— Ерунда, — беспечно махнул доктор Ифар. — Ценность небольшая, их напечатали дёшево и с хорошим запасом. К тому же...
— К тому же, если устав гильдии изменится, запас придется снести в уборную и порвать на листки, — закончил фразу Эшта, относившийся к уставу и его возможностям без радужных ожиданий.
— Где напечатали ваш устав? — спросил Илан. — Здесь в Арденне?
— А вам зачем? — удивился доктор Ифар.
— Доктор Раур предлагает всем публиковать научные работы, вы же слышали тогда на обеде, — сказал Илан. — У меня как раз готово исследование по лечению чахотки препаратами из пещерной плесени. Я думаю, оно не только госпиталю могло бы быть полезно. Центральная типография стоит дорого, а лишних денег у меня нет.
— Да, где-то на западной окраине, точно не знаю, я лишь подписывал счет. Если хотите адрес, найдите в городе доктора Ирэ, он, кажется, вам знаком. Он казначей гильдии, отыщет в бумагах.
— Спасибо, — сказал Илан, а, может, вовсе не Илан, а парень из префектуры.
Проклятая мертвая хватка. Хочешь разжать зубы, и не можешь. Но какого черта, доктор, при таких твоих талантах, тебе на пятки наступает тетя Мира и приносит какие-то неведомые сплетни? Если парень из префектуры со своим охотничьим азартом и дурак, то он тут не один такой. Или, может быть, Адар виноват? Не нужно было обращаться в нему с просьбой найти родственников Неподарка, не нужно было разговаривать про отрубленную руку доктора Эшты, не нужно было попадаться на пути, когда пострадал Номо?.. Илан нечаянно создал впечатление, будто он занят какой-то городской деятельностью, в то время, как занимается он только делами для собственного спокойствия... Но и здесь — с какой стороны посмотреть. Будь жив недогосударь Шаджаракта, он сказал бы, что его собственное спокойствие и спокойствие всего Арданского побережья это одно и то же. У парня из префектуры круг сужается приблизительно до размеров Арденны, а у доктора Илана это всего лишь госпиталь.
Похоже, и правда пора составить отчет. Разложить всю эту плутомань по строчкам. Кое-что парень из префектуры уже выпутал, кое-что узнал. Стало попроще. Но понеприятнее. Удивляться нечему, так всегда получалось в Арденне. На первый взгляд — город, как город. Порт, корабли, купцы, иноземные гости, бойкая торговля, страховые конторы, длинные набережные, хорошие мостовые, Судная площадь, загородные усадьбы, обветшавший дворец. Как везде. Начинаешь присматриваться — какое-то змеиное гнездо среди мусорных куч, где змеи перевились, и кто кого кусает, кто ест чужой хвост, а кто свой собственный, кто молчком, а у кого полный рот грязи и яда, не разберет даже трижды святой.
На пороге палаты возник Неподарок.
— Доктор, пойдемте, к вам пришли на прием. Вы не обедали? Хотите, я возьму для вас обед наверх?
Смотрит сегодня как-то иначе. Не как раб на хозяина, а одобрительно, почти дружески. Можно даже сказать — почти как Мышь. Ну, как же, доктора обидели ни за что, это поперек чувства справедливости. Опытный в области незаслуженных оскорблений Неподарок сочувствует, проявляет понимание, и даже, возможно, от всего сердца хотел бы помочь. Так у него, наверное, было с глотательницей гвоздей. От чужой обиды родилось доверие и чувство близости душ. Теперь доктор Илан сподобился снисхождения и участия.
Илан кивнул: пойдемте. Только ему нужно умыться холодной водой. Отправил Неподарка за обедом, сам открыл дверь в уборную напротив малой сестринской, и сразу закрыл. Не то, чтобы там занято. Но и не свободно. В полутьме каменной ниши, где Илан недавно разговаривал с Обмороком, плечом к плечу сидят двое и курят по-хофрски свернутую морскую траву. Сам Рыжий и доктор Наджед. Давно сидят, дыма много напустили. Здесь Илану нечего было делать, он развернулся на каблуках и отправился умываться в процедурную, заодно и синюю мышь забрать. Пока приводил себя в порядок, слышал за дверью голоса и шаги. Его преследуют. Кажется, Никар ведет погоню. Однако сонный мальчик из морга проспал и задал неверное направление — в сторону дезинфекции. Пусть идут. Извинения не нужны. Обвинения тем более. Илан не ребенок, чтобы не соображать — если его второй раз за два дня приняли за Черного Адмирала, дальше будет только хуже. И чем старше он будет становиться, тем больше будет на отца похож. Не он виноват, но ему отдуваться.
