняли ему боль.

— Джек был замечательным человеком и талантливым ученым, — уверенно ответил он. — Думаю, это действительно случайность. Автокатастрофа.