| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Горло першило, и слова цеплялись за шершавинки. Ему приходилось напрягаться и орать, чтобы вытолкнуть их наружу. Братья хмурились и глядели на него сочувствующими взглядами. Отец кивал головой, и тоже хмурился, держа за руку рыдающую Джинни. Луна же сидела спокойно, сложив руки и глядя перед собой, как будто ожидала этого. А Рон, отходя дальше, вдруг упёрся в стойку и прислонился к ней, чувствуя себя как будто из него выпустили воздух.
— Ты хочешь, чтобы я спас его, но спасать нечего. Он жив только чтобы отомстить за нее. Он бы не прожил столько, если бы Малфой и Лестрейндж умерли.
— Его можно спасти, — попыталась сказать она, но уже без прежней убеждённости в голосе. — Надо всего лишь напомнить ему всё, что счастливые моменты прошлого...
— В прошлом жила Гермиона, но её больше нет, — он сам удивился чеканности и неумолимости собственной речи.
— Её нет, и без неё Гарри тоже не будет. Почему ты не понимаешь? Он уже не здесь! Ничто для него не имеет смысла без неё. Ты хочешь объяснить ему, что у него есть мы. Но что мы ему можем дать?
Ну почему никто не видит, что заходивший несколько минут назад сюда человек — это уже не Гарри, а его призрак, пусть пока и материальный! Его душа агонизировала, а тело ещё двигалось, дышало и что-то делало в рамках последней в жизни задачи. Видели его состояние все, но роковую немолимость его ненадолго отложенного ухода понимал только Рон.
— Семью, — от наплыва эмоций голос отказал ей и сорвался на шипение.
— Нет, — ответил он, шагнув вперед и желая хорошенько встряхнуть её. — Семья для него — это Гермиона, мама, и только она. Она могла бы стать его женой, и вообще всем для него. Их ждало будущее, с детьми и работой. Чисто семейные обеды по воскресеньями и празднования юбилеев! Добро пожаловать в дом Поттеров! Хотите чаю!? — воскликнул он, размахивая руками вокруг. — Солнце, радуга и вся любовная херня. Теперь всё по-другому. Гибель, мрак и темнота спальни. Еда без вкуса. Пустота внутри, которая всегда с тобой. Тени, ждущие только момента, чтобы проглотить тебя, и отчаяние, жадно поедающее тебя изнутри. Сердца разорваны, а голоса в голове сводят тебя с ума. Видения. Я вижу, как она сидит на диване и предлагает почитать книгу или... ещё что-то сделать для собственного обучения. Это знать, что он в своей грёбаной спальне выплакивает глаза, потому что её больше нет. Это думать, что лучше вообще не просыпаться. Хочется закрыть глаза и не видеть ничего, кроме темноты, чтобы не проживать ещё один долбаный день, — он натужно дышал, обхватив себя руками.
— Э-это т-ты так себя чувствуешь? — дрожащий голос и округлившиеся от удивления глаза матери.
— Каждый день... Каждый долбаный день. И если это я себя так чувствую, как ты думаешь чувствует себя он? — спросил он, чувствуя себя сдувшимся шариком. — Он её любил. Я даже не знаю насколько сильно. Насколько по-настоящему. Но, чёрт побери, мам, он её так любил!.. А я теперь жду. Потому, что я уже потерял одного лучшего друга, и другой... туда же. И потом я опять буду один. Буду видеть их тени за каждым углом, перешёптывающихся и обнимающихся. А я в стороне. Ещё живой. Треть трио, оставшаяся в живых, помнящая и каждое мгновение ощущающая их отсутствие. Никогда уже не будем просто мы — Гарри, Гермиона, Рон. Навсегда теперь — Гарри-и-Гермиона, а я — отдельно... Ну не могу я быть просто Роном, не могу! — он обошёл её, намереваясь выйти из кухни, но Луна перехватила его.
Он почти уже вышел из двери, когда она обвила его руками, и он остановился. Только пока она прикасалась к нему, он действительно что-то ощущал. Наполовину это сон, в этом сне её руки обнимают его, и он сползает в это тёмное и безболезненное забытьё. Она всегда дарила ощущение тепла, когда ему было холодно. Он смотрел на её мягкие светлые волосы, и сердце на мгновение сбилось с ритма. Часть его хотела оттолкнуть её, чтобы его затянуло поглубже в отчаяние. Другой его части хотелось держаться за неё и брать от неё силу, которой она всегда щедро делилась.