* * *
В кабинете ждала Кайя. На коленях у нее лежала потрепанная 'Азбука' для народной школы. Ее она сразу протянула Илану со словами:
— Спасибо, что ничего никому не сказал.
Илан отложил книгу, прошел в лабораторию, поставил на стол банку с синей мышью и отпер сейф. Больше половины денег, что выданы были ему за полтора месяца работы в госпитале, остались нетронуты. Он высыпал их из мешочка и пересчитал — сто восемьдесят дян. Почти сто тридцать лар. Он просто не знает, куда их тратить. Нет интересов, которые он мог бы купить за деньги. Ссыпал монеты обратно, завязал и вынес Кайе.
— Забирай, — сказал он. — Это все, что у меня есть.
По тяжести мешочка она поняла, что там втрое больше, чем она просила.
— Слишком много, — отвечала она твердо. — Я могу не вернуться в госпиталь и не сумею их отработать.
— Это мои собственные деньги, — отвечал Илан. — Не госпитальные. Бери, пока даю. Мне все равно их тратить не на кого.
Она помотала головой, отсыпала половину в карман форменного фартука, остальными звякнула о стол, почти бросив их рядом с азбукой, и голос прозвучал с вызовом:
— Не думай, что, раз у меня нет чести, то нет и совести! Мне не нужны чрезмерные обязательства и слишком большие долги.
Илан пожал плечами. Просить в долг и знать, что не отдашь — не все ли равно какую сумму? Или брать и не отдавать не слишком большой долг совесть позволяет? Взять деньги и, фактически, на них вернуть книгу взамен испорченной — тоже не очень честный жест. Может быть, правильный, но эта правильность за чужой счет, пустое самоуспокоение. С вызовом бросать обратно, быть немножечко в долгу, в половину обязана — странный способ выглядеть достойно. Он не настаивал, не хочет брать все — не надо. Но он ее не понимал. Он не делил долги на категории: которые нужно отдавать, и которые можно не отдавать. Должен хоть пол медяка — и чувствуй совесть, и плати.
— Ты точно знаешь, зачем ты туда едешь? — спросил Илан.
Кайя обернулась с порога, вместо ответа сказала:
— Благодарю.
Илан махнул ей рукой: иди, не разговаривай. А сам подумал: с чего он взял, будто Обморок плачет из-за политики? Может быть — вот она, причина? Повела хвостом, обошлась по-своему, Ариран тоже ничего не понял, расстроился... Который из людей с крыльями пригласил ее на работу? Что ей пообещали? Про возможную войну наверняка ни один не сказал ни слова. И Илан не сказал. Так есть ли у него самого совесть? Она всерьез собирается, а ее не предупредили...
День плохо начался, дотянул всего лишь до середины, и Илан представления не имел, чем всё сегодня закончится. Если бы он мог пить, уже ушел бы в акушерское к Гагалу и попросил бы чего-нибудь крепкого. Или купил спирт у санитаров Арайны. Но тут прибрел осторожный Неподарок с полной по края тарелкой супа и зажатой под локтем салфеткой с булочками, и думать о загадках человеческого разума и мерах ответственности Илан перестал. Мышь пришла к нему на стол с банкой, она рвала бумагу и бросала клочки в банку с синей мышью, потом сунула внутрь руку, поймала зверька, спросила:
— А для чего он нам?
— Хочешь, возьми себе, — разрешил Илан, отщипнув для синей мыши хлеба. — Только следи, чтобы он опять не убежал.
Мышь засветилась, словно внутри нее зажгли ацетиленовую лампу, привстала на цыпочки, пустила синюю мышь себе на плечо и потерлась о спинку зверька щекой.
