Она снова замолчала, теперь молчание продлилось несколько минут. Всё это время, как ощущал Шепард, она смотрела куда-то вниз остановившимся взглядом:
— Пятьдесят лет, — тихо сказала матриарх. Пятьдесят лет мира... И я эти годы... упустила. Если бы Лиара... Если бы я смогла тогда остановить Лиару, наверное, не было бы и моей встречи с Сареном... Не было бы этих пятидесяти лет отчуждения. Я сейчас часто думаю, что я потеряла дочь навсегда. Та Лиара, которую я, может быть, увижу в ближайшем будущем, это будет уже взрослая, самостоятельная, зрелая азари. Она всегда отличалась от своих сверстниц. Очень отличалась. Её не привлекали танцы на подиумах у шестов, ей не нравилось рассматривать сколько-нибудь серьёзно перспективу стать наёмницей. За какой-то год она прочла столько книг, сколько средняя азари хорошо, если прочла за всю тысячу лет... И я... я не понимала тогда, насколько Лиара... другая! Не понимала, Джон! Я, мать, не понимала свою дочь, которую выносила и родила!... Вот что страшно! Да, вроде бы и считается, что большинство матерей-азари способны полностью отпустить своих дочерей, едва им исполнится сорок лет, но я... я никогда не думала, что я отпущу свою дочь вот так. Так отпущу, что она... совершенно исчезнет из моей жизни.
Бенезия замолчала. Несколько секунд — и она продолжает:
— Ни звонка, ни записки. Ничего. Долгие годы... И я... я окунулась в это варево политики Матриархата, стремясь заполнить возникшую внутри меня пустоту... Эта пустота привела меня в лапы Жнеца. И я пропала... Моя суть пропала из Галактики на эти... годы. Лиара, я почему-то убеждена в этом, она уверена в том, что я... погибла. Распространённый вариант... Очень распространённый. А раз я погибла... значит, Лиара ощутила самое страшное — одиночество. Ладно там любая другая азари, более стандартная, что ли. Но Лиара... её 'повёрнутость' на протеанах была способна возмутить почти любую мою соплеменницу. А уж представители других рас вообще редко когда могли выдержать многословие моей дочери. Не пустое, нет. Она была... тогда... тогда была молода, она была слишком убеждена в том, что сделала что-то действительно ценное, важное. Наверное, в молодости это необходимо... такое вот ощущение уверенности в своей всемогущести ... И теперь Лиара в одиночестве работает, продолжает продвигать свои исследования, совершенствует свою теорию, мало признаваемую другими специалистами. Знаю, пыталась читать её старые статьи. Пыталась читать и новые... Вот читаю, а перед глазами — не протеане, а она... Как ни стараюсь, не могу вникнуть в суть статей, не могу, как ни пытаюсь. Всё время думаю о ней... А как вспомню, что прошло пятьдесят лет... Так... больно... Из-за моего исчезновения и Этиту могли 'подвинуть' на менее значимые позиции. У чиновниц Матриархата это быстро... Кормушка, как везде, маленькая, а желающих оказаться как можно ближе к ней — много. Да почти все... желают. Противно, но это... Это жизнь, которой скоро может не быть. И я так глупо растратила пять десятков лет... Сначала потеряла Лиару, а потом... потом потеряла себя.
Она повернулась к Шепарду, вперила в его лицо свой взгляд, в котором было столько боли, что Джон в первую секунду смешался. Что он может сделать, если восьмисотлетняя матриарх с её-то жизненным опытом чувствует себя бессильной, бесполезной и почти не нужной?! Ему нет и сорока, а ей — за восемьсот. Она видела в этой жизни в тысячу раз больше чем он... А сейчас она — слаба:
— Джон... Я понимаю, что буквально плачусь вам в жилетку. Понимаю. Но... это всё я могу сказать только вам. Только вам одному, хотя понимаю, что и без моих проблем у вас хлопот хватает... — Бенезия помолчала несколько секунд. — Джон... Только рядом с вами мне становится легче. Даже если я ничего не буду вам говорить, даже если я не буду на вас смотреть — мне уже легче. Намного легче. Так легче, как никогда... Простите, Джон, но я скажу... Я... люблю вас. И хочу, чтобы вы знали — на Тессии, в моём доме, как бы мне ни было трудно и сложно — вы всегда будете самым желанным... не гостем, нет... Другом. Близким другом... Очень близким, — выдохнула Бенезия. — И не только на Тессии, Джон. Везде, где буду я — я буду рада вам. Очень, очень рада, — она обняла Шепарда, прижалась к нему и, замолчав, спрятала лицо у него на груди.