— Ты никогда не был просто Рон, ты всегда был их частью и они были частью тебя. И ты часть семьи, которая любит тебя. Ты — Уизли. Сильный, гордый, умный Уизли, — она повернула голову и легонько прижалась подбородком к его груди с обычной своей лёгкой улыбкой. — И я всегда буду здесь с тобой, Рунил Уэзлиб. Мы можем стать Луна-и-Рунил, если тебе нравится. Я не уверена, что мне нравится больше — Рон или Рунил. Выбирай сам, — мечтательная дымка в её глазах озарилась сиянием.
Рон судорожно перевёл дыхание, его руки медленно легли ей на талию. Он наклонился, уткнулся лицом ей в шею и сильно прижал её к себе. Грудь сжалась, и ему хотелось плакать — долго, горько и навзрыд. С недавнего времени он стыдился выставлять напоказ свои истинные чувства, только слегка выпуская их наружу, когда никто не видит. Но сейчас хотелось вырыдать, раствориться, чтобы она впитала всё, а взамен подарила ему спокойствие, забрала усталость в обмен на силу, чтобы хотелось проснуться утром. Его ладонь крепко сжалась вокруг кончика пряди её волос.
— Он умирает, покидает меня. И у меня никого не останется.
— У тебя буду я, — пообещала она, нежно поцеловав его шею.
— Надолго? — он не успел укорить себя за глупый вопрос, когда она ответила.
— Пока ты хочешь быть Луна-и-Рунил, — и стала мягко гладить ему спину.
— Я не хочу начинать как Луна-и-Рунил. Предпочитаю Луна-и-Рон, — фыркнул он ей в плечо и прижал её чуточку посильнее. Может быть он сможет стать этим. Может быть.
— Ну... если ты так уверен, — сказала она скептически.
— Уверен, — она, не глядя почувствовала кивок, колыхнулась, и его обдало запахом мёда. Её редисочные серёжки щекотали ему кожу.
— Тогда не желаете ли вы, милорд, пойти и почитать главу из "Истории Хогвартса", — спросила она, слегка откинувшись назад, чтобы видеть его лицо. Он кивнул, и молча вышел из комнаты вместе с ней, держа её руку в своей руке.
Он знал, что его матери найдётся, что сказать. Братья тоже всё ещё не могли успокоиться, хотя близнецы и смотрели понимающе. У Билла была Флер, и скоро в их семействе ожидалось прибавление, конечно, если считать признаками этого нерегулярные прикосновения и поглаживания Флер своего живота. Для Чарли существовали только драконы, и не ощущалось, чтобы он нуждался в ком-то или чём-то ещё. Джинни... Она любила Гермиону, любила как сестру, может и не так сильно, как его или Гарри. Рон обоснованно подозревал, что она и Невилл стали весьма близки за последнее время. Он мог бы быть недоволен и Невиллом, и любыми иным, но его останавливал звучащий в голове воркующий голосок Гермионы: "А я думаю, что это очень мило!" И он нехотя признавался сам себе, что Невилл не такой уж и плохой парень, и, возможно, Джинни будет счастлива с ним. Он не собирался затыкать своей матери рот, зная, что она любит их всех без меры. Но иногда ему казалось, что она просто не придаёт значения тому, как много значила Гермиона в его и Гарри жизни. И как много она значит до сих пор.
Остаток вечера он провёл сидя на диване вместе с Луной, читая отрывки из Истории Хогвартса и тихонько их обсуждая. Остальные постепенно отважились проникнуть в гостиную, расселись и занялись разговорами друг с другом. Близнецы притащили шахматы и бросили вызов Чарли и Биллу. По крайней мере честно — против этой парочки только вдвоём и играть. Флер присела рядом с Молли, пытаясь невинно выпытать подробности о младенцах и их воспитании. Молли отвечала рассеяно — её глаза пытались уследить одновременно за Роном и за входной дверью. Артур сидел на своём стуле, сплетя пальцы на животе, и тихо обсуждал что-то с Ремусом. Рона удивило отсутствие Тонкс — обычно она появлялась к ужину. Днями она занималась аврорской деятельностью, но при малейшей возможности она старалась Ремуса навестить, и большинство ночей она оставалась в его комнате, стараясь делать это незаметно. Она несколько раз пыталась поговорить с Гарри, но в конце концов именно она уговорила Ремуса не маячить у его двери, сказав, что Гарри нужна свобода на некоторое время.
