Низко поклонившись королю, Эльза поспешно удалилась.
На следующее утро, когда Эльза шла по коридору, ее остановил король.
— О чем ты вчера беседовала в коридоре с королевой? — напрямую спросил он ее.
— Ваше Величество... — Эльза замялась и потупилась.
— Ты же знаешь, я не люблю, когда от меня что-то скрывают. Не ответишь или солжешь, я заставлю тебя очень пожалеть о том. Давай выкладывай начистоту, что произошло, что ты не утерпела и прямо в коридоре завела о том разговор.
— Королева на балконе вчера била Дуркуса... а я... я сказала ей, что он мстительный очень, и ей не мешало бы знать об этом... — не поднимая глаз, испуганно призналась Эльза.
— Била шута? — не веря собственным ушам, переспросил король. — Да этого быть не может, Эльза, ты путаешь что-то.
— Ничего я не путаю... я сама видела. Когда я вышла на балкон, она его ногой по голове била и идиотом назвала. Прогневал он ее видно чем-то...
— А он?
— Что он? Он распластался у ее ног и только руки к голове прижал, чтоб кровь остановить. Ее Величество каблуком ему лоб до крови разбила. Неужели Вы думаете, он открыто противиться посмел бы? Я вот только теперь боюсь, как бы он мстить королеве не надумал... Вы же знаете, какой мстительный он... — Эльза подняла голову и с мольбой взглянула на короля, — не позвольте ему того, Ваше Величество...
— По этому поводу можешь не волноваться... я не позволю не только чтоб он что-то сделал королеве, а даже помыслить о том посмел. Он и не то, с покорностью от нее примет, — проговорил король, после чего развернулся и стремительно удалился.
Эльза склонилась ему вслед, размышляя, правильно ли сделала, что обо всем рассказала королю и надо ли признаваться в этом королеве. После недолгих размышлений она пришла к выводу, что поступила правильно, так как своим рассказом подвигла короля принять меры к тому, чтобы шут не посмел обидеть королеву, и что о разговоре с королем говорить королеве она не будет, если та напрямую не спросит ее об этом.
Король нашел Дуркуса в его комнате. Тот стоял на коленях перед висевшим на стене распятьем и усердно молился.
— Замаливаешь грехи? Поднимайся, все равно все не замолишь, — раздраженно проговорил король.
Шут поспешно поднялся, под звон колокольчиков своего костюма, обернулся к нему и, поклонившись, проговорил:
— Кто б сомневался в том, государь... Вы что-то хотели от Дуркуса?
— Хотел... — согласно кивнул король, внимательно вглядываясь в его лицо, — хотел узнать, чем ты вчера прогневал королеву, что она так лоб тебе разбила? — он рукой указал на большой кровоподтек на лбу шута.
— Дуркус очень старался не огорчать королеву, он помнит Ваш наказ, — шут встал на колени и склонился к полу, — но Ее Величеству Дуркус не нравится... он не может ей нравится, поэтому она побила Дуркуса, и правильно сделала... Дуркус с благодарностью все принял, он надеялся хотя бы этим доставить удовольствие королеве, но гадкая фрейлина прервала наказание, и Дуркус расстроился, он знает, что заслужил гораздо большее наказание. Но он надеется, что королева найдет время и возможно в следующий раз накажет сильнее, он будет ждать этого и будет стараться любым способом угодить королеве.
— Ты думаешь, она узнала? — с усмешкой посмотрев на него, спросил король.
— Она постаралась показать, что не узнала, но она не могла не узнать, Ваше Величество... хотя бы потому, что побила. Королева не из тех, кто бьет калек увечных.
— Вот и я удивился... подумал, что досадить ей чем попытался, но раз за прошлое, то тогда понятно... Кстати, если ты только помыслишь о том, чтоб хоть чем-то вновь навредить ей...
