Ее руки нащупали коробку. — Я возьму это, — сказала она. — В конце концов, это мое.
— Письма принадлежат вам. Но вы можете оставить себе и шкатулку.
— Теперь все кончено?
Он казался удивленным. — Окончено, мисс Элс?
— Соглашение. Мой трудовой стаж.
— Не понимаю, почему это должно быть так, — сказал он. — Как вы отметили, вы никогда не были обязаны упоминать о своем интересе к скаттлерам. Никаких преступлений совершено не было, доверие не было обмануто.
На шкатулке остались потные отпечатки ее рук. Она не ожидала, что он позволит ей сохранить ее. Вся эта потерянная переписка: грустные, искренние короткие послания от нее прошлой к настоящей. — Я думала, вы будете недовольны, — сказала она.
— От вас все еще есть польза. На самом деле, я ожидаю увидеть еще больше ультра в ближайшее время. Мне хотелось бы услышать ваше мнение о них, ваши необычные идеи и наблюдения, мисс Элс. Вы все еще можете сделать это для меня, не так ли?
Она встала, сжимая шкатулку. По тону его голоса было ясно, что ее аудиенция у настоятеля подошла к концу. — Могу я задать один вопрос? — спросила она, почти заикаясь на каждом слове.
— Я задал вам достаточно вопросов. Не понимаю, почему бы и нет.
Она колебалась. Даже когда она обращалась к нему с просьбой, она собиралась спросить его о Харбине. Настоятель, должно быть, знал, что с ним случилось: ему ничего не стоило бы узнать правду из архивов собора, даже если он никогда не видел ее брата. Но теперь, когда этот момент настал, когда настоятель разрешил ей задать свой вопрос, она поняла, что у нее не хватит духу довести его до конца. Дело было не только в том, что она боялась услышать правду. Она уже подозревала правду. Что ее пугало, так это то, как она отреагирует, когда эта правда откроется. Что, если окажется, что Харбин волнует ее не так сильно, как она утверждает? Что, если все, что сказал настоятель, было правдой, и Харбин был просто предлогом для ее поисков?
Смогла бы она это вынести?
Рашмика сглотнула. Она чувствовала себя очень юной, очень одинокой. — Я хотела спросить, слышали ли вы когда-нибудь о "тенях", — сказала она.
Но настоятель ничего не сказал. Она поняла, что он никогда не обещал дать ей ответ.
Межзвездное пространство, 2675 г.
Три дня спустя агрегат ингибиторов переместился в зону действия оружия. Техники по-прежнему считали, что им предстоит провести дополнительную калибровку и изучить больше параметров. Время от времени оружие делало что-то странное и пугающее, откусывая кусочек от чего-то локального, в то время как оно должно было быть настроено на цель, удаленную на несколько астрономических единиц. Иногда, что пугало больше всего, его эффекты, казалось, были слабо связаны с какими-либо вводимыми данными. В конце концов, это было слабо акаузальное оружие, которое разрушало как время, так и пространство, и делало это в соответствии с правилами византийской и к тому же меняющейся сложности. Неудивительно, что у волков в арсенале не было ничего подобного. Возможно, они решили, что от этого будет больше проблем, чем пользы. Вероятно, та же логика применима и к сверхсветовой скорости Скейди. Во Вселенной возможно очень многое, гораздо больше, чем кажется на первый взгляд. Но многое из этого вредно для здоровья, как на индивидуальном уровне, так и на уровне вида/галактической культуры.
Но свет продолжал тускнеть, а оружие продолжало действовать, и внутреннее самоощущение Скорпио оставалось невозмутимым. Оружие могло творить гротескные вещи с самыми основами реальности, но его волновало только то, что оно сделает с волками. Постепенно он отбирал куски у преследующего его роя.
Он не побеждал. Он выживал. На данный момент этого было достаточно.