Никто не расходился, дожидаясь возвращения Гарри, хотя это и заняло гораздо дольше, чем ожидалось. Фред и Джордж прикорнули прямо на полу, Флер крепко спала в объятьях Билла, также дремавшего на кушетке. Чарли читал книгу о драконах, сидя в кресле и борясь со сном подхихикиваниями над книжными заблуждениями, а Джинни спала, привалившись к его ногам. Ремус устало прислонился к стене, разговаривая с Артуром о том и сём. Молли ходила туда-сюда, поминутно глядя в окно, заламывая руки и бормоча, что он может где-то рядом, раненый, прямо сейчас, а мы ничего не делаем. Артур успокаивал её, что Гарри в порядке, в конце концов он победил величайшего чёрного мага всех времён. Хотя сам тоже начал тревожиться, когда время приблизилось к четырём утра.
Гарри возвратился только в пять. Руки-ноги казались невредимыми, хотя присутствовали несколько пятен крови на коже. Правую руку он прижимал к груди, и пальто ему пришлось стаскивать очень осторожно. Гарри глянул удивлённо, когда Молли молча помогла ему осторожно стянуть пальто с плеч и с повреждённой руки. Она повесила пальто на вешалку и со слезами на глазах повернулась к нему. Рон стоял в дверях пока его мать молча осматривала Гарри с макушки до пяток. Одежда его была порвана в разных местах, кровь сочилась из разбитой губы и из глубокого разреза по линии волос, кожа под глазом надорвана. Содранные рёбра виднелись сквозь рубашку, а опирался он только на левую ногу, что означало рану и на правой ноге тоже.
— Я не хочу знать... — сказала ему тихо Молли. Она несколько раз быстро зажмурила глаза и ладонями накрыла его лицо. — Ты все эти годы был мне как сын, и всегда будешь, что бы ни случилось, чтобы ты ни делал и куда бы ты ни пошёл, — она на мгновение втянула дрожащие губы в рот, сильно зажмурила глаза, а потом призналась: — Я знаю — тебе больно. И я, наверное, не понимаю — насколько. Но чтобы ни случилось... я хочу, чтобы ты знал, Гарри, я люблю тебя. Как только мать может любить.
Её слеза упала на щеку Гарри и оставила след сквозь засохшую и свежую кровь. Затем она отпустила его, поцеловав в лоб, и ушла в гостиную и села рядом со своим уснувшим мужем. Всё семейство уже погрузилось в сон, включая Ремуса, присевшего на пол и привалившегося к стене. Луна свернулась калачиком на диване, с "Историей Хогвартса" в качестве подушки.
Гарри встал в дверях рядом с Роном и оглядел всех спящих в комнате. На его лице читалось сожаление и прощание одновременно. Он вздохнул, когда его взгляд упал на глубокое кресло рядом с Луной, в котором они с Гермионой частенько сидели обнявшись, и опять Рону стала видна его боль, глаза, наполнившиеся слезами, и искривлённый в гримасе рот. Но мгновение прошло, и его взгляд заледенел, а лицо приобрело спокойное и одновременно решительное выражение. Он обернулся к Рону и взглядом позвал его за собой. Затем ушёл в свою спальню, но оставил дверь открытой. До этого Рон только однажды видел Гарри в его комнате после возвращения на Гримо. Это случилось поздней ночью, когда он неожиданно для себя проснулся и пошёл вниз чего-нибудь попить. На обратном пути он заметил, что дверь Гарри приоткрыта и подошёл к ней, не думая, что и как будет объяснять Гарри, лишь надеялся не попасть под заклятие. Он медленно толкнул дверь и оглядел комнату, в которой почти не бывал.