— Не было и не будет в мыслях у меня такого, государь... — не дав ему договорить, запричитал шут. — Как я могу? Дуркус того не посмеет никогда больше... и ее неприязнь и гнев безропотно примет... по делам то моим, по делам... Клянусь я: Дуркус будет всячески угождать Вашей супруге. Возможно, со временем она простит Дуркуса, и Дуркус сможет быть ей полезен также, как старается быть полезен Вам.
— Смотри... хоть раз пожалуется мне на тебя... о смерти, как о милости просить будешь... Понял?
— Понял. Дуркус все понял, государь.
— Вот и хорошо, — удовлетворенно проронил король и вышел, плотно закрыв за собой дверь.
Шут некоторое время молчал, по-прежнему стоя на коленях и склонившись к полу, а потом тихо пробормотал: — Господи, какой же он самоуверенный идиот... Он думает, что это он ее от меня защищал и защищает, не понимая, что это она его все время хранит... и только из-за нее и ради нее я все для него делаю, и буду делать... — он тяжело вздохнул и, повернувшись к распятию, вновь стал горячо молиться.
Свадьба принца Стефана, как и пообещал король, состоялась через три месяца. Княжна, ставшая принцессой Стеллой, оказалась высокой мускулистой и очень красивой девушкой с длинными черными волосами и большими темными, как ночь глазами. Она хорошо и почти без акцента говорила на их языке, а так же неплохо знала латынь, прекрасно держалась в седле и, судя по ее манерам, умела обращаться с оружием и привыкла командовать.
Король принял ее тепло, радушно и оказывал ей всяческие знаки внимания. Стефан же наоборот, был замкнут и холоден с ней. Однако было похоже, что принцессу Стеллу такое отношение супруга ничуть не расстраивает. Она сразу же после свадьбы, абсолютно не смущаясь ни присутствия своего молодого супруга, ни королевы, стала беззастенчиво кокетничать с королем, и тот явно поощрял ее такое поведение.
Весь двор с интересом следил за развитием событий, гадая, станет ли юная принцесса фавориткой короля, впав вместе с ним в греховную родственную связь или нет. Многие отвергали такую возможность, но даже они не могли предугадать, чем все завершится. Потому что завершилось все грандиозным скандалом: король выгнал практически голую невестку из своей спальни, обвинив в том, что она пыталась склонить его к греховной связи.
С этого момента принцесса Стелла впала у короля в немилость. Он не упускал ни одного случая, чтобы унизить или открыто оскорбить ее, а вместе с ней и принца, заставив при этом весь двор соревноваться в попытках побольнее уязвить наследную чету. В этих поголовных состязаниях не участвовали лишь королева и к всеобщему удивлению шут короля.
Принцесса старалась держаться стойко и не реагировать ни на колкие замечания, ни на оскорбления. Однако день ото дня король обращался и с ней и с принцем все хуже и хуже. Он придирался ко всему, делая ей замечания и по поводу как она ест, и как одевается, и как ведет себя. После чего, исходя из этого, обвинял ее в разврате, распущенности, полном отсутствии культуры и несоблюдении христианских заповедей, каждый раз говоря о том, что видимо, так принято в ее стране и ее роду, и ожидать что-либо другого было бессмысленно от бывшей дикой язычницы. Затем король начинал зло упрекать Стефана, что тот не может ничего объяснить жене и перевоспитать ее, заставив соблюдать хотя бы элементарные нормы и приличия.
Стефан, который был явно слабее своей жены как физически, так и морально и даже помыслить боялся хоть как-то начать ее перевоспитывать, впадал после подобных слов в истерику. Он со слезами на глазах, начинал в ответ укорять отца, что тот женил его, не спросив его согласия, что жена его дикая, неадекватная особа, которую перевоспитывать невозможно, и с которой он вообще ничего общего иметь не желает. Поэтому если король считает, что ее можно перевоспитать, пусть перевоспитывает ее сам.