— Если от тебя будет пахнуть мышами, пойдешь жить в дезинфекцию, — строго предупредил Илан.
Но Мышь только засмеялась.
Доктору Илану даже почти позволили доесть. И у него почти получилось успокоиться. Он разломил последнюю булочку, когда раздался требовательный стук в дверь, и, не дожидаясь ответа, в кабинет вошел незваный гость — господин Игир, сын доктора Ифара и главный возмутитель спокойствия городских медицинских гильдий, если верить донесенным до Илана слухам. Вид у господина Игира был недружественный.
— Я пришел говорить о здоровье моего отца! — без приветственного слова или хотя бы жеста заявил с порога он.
Илан отодвинул тарелку и кивнул Мыши освободить стол. Сегодня у него день буйного родственника. Будем надеяться, этот пришел без волшебных бумажек и его не будет трясти от чьего-то семейного сходства. У аптекарей свое волшебство, и бумажки для их волшебства напечатаны особенные. Да и сходство с людьми, до нового завещания считавшимися чужими, в их семье прослеживается не самое приятное.
— Проходите, — пригласил Илан невозмутимо и откинулся на спинку стула.
Аптекарь сделал несколько шагов вперед и остановился на пол пути к табурету для посетителей.
— Я бы хотел, чтобы доктора Ифара осмотрели наиболее компетентные и уважаемые члены городской гильдии врачей, — не сбавляя возмущенно-требовательного тона продолжил господин Игир.
Илану пришлось повторно указать на табурет возле стола. Но аптекарь так и остался стоять.
— Ничего не имею против. — Илан спокойно пожал плечами. — Тем не менее, не могу этого допустить.
— Почему? — господин Игир от негодования даже взмахнул руками.
— Потому что сам доктор Ифар этого не хочет.
— Почему?!
— Видимо, он считает мою компетенцию достаточной и вполне меня уважает, как врача, чтобы полностью доверить мне свое здоровье, — проговорил Илан. — А я не нахожу, что он настолько серьезно болен, насколько предположил, например, доктор Ирэ. Да вы присядьте. Не нужно так беспокоиться. С вашим папенькой все будет хорошо.
— Допустим, — господин Игир опустился наконец на табурет, но надменно сложил руки на груди и смотрел на Илана строго. — Где подтверждение вашим словам?
— Решения самого доктора Ифара вам недостаточно?
— Пусть подтвердит его еще раз.
— Хорошо, я поговорю с ним снова.
— Нет! На этот раз я поговорю с ним!
— Этого я тоже не могу разрешить.
— Да почему же?!!
Илан внешне оставался каменно спокоен. Ровным голосом он ответил:
— Доктор Ифар просил никого к нему не допускать. Он не хочет, чтобы его беспокоили.
— Доктор Ифар... — аптекарь наконец расцепил руки и положил ладони на край стола, подавшись в сторону Илана с такой силой, что стол дрогнул, — может доверять кому угодно и в чем угодно, но, что касается меня, то вам не доверяю я! Вы утешаете больного человека сказками о скором и простом выздоровлении, рождаете в нем ложную надежду! Вы заперли его внутри своих коридоров, где у вас не палаты, а какое-то скотское стойло! Вы не отдаете никому никаких отчетов о проводимом лечении! Это недопустимо! Это противоречит любой профессиональной этике! Я его сын, я имею право знать, что творится с моим отцом и видеться с ним!
О профессиональной этике господину аптекарю лучше было бы не заикаться. Илан сразу вспомнил про крысиную отраву в леденцах Обморока.
— Мышь, подай нам чай, — обернулся он в сторону приоткрытой двери в лабораторию. — Чтобы господин Игир мог выслушать меня трезво, ему нужно вначале успокоиться. — И снова обратился к аптекарю: — Я не могу нарушить оказанное мне со стороны доктора Ифара доверие и отвести вас к нему, если он не хочет видеть никого из своей семьи и никого из гильдии врачей. Ему тоже нужно успокоиться. Никакого лечения мы сейчас не проводим, потому что он скверно чувствует себя душевно, и виноваты в этом вы, его родственники. Ему всего лишь дважды дали снотворное и один раз самое легкое успокоительное. Имейте терпение переждать бурю. Как только он сам захочет с вами увидеться, я сразу же вам сообщу.