Несколько минут. Несколько минут тишины. Бенезия обнимала Шепарда. Обнимала и он чувствовал: это то, что ей сейчас необходимее всего. Может быть, у неё все чувства сейчас пошли вразнос. Очень даже может быть.
— Простите, Джон. Я скажу... — она вздохнула. — Я понимаю, что... это странно. Но не могу, да и не хочу поступать как-то иначе. Я знаю, что...
— Дэйна? — спросил Шепард, не стремясь смотреть на собеседницу.
— Да. И я... как бы становлюсь между ней... и вами, — выдохнула, сдерживая волнение и опасение, Бенезия.
— Нет, — тихо сказал Шепард.
— Что — 'нет', Джон?! Что — 'нет'?! Она — человек, вы — человек, она вас — любит. И тут... появляюсь я, вы меня спасли и я... я смею на что-то надеяться?!
— Смеете, — тихо сказал Шепард. — Потому что вы — живая.
— М-м-м. Теперь — да, — чуть смешалась азари. — Но всё равно...
— Дэйна... Она любит меня, это верно, — тихо сказал Шепард. — Но она ничего мне не обещала. И я ей тоже — ничего не обещал. Мы с ней не говорили ни о свадьбе, ни о совместной жизни в одном доме, ни о детях. Сейчас для неё главное — спортивная карьера. — Шепард помолчал несколько секунд. — А когда становится ясно, что впереди, в самом ближайшем будущем... нас ждёт война... галактического масштаба... Тут... очень трудно что-либо планировать. Когда мы уходили из детдома... Это вроде бы — несколько минут. А потом эти минуты, каждую минуту, каждую секунду из этих минут... Вспоминаешь очень точно, очень чётко и очень полно. Так вот, когда мы уходили из детдома, можно сказать, что — во взрослую жизнь... Дэйна сказала, что она... Она будет рада быть рядом со мной. Безо всяких обязательств. Просто быть рядом, — он помолчал. — Я тогда не понимал всего подтекста. И только потом, спустя годы понял... Главное — быть рядом. А все эти свадьбы, все эти красивые бланки... Это — вторично. Главное — иметь что-то такое в своей душе, чтобы быть рядом с другим разумным. А если этого нет или это... исчезнет. То тогда лучше... уйти. Я когда улетал с Земли на 'Арктур', я чувствовал, что эта командировка — особая. Может быть — даже необычная. И, конечно же, я и подумать не мог, насколько она станет действительно особой и необычной. Потому, Бена, скажу так... Я люблю вас.
— Тебя, Джон, тебя, — мягко прервала собеседника азари. — Давай... на 'ты'. Я знаю, нормандовцы поймут, а остальные — смирятся. Потому что у этих остальных — не будет другого выхода...
— Размажешь... — едва заметно, одними губами усмехнулся Шепард.
— И это — тоже, — кивнула матриарх, чуть склонив голову, по-прежнему прижимая её к груди сидевшего старпома. — По обстоятельствам, Джон. По обстоятельствам.
— Давай на 'ты', Бена. Согласен, — тихо сказал Шепард и ощутил, что губы азари тронула довольная, совершенно искренняя и открытая улыбка. — Только... не 'двигай' никого биотикой, не надо. Против твоих талантов никто из нормандовцев, даже Аленко устоять не сможет.
— Понравилось? — усмехнулась совершенно отчётливо Бенезия, не меняя позы и не размыкая объятий.
— Очень, — подтвердил старпом.
— И мне... мне тоже, Джон, понравилось, что именно вы видели это. Видели моё... возрождение. И — стали его творцом...
— Одним из творцов, Бенезия. Только одним из творцов, — уточнил Шепард.