Обычно на этом все и заканчивалось, но однажды после этих слов, король подозвал к себе невестку, заставил встать перед ним на колени, приподнял ей рукой подбородок и, глядя прямо в глаза, жестко заявил, что, ему надоело выслушивать подобные слова ее супруга. Что в ближайшее время он с советниками уезжает в инспекционную поездку, и если по приезде из нее, узнает, что она, как и должно истинной христианке, не начала слушаться мужа так, как положено по писанию, чтобы он именно с него мог спрашивать за ее поведение, то тогда он сам начнет при всех воспитывать ее, при этом, не стесняя себя в выборе способов воспитания.
В глазах Стеллы заблестели слезы, но она справилась с собой и не расплакалась, однако, как только король отпустил ее и разрешил уйти, стремительно выбежала из залы.
Королева заметила, что почти тут же, следом за ней, вышел шут.
Вечером королева велела Эльзе разыскать шута и привести к ней. Эльза нашла шута в дальнем крыле дворца и передала приказ королевы. Тот тут же вместе с ней прошел в покои королевы, где уже у порога опустился на колени и, низко склонив голову, пополз к королеве, приговаривая:
— Дуркус пришел, Ваше Величество... Вы ведь изволили звать Дуркуса? Он сразу пришел, как только услышал... Что Вы хотите, чтоб сделал Дуркус? Дуркус выполнит все, что желает королева.
Увидев, что королева сделала ей знак рукой удалиться, Эльза торопливо вышла, оставив шута наедине с королевой.
Общаясь с шутом, королева всегда была очень холодна и сурова, хотя тот постоянно демонстрировал раболепие и полную покорность, сам унижаясь и пресмыкаясь перед ней. Видя это и зная мстительный характер шута, Эльза по-прежнему боялась скрытых козней с его стороны, ожидая от него любой каверзы. Размышляя о том, зачем королева могла сама позвать шута и чем все это может закончиться, Эльза вышла в дворцовый сад, и там неожиданно для себя столкнулась с принцессой Стелой.
— Извините, Ваше Высочество, — пробормотала Эльза, склоняясь перед принцессой.
— Ооо, леди Эльза, — заинтересованно посмотрела на нее принцесса, чуть склонив голову на бок, — чем это Вы столь озабочены, что не видите ничего вокруг? Вас чем-то обидела королева?
— Нет, что Вы... — Эльза испуганно замотала головой.
— Тогда что Вас так заботит?
— Ничего, принцесса. Ровным счетом ничего.
— Не надо лгать, леди Эльза. Вам это плохо удается. У Вас все написано на лице. Я не люблю лжецов. Поэтому если Вы, подобно всему двору не хотите со мной общаться, считая меня развратной язычницей, так имейте мужество честно и прямо сказать мне это в глаза. Вы ведь знаете, что я в немилости у короля, так что этим Вы и королевскую политику поддержите, и в моих глазах реабилитируетесь.
Эльза растерянно повела плечами. За все время пребывания при дворе она так и не научилась вести сложные риторические беседы и, не блистая красноречием, не могла ни достойно возражать, ни уходить от ответов:
— Я совсем не из-за этого, Ваше Высочество... я хорошо отношусь к Вам... но королева действительно ничем не обижала меня...
— Тогда чем Вы так расстроены?
— Королева вызвала к себе Дуркуса, и я боюсь, что ничем хорошим это не кончится. Он мстительный... а королева... королева безжалостно сурова с ним...
— Королева изводит шута?
— Она не изводит... Она никого не изводит! Как Вы можете говорить такое о ней? Я Вам такого не говорила! — у Эльзы от возмущения даже дыхание перехватило.
— Леди Эльза, не нервничайте так. Я может быть не совсем правильно выразилась... Не будьте ко мне столь строги, Ваш язык мне неродной и я могу ошибиться в использовании слов. Не лишайте меня Вашего расположения... Я и так всем чужая при Вашем дворе, мне даже поговорить здесь не с кем... да и не знаю я, кто достоин доверия и дружбы, а кто нет. Вот, Вы вызываете у меня искреннюю симпатию и доверие, я бы с радостью сдружилась бы с Вами, если Вы, конечно, не возражаете против того и доверяете мне.