Аура, завернутая в свое обычное стеганое серебристое одеяло, сидела на коленях у матери. Скорпио все еще находил ее пугающе маленькой, похожей на куклу, предназначенную для того, чтобы сидеть дома, а не подвергаться разрушительным воздействиям внешнего мира. Но было и кое-что еще: тихое чувство неуязвимости, от которого у него по спине побежали мурашки. Он почувствовал это только сейчас, когда ее глаза были полностью открыты. Сосредоточенная и яркая, как у хищной птицы, она впитывала в себя все, что происходило вокруг. Ее глаза были золотисто-карими, с отблесками золота и бронзы, а цвет их был ближе к синему электрик. Они не просто смотрели по сторонам. Они исследовали и извлекали информацию. Они наблюдали.
Скорпио и другие старшие собрались в обычной комнате для совещаний, лицом друг к другу за темным зеркальным столом. Он изучал своих товарищей, мысленно перечисляя своих союзников и противников, а также тех, кому, вероятно, еще предстояло принять решение. Он мог бы рассчитывать на Антуанетту, но теперь она вернулась на Арарат. Он был уверен, что Блад тоже посмотрел бы на вещи по-своему, но не потому, что Блад обязательно все продумал бы, а потому, что для того, чтобы подумать о предательстве, требовалось воображение, а воображение никогда не было сильной стороной Блада. Скорпио уже скучал по нему. Ему приходилось постоянно напоминать себе, что его прежний заместитель на самом деле не умер, а просто был вне досягаемости.
Прошло две недели с тех пор, как они покинули Арарат. "Ностальгия по бесконечности" вырвалась из системы Арарата с постоянным ускорением в одно g, проскальзывая между сцепленными зубьями битвы. За первую неделю "Бесконечность" преодолела расстояние в двенадцать астрономических единиц от Арарата, достигнув пятидесятой части скорости света. К концу второй недели она достигла скорости в двадцать пятых сотых световой и находилась уже почти в пятидесяти астрономических единицах от Арарата. Теперь Скорпио ощутил это расстояние: оглядываясь назад, он видел, что Яркое солнце Арарата, пи Эридана А, которое согревало их последние двадцать три года, теперь казалось всего лишь очень яркой звездой, в сто тысяч раз более тусклой, чем при наблюдении с поверхности планеты. Сейчас оно выглядело не ярче своего спутника в двойной системе, Тусклого солнца или звезды пи Эридана В; это были два янтарных глаза, падающих за субсветолетом и сближающихся по мере того, как корабль уходил все дальше и дальше в межзвездное пространство. Он не мог видеть волков — только сенсоры могли различить их на заднем плане, да и то с ограниченной уверенностью, — но они были там. Гипометрическое оружие — сейчас было задействовано три единицы — проделывало дыры в преследующих элементах, но не все волки были уничтожены.
Пути назад не было. Но до этого момента их курс определялся исключительно планом Ремонтуа, его траектория была рассчитана только на то, чтобы увести их от волков с наименьшей вероятностью перехвата. Только сейчас, по прошествии двух недель, у них появилась возможность изменить курс. Преследующие их волки не имели никакого отношения к этому решению: Скорпио приходилось предполагать, что в конечном итоге они будут уничтожены задолго до того, как корабль достигнет своего конечного пункта назначения.
Он встал и подождал, пока все замолчат. Ничего не говоря, он вытащил нож Клавейна из ножен. Не включая его, он нагнулся над столом и сделал две отметки, по одной с каждой стороны от центральной линии, для каждой из которых потребовалось всего три царапины лезвием. На одной была буква Y, на другой — H. На темном лакированном дереве царапины были цвета свиной шкуры.
Все смотрели на него, ожидая, что он что-нибудь скажет. Вместо этого он убрал нож в ножны и снова сел на свое место. Затем он сцепил руки на затылке и кивнул Орке Круз.
Круз была его единственной союзницей из оставшихся со времен пребывания в Городе Бездны. Она оглядела их всех по очереди, пристально глядя на каждого своим единственным здоровым глазом, и, постукивая черными ногтями по столу, высказала свою точку зрения.