— Пусть одним из, но — самым важным. Для меня — самым важным, — проговорила азари. — Я знаю, что вы любите и Дэйну и Карин, знаю. Понимаю, чувствую и принимаю это как должное. И я рада, горда и счастлива, что вы... любите меня... Я надеюсь, что наша любовь... поможет нам выстоять в предстоящей галактической войне...
— И я тоже надеюсь, Бена. — Шепард укрыл курткой, почти сползшей на траву, плечи азари и та, потянувшись всем телом, поудобнее устроила свою голову на коленях у старпома.
— Объединённая надежда... — страшная сила, — тихо проговорила азари, замирая и закрывая глаза. Шепард чувствовал, как она успокаивается, как согревается. Не сколько от тепла куртки, сколько от тепла души. Своей души. Возрождённой, сохранённой. Пусть она любит его, человека. Пусть. Всё равно впереди у неё — встреча с дочерью и, как бы ни был ей близок он, капитан Джон Шепард, дочь для неё всегда была есть и будет на самом первом, самом приоритетном месте.
Сколько прошло времени с тех пор, как Бенезия удобно умостила свою голову на коленях Шепарда, ни он, ни она, наверное, точно не знали. Ночь была длинной, тридцать часов, потому скорого рассвета никто не ждал. Можно было не спешить, не торопиться. Протеане на своей базе занимались своими неотложными делами, профессор Сташинский готовил вместе со своими помощниками всё необходимое для осуществления бурения горизонтального тоннеля и бурения вертикальной шахты и пока что у Шепарда и Бенезии было время, которое они могли посвятить друг другу.
Сказав про объединённую надежду, сказав об этом очень тихо, мягко и спокойно, Бенезия вскоре уснула. Без сновидений, без кошмаров, без волнений. Уснула крепким, здоровым сном. Восстанавливающим силы — и душевные, и физические. Шепард сидел неподвижно, изредка взглядывая на азари, голова которой покоилась у него на коленях. Хорошо, что Бенезия поспит. Хотя бы час, хотя бы два. Ей нужно восстановиться, впереди у неё — встреча с дочерью. Тогда ей очень понадобятся силы.
Так уж случилось, что, оставшись наедине с ним, она призналась ему в любви. Словесно. И была рада и довольна, услышав ответное признание. Так уж устроены разумные органики, что не всегда доверяют чувствам и ощущениям, нуждаются в словесных подтверждениях. Бенезии нужен кто-то, кому она может поверить очень глубоко и полно, пока не встретится с дочерью.
Карин... Да, она стала хорошей, можно сказать — лучшей подругой из всех разумных, встреченных старшей Т'Сони после выхода из хаскоподобного состояния. Наверное, этот выход так повлиял на внутренние настройки личности матриарха азари, что ей теперь легче, комфортнее и, в какой-то, может быть, весьма значительной мере, привычнее ощущать себя в большей степени не бесполым 'оно', а женщиной.
Она часто, почти постоянно думает о Лиаре, она — её мать и ей предстоит обрести счастье единения с дочерью после почти полувековой разлуки. Ей важно, чтобы её сейчас понимали именно как женщину, а не как условно бесполое 'оно'. Она выбрала Шепарда. Влюбилась... Сказала честно и прямо ему о своей любви. Сама, первая сказала, хотя, наверное, осознавала и понимала, что он догадывается о её чувствах к нему. И сейчас она спит, положив голову ему на коленях, спит, чувствуя себя более спокойно и уверенно. Она не скрывает от Шепарда деталей своего отношения к нему.
Может быть, ей действительно спокойнее и комфортнее рядом с ним. По многим причинам. Она понимает многое в нюансах взаимоотношений мужчин и женщин — людей, землян и не хочет стать угрозой для взаимоотношений Шепарда и Дэйны. Не хочет стать угрозой и — не может отказаться от своего чувства к нему, человеку, вытащившему её душу из 'кокона хаска'. Давшему ей возможность обрести душевную свободу и, возможно, душевную целостность.