Кровать была не заправлена, но Гарри в ней отсутствовал. Он сидел на полу в одних трусах и тихо плакал с закрытыми глазами. Обстановку дополняли выдвинутые ящики комода, распахнутый настежь одёжный шкаф около окна, дверка которого болталась на одной петле, готовая рухнуть в любой момент. Вокруг Гарри лежали стопками предметы девичьей одежды — блузки и кофточки, юбки и брюки, нижнее бельё и школьные мантии. Гарри не глядя резко, как снитч, хватал что-нибудь из стопок, прижимал к лицу, мгновение держал и с коротким раздражённым всхлипом отбрасывал скомканную одежду в сторону, очевидно не находя в ней желаемого. Наконец он добрался до её гриффиндорской мантии, и тут замер. А потом разрыдался. Звуки не проникали сквозь плотную ткань, но характерные содрогания тела не оставляли в этом сомнений. Затем Рон заметил на полу перед ним альбом с колдографиями, на которых они трое год за годом смотрели, улыбались и махали руками. Зачарованные страницы перелистывались сами.
Гарри стёр слёзы сдвинутой мантией, открыл глаза, наклонил голову и теперь безотрывно вглядывался в картинки прошлого. Его рука дёрнулась и остановила движение страниц, дав возможность подольше разглядывать выбранную. Рон придвинулся поближе, стараясь не потревожить Гарри. Это была одна из последних, где они втроём сидели на диване и улыбались в камеру. На ней Гарри обнимал Гермиону за талию, та повернулась к нему и положила подбородок ему на плечо. Гарри случайно двинул Рона в плечо, а потом с усмешкой обернулся к нему. Рон погляделл на своих лучших друзей, закатил глаза, а потом подмигнул в камеру. Все улыбаются, у всех игривое настроение. В этот момент нет никакой тьмы, только дружба и счастье.
Рон посмотрел на приоткрытую дверь, затем бросил взгляд на своё семейство, на мать, молча плачущую в ладони. Затем медленно двинулся вверх по лестнице, внутренне готовясь к тому, что он увидит в комнате. Прошлый раз он перенёс очень тяжело и сбежал от того Гарри, который обводил пальцем лицо Гермионы на фото, а потом резко отбросил альбом, даже не прореагировав, когда тот разлетелся, врезавшись в стену. Он просто сидел среди её одежды, качаясь и что-то неразличимо бормоча. Рон ушёл сразу же после этого, насколько мог тихо, устремившись в спасительное ничто своих собственных снов. Но теперь он не может убежать. Гарри знает, что он здесь, и, наверное, нуждается в нём. У них всегда находилось время друг для друга. За исключением последнего месяца. Но Рон оставался рядом, не убегал все три раза, когда Гарри чуть не разрушил дом, услышав имя Гермионы из чужих уст. Оставался, когда сам Гарри уходил убивать этих двух уже едва ли людей. Оставался, когда его лучший друг едва замечал его и что он ещё жив. Может Рон и прятался, сводил себя с ума депрессией и безразличием, но он всё ещё здесь. Ждёт.
Рон задержался перед дверью на мгновение, чтобы собраться, затем вошёл внутрь. Одежда была убрана, гардероб починен и закрыт. Восстановленный фотоальбом лежал на прикроватном столике поверх "Истории Хогвартса", и Рон догадался, что той стороне кровати спала Гермиона. Он зашёл внутрь, закрыл за собой дверь и остался стоять в замешательстве как раз на том самом месте, где предыдущий раз сидел Гарри. В комнате до сих пор чувствовалось присутствие Гермионы. Её расчёска лежала на комоде, несколько разноцветных резинок для волос обёрнуты вокруг ручки. Рядом стояло фото с ней и её родителями. Живоглот спал в кровати около ног Гарри, свернувшись в оранжевый меховой шар. Сундук Гермионы стоял рядом с Гарриным в головах кровати, и несколько учебников лежали на его крышке. Мягкий халат гриффиндорских цветов висел на одной из вешалок на стороне Гермионы. Чистый пергамент и полбутылочки чернил вместе со старой, скосившейся от потёкшего воска по причине частого пользования, долгогорящей свечой расположились на столе под окном.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