— Последние несколько недель были непростыми, — начала она. — Мы все шли на жертвы, все видели, как рушились наши планы. Некоторые из нас потеряли близких или стали свидетелями распада наших семей. Вся уверенность, которая была у нас месяц назад, рассыпалась в прах. Мы забрались на незнакомую территорию, и у нас нет карты. Хуже того, человека, которому мы привыкли доверять, человека, который мог бы указать правильный путь вперед, больше нет с нами. — Она пристально посмотрела на Скорпио, ожидая, пока все остальные тоже посмотрят на него. — Но у нас все еще есть лидер, — продолжила она. — У нас по-прежнему чертовски хороший лидер, тот, кому Клавейн доверял вести дела на Арарате, когда его не было рядом. Тот, кому мы должны доверять руководство нами больше, чем когда-либо. Клавейн верил в его здравый смысл. Я думаю, самое время воспользоваться советами старика.
Уртон, женщина из службы безопасности, покачала головой. — Все это прекрасно, Орка. Ни у кого из нас нет проблем с руководством Скорпио, — она сделала ударение на последнем слове, предоставив каждому сделать собственные выводы о том, какие проблемы могут возникнуть у них со свином. — Но сейчас мы хотим услышать, куда, по вашему мнению, нам следует отправиться.
— Это очень просто, — ответила Орка Круз. — Мы должны отправиться на Хелу.
Уртон безуспешно пыталась скрыть свое удивление. — Тогда мы согласны.
— Но только после того, как побываем на Йеллоустоуне, — сказала Круз. — Хела — это... в лучшем случае предположение. Мы на самом деле не знаем, что найдем там, если вообще что-нибудь найдем. Но знаем, что можем принести пользу Йеллоустоуну. У нас есть возможность принять еще десятки тысяч спящих. Еще сто пятьдесят тысяч, без труда. Это человеческие жизни, Уртон. Мы можем спасти их. Судьба подарила нам этот корабль. Мы должны что-то с этим сделать.
— Мы уже эвакуировали систему Ресургема, — сказала Уртон. — Не говоря уже о семнадцати тысячах человек из этой системы у нас на борту. Я бы сказала, что это положило начало.
— Этот список никогда не будет стерт с лица земли, — сказала Круз.
Уртон махнула рукой через стол. — Вы кое-что забываете. Основные системы кишат ультра. В любой системе, которую вы назовете, есть десятки, сотни кораблей с большей вместимостью.
— Вы бы доверили свои жизни ультра? Вы глупее, чем кажетесь, — сказала Орка.
— Конечно, я бы им доверилась, — сказала Уртон.
Аура рассмеялась.
— Зачем она это сделала? — спросила Уртон.
— Потому что ты солгала, — ответила ей Хоури. — Она может определить. Она всегда может сказать.
Один из представителей беженцев, мужчина по имени Ринтцен, тактично кашлянул. Он улыбнулся, изо всех сил стараясь казаться примирительным. — Уртон имеет в виду, что это просто не входит в наши обязанности. Мотивы и методы ультра могут быть сомнительными — мы все это знаем, — но факт остается фактом: у них есть корабли и желание привлечь клиентов. Если ситуация в основных системах действительно достигнет критической точки, то — осмелюсь предположить — все, что мы будем иметь, — это классический случай, когда спрос удовлетворяется предложением.
Круз покачала головой. На ее лице отразилось отвращение. Если бы Скорпио вошел в этот момент и увидел только ее лицо, он бы решил, что кто-то только что положил на стол испражнения.
— Напомните мне, — попросила она. — Когда вы поднялись на борт этого корабля с Ресургема, сколько это вам стоило?
Мужчина рассматривал свои ногти. — Ничего, конечно... но дело не в этом. Ситуация была совершенно другой.