Дэйна... Да, он готов отпустить её. Он должен дать ей возможность уйти. И так она пробыла рядом с ним очень долго, она ему очень помогла. Но теперь, перед галактической войной, он должен дать ей возможность уйти. Потому что... потому что вряд ли в ближайшее время он вернётся на Землю, а ей... Ей нужно достойно завершить спортивную карьеру. Эти несколько довоенных лет она должна потратить на то, чтобы уйти из профессионального спорта непобеждённой. И — спокойно и свободно решить, где и кем ей работать тогда, когда спортивная карьера останется в личном прошлом. Вряд ли она станет тренером. Насколько понимал Дэйну Джон, эта работа подругу не привлекала, не интересовала. Хотя... многое может измениться за несколько дней и тем более — за несколько лет. В любом случае он не будет влиять на её выбор. Это — её жизнь и только она может решать, что и как делать.
Думая о Дэйне, Шепард изредка поднимал взгляд к небу. Звёзды мерцали. Сознание человека привычно соединяло их в рисунки хорошо знакомых людям созвездий, сиявших сотни тысяч лет, сияющих сейчас и имевших все шансы сиять ещё тысячи лет после того, как очередное столкновение обитателей Галактики со Жнецами станет древней историей. Когда Шепард смотрел на звёзды, он забывал о времени, оно переставало быть для него ощутимым... Минута истекала за минутой, уходя в прошлое, а он смотрел на звёзды. Просто смотрел, не думая ни о чём.
Бенезия завозилась, легла навзничь, повернула голову, взглянула на Шепарда. Он не стал сразу опускать взгляд. И ей это понравилось. Она придержала куртку на своих плечах, ощутила тепло, почувствовала, как её голова удобно покоится на коленях человека, которого она любит. Которому открыто и свободно призналась в своей любви, который принял её признание и подтвердил, что и он любит её.
Для Бенезии взаимность признания много значила, была очень важна и она не сомневалась, что эта взаимность важна и для Джона. Её Джона. Что бы ни случилось впоследствии, как бы ни сложилась её, матриарха азари, жизнь, она выполнит данное Джону Шепарду обещание и всегда будет для него очень близким другом. Может быть, даже главным. Одним из самых главных. Главной подругой.
Сейчас, очнувшись от приятного, крепкого сна на коленях у Шепарда, она чувствовала себя отдохнувшей, спокойной и уверенной. Они — Джон и Бенезия — теперь вместе. Карин была права: он любит её. Любит по-настоящему, глубоко, полно. Он способен любить многих разумных. Любить так, что они чувствовали себя единственными для Джона. В каждый момент своей жизни — единственными.
Джон умел, как понимала матриарх, гасить излишнюю конкуренцию. И сейчас Бенезия не чувствовала себя соперницей Дэйны. В конце концов, Дэйна — на Земле. Физически — очень далеко от Джона. А она, Бенезия Т'Сони — здесь, рядом с Шепардом. И теперь она сделает всё, чтобы Джон не был одинок. Во многих смыслах, доступных, допустимых и необходимых для двух любящих друг друга разумных. Знающих о своей любви, понимающих и признающих силу, власть, мощь и ценность этой любви.
Джон... Он не смотрит на неё. Ей комфортно, потому что она — рядом с Шепардом. Вокруг — никого из разумных нет на десятки метров... Они, можно сказать, наедине. И это осознание наполняло душу Бенезии спокойствием и силой, дарило ей уверенность в будущем. Джон любит в ней, пожилой азари, прежде всего личность. А тело... Тело для него не было приоритетом в любви. Наверное, именно такое отношение помогало Шепарду любить не только своих соплеменниц, но и инопланетян. Да, да, Бенезия помнила и знала: именно так люди определяют всех, кто... Кто 'не люди', но — разумные. Она помнила взгляд Джона, каким он смотрел на неё тогда, стоящую на поляне и разогревающую свою биотику. Мягкий, спокойный, лишённый любого намёка на животную, безудержную сексуальность. Не равнодушный, нет. Не было равнодушия во взгляде Джона тогда. И сейчас — тоже нет. Джон не смотрит на неё, азари, как на неодушевлённый предмет, он смотрит на неё, как на разумное существо. Смотрит так, что Бенезия чувствует, ощущает и осознаёт себя свободной.