— Я требую немедленно собрать консилиум из городских врачей!
— Если вы настаиваете на том, чтобы не я был для вас источником решения об отказе от консилиума, я попрошу доктора Ифара составить отказ в письменном виде. Специально для вас.
Мышь вышла из лаборатории с чашками и поставила перед Иланом и господином Игиром горячий чай. Теперь трясти стол, махать руками и делать другие резкие жесты господину Игиру стало опасно. А Илан достал коробочку Обморока, наполненную аптечными конфетами, открыл ее и подвинул ближе к возмущенному посетителю, с доброжелательным вниманием глядя тому в лицо.
— Пожалуйста, успокойтесь, — сказал Илан. — Возьмите конфетку.
Господин Игир, уже набравший в грудь воздуха для продолжения своей негодующей речи, вдруг подавился словами. Он смотрел на коробочку, на Илана, снова на коробочку и снова на Илана. Он не отпрянул сразу, подавался назад постепенно. Но выглядел при этом так, словно его облили холодной водой.
Арданская ничья, думал Илан. Выход из безвыходной ситуации в игре 'королевское войско', когда игрок переворачивает доску с фигурами. Или ломает ее о голову соперника. Смотря, насколько серьезны ставки в игре. Доктор Илан никогда не играл в королевское войско хорошо, сначала ему было скучно подолгу сидеть за расчерченной на квадраты доской, а потом стало некогда. Поэтому арданская ничья для него отличный выход при любом затруднительном случае. А господин аптекарь и вовсе не умеет играть в эти игры. Он — человек, плетущий первый в своей жизни серьезный заговор. И сразу в высших кругах. С недогосударем Арденны, которого одни считают святым, другие полноправным наследником древних богов, третьи — самой опасной, по его черной адмиральской крови, тварью на земле. И даже не догадывается, что сейчас перед ним сидит не недогосударь, и даже не щенок хирурга, не заслуживший еще в хирургическом сообществе серьезного доверия, поэтому его нужно проверять и перепроверять консилиумами. Перед ним щенок Чепухи. Тот парень из префектуры.
— Берите, берите, — Илан подтолкнул коробочку к Игиру еще ближе, сам взял оттуда конфету и положил в рот.
Выражение лица господина Игира сменилось с возмущенного на беспомощное. Суровое выражение он сумел вернуть себе не сразу, и легло оно кривовато. Через сглатывание сухим горлом комка из множества невысказанных слов. Комок был упрямый, колючий, глотаться не хотел, и на лице аптекаря не обошлось без внутренней борьбы. Впрочем, господин Игир успешно подавил сомнения и вслух ни единым словом себя не выдал.
Илан взял еще одну конфету и отпил из своей чашки горячий чай. Смотреть серьезно и не улыбаться ему тоже стоило труда. Но он привык не говорить правды в гораздо более серьезных случаях и не сдавать позиций перед требовательными родственниками, поэтому ему было проще. Господин Игир, не мигая, следил за движениями Илана, потом вдруг решился, запустил руку в коробку, выгреб оттуда конфеты и заявил:
— Я сейчас иду в акушерскую школу преподавать аптечное дело. Там учатся сироты, я, с вашего позволения, отдам конфеты бедным детям. У вас ведь есть еще? А у них нет.
Илан все же разрешил себе улыбнуться. Все правильно. С одной-двух конфеток доктору Илану ничего не будет. Мышьяк можно принимать изредка малыми дозами, он оказывает благотворное действие на кроветворение и даже, хоть и весьма условно, приучает организм к яду. По крайней мере, к тому яду, что дан в порошке. Паниковать не с чего. Доза мала. Другое дело, если съесть быстро всю коробку или производить регулярный прием малых доз. Еще один человек с половинчатой совестью. Отравить Обморока совесть ему позволяет, спокойно смотреть, как травится арданский недогосударь — нет. Разыграть благотворительность за чужой счет, по крайней мере, на словах, угостив сирот чужими конфетами, он может, а взять в акушерскую школу леденцов из своей аптеки он до сегодняшнего дня и не подумал.