Свет погас. Теперь это происходило каждые несколько минут, когда оружие вскидывалось и разряжалось; достаточно часто, чтобы все перестали обращать на это внимание, но это не означало, что затемнение оставалось незамеченным. Все знали, что это означает, что волки все еще где-то там, все еще подкрадываются к "Ностальгии по бесконечности".
— Хорошо, — сказала Круз, когда свет снова включился на полную мощность. — А как насчет того времени, когда вас эвакуировали с Арарата? Сколько вы выложили за эту привилегию?
— И снова ничего, — признал Ринтцен. — И снова эти две вещи нельзя сравнивать...
— Вы вызываете у меня отвращение, — сказала Круз. — Я имела дело с какой-то слизью в Малче, но вы были бы в своей собственной лиге, Ринтцен.
— Послушайте, — сказала Кашиан, другая представительница беженцев, — никто не говорит, что ультра вправе извлекать выгоду из чрезвычайной ситуации с волками, но мы должны быть прагматичными. Их корабли всегда будут лучше подходить для проведения массовой эвакуации, чем этот. — Она огляделась, приглашая остальных сделать то же самое. — Это помещение может показаться вполне обычным, но вряд ли оно отличается от остальной части корабля. Оно больше похожа на твердую, сухую жемчужину в слизи устрицы. На этом корабле все еще есть обширные участки, которые даже не нанесены на карту, не говоря уже о том, чтобы быть пригодными для жизни. И давайте не будем забывать, что ситуация значительно хуже, чем во время эвакуации с Ресургема. Большинство из семнадцати тысяч человек, прибывших на борт две недели назад, до сих пор не прошли надлежащую обработку. Они живут в ужасающих условиях. — Она вздрогнула, словно испытывая на себе часть этого убожества через осмос.
— Вы хотите поговорить о невыразимых условиях, — сказала Круз, — попробуйте умереть в течение нескольких недель, посмотрим, насколько это вам подходит.
Кашиан покачала головой, раздраженно глядя на других старших. — С этой женщиной невозможно вести переговоры. Она все сводит к оскорблению или абсурду.
— Могу я кое-что сказать? — спросил Васко Малинин.
Скорпио пожал плечами в его сторону.
Васко встал и наклонился вперед через стол, растопырив пальцы для опоры. — Я не буду обсуждать логистику помощи в эвакуации из Йеллоустоуна, — сказал он. — Я не верю, что это имеет какое-то значение. Независимо от потребностей этих беженцев, нам дали четкое указание не лететь туда. Мы должны прислушаться к Ауре.
— Она не говорила, что нам не следует ехать в Йеллоустоун, — вставила Круз. — Она просто сказала, что мы должны лететь на Хелу.
Выражение лица Васко было суровым. — Вы думаете, есть разница?
— Как я уже сказала, Йеллоустоун может стать нашим главным приоритетом. Это не исключает посещения Хелы после завершения эвакуации.
— На это уйдут десятилетия, — сказал Васко.
— Что бы мы ни делали, на это уйдут десятилетия, — сказала Круз, слегка улыбаясь. — Такова природа игры, малыш. Привыкай к этому.
— Я знаю суть игры, — сказал ей Васко тихим голосом, давая понять, что она совершила ошибку, обратившись к нему таким образом. — Я также знаю, что мы получили четкие инструкции о том, как связаться с Хелой. Если бы Йеллоустоун был частью планов Ауры, как вы думаете, она бы нам не сказала?
Они все посмотрели на ребенка. Иногда Аура заговаривала: к этому времени все уже привыкли к ее тихому, полусформированному, жидкому кваканью. И все же бывали дни, когда она вообще ничего не говорила или издавала только детские звуки. Тогда, как и сейчас, она, казалось, переключилась в режим чрезвычайной восприимчивости, принимая больше, чем отдавая. Ее развитие ускорилось, но не шло гладко: были скачки, но были и провалы, и необъяснимые откаты назад.