— Конечно же не возражаю, Ваше Высочество... я доверяю Вам, и расположена к Вам... Я поняла, что Вы не то имели в виду, — польщено улыбнулась Эльза, ей нравилась красивая, гордая и волевая принцесса.
— Тогда поясните мне, чего Вы опасаетесь, я не поняла...
— Да, королева не хочет принимать во внимание, что Дуркус на редкость каверзный и хитрый... Мало того, что все про всех знает, так еще никогда нельзя быть уверенной, что, улыбаясь тебе в лицо, он не всадит нож тебе в спину, — Эльза раздраженно поморщилась.
— У Вас есть основания полагать, что он хочет всадить Вам в спину нож? — удивленно приподняла брови принцесса.
— Нет, но я это нутром чувствую... хотя скорее нож не мне, а королеве... он не прощает обиды, а она мало того, что однажды сильно избила его, так еще ему теперь постоянно приходится пресмыкаться перед ней. Его, конечно, сдерживает то, что она — королева... но я уверена, что заискивая и раболепствуя сейчас перед ней, он мечтает когда-нибудь отомстить.
— Леди Эльза, по-моему, Вы преувеличиваете... Он шут, как он может мечтать отомстить королеве?
— О, Ваше Высочество, Вы действительно, много не знаете у нас при дворе... Дуркус негласно контролирует всю охрану дворца... и всех слуг тоже... Его боятся все, зная как он умеет мстить, при этом каждый раз выходя сухим из воды... Исключение составляют только король и королева. Король, его не боится, потому что уверен в своей власти, а королева... королева не боится, не знаю почему. Хотя зря... особенно сейчас, когда она ждет ребенка.
— Королева беременна? — переспросила принцесса Стела, обаятельно улыбнувшись, — Как это замечательно, хотя совсем незаметно... — и тут же забросала Эльзу вопросами, — А какой месяц? Король знает об этом? Он счастлив?
— Да уже пятый месяц как... Действительно королева старается, что особо заметно не было это, но король, конечно же, знает, и полагаю, счастлив. А как же иначе? Он очень ждет ребенка и надеется, что мальчик будет.
— На это все мужчины надеются. Будь их воля, девочки не рождались бы вовсе, — усмехнувшись, заметила принцесса, а потом, перейдя на доверительный тон, попросила: — Вы, кстати, леди Эльза, передайте Ее Величеству мою глубочайшую признательность. Я очень ценю ее ровное и доброжелательное ко мне отношение, особенно в момент немилости короля и опалы всего двора. И может быть, при удобном случае, Вы замолвите за меня словечко и передадите королеве от меня наилучшие пожелания?
— Я все при случае обязательно передам, Ваше Высочество.
— Это было бы прекрасно, леди Эльза, я Вам была бы очень благодарна. Всего наилучшего, — еще раз улыбнулась принцесса и удалилась.
Эльза, с восхищением глядя ей вслед, проводила ее долгим взглядом, а когда она скрылась, повернулась, и испуганно вздрогнула, увидев за своей спиной шута.
— Вы боитесь меня, леди Эльза? — с явной усмешкой проговорил он, подходя ближе.
— Вы так незаметно подкрадываетесь, Дуркус. Любой испугается, — Эльза зябко передернула плечами.
— Вы не заметили меня лишь потому, что были поглощены разговором. Неужели принцесса такая приятная собеседница?
— Хотите пожаловаться королю, что я общаюсь с опальной принцессой? Жалуйтесь, — сердито поджала губы Эльза.
— Разве Дуркус когда-нибудь обидел Вас, леди Эльза, что Вы заранее приписываете ему такие помыслы?
— Разве обязательно нужно самой сунуть руку в кипящую воду, чтоб убедиться, что кипятком можно обжечься?
— Совать руки, куда не попадя дело всегда довольно опасное... и, конечно же, лучше никогда не делать того... только если Вы не разводили костер и воду не грели, то стоит ли бояться кипятка?
