— Логика схожа с применяемой к магии душ, — самостоятельно продолжила объяснение Мами, хотя и не удержалась от нервного взгляда в сторону Азраил, вряд ли допущенной к этой информации. — Душа неприкосновенна, возможно даже помимо этого материального плана, и таким образом недоступна для долгосрочных манипуляций. Лучшие результаты всегда получаются при согласии получающей стороны, а наилучшие только при действии самой принимающей стороны на себе.
— Закон Циклов, или, по крайней мере, часть его, — сказала другая Мами. — Даже при величайшем напряжении, когда у самого самоцвет души заканчивается сила, душа не уничтожается; она лишь исчезает, возможно, возвращаясь туда, откуда она изначально пришла.
— Что за религиозная показуха! — сказала Мами, даже не вполне понимая, почему так резко отреагировала.
— Разве? — сказала другая Мами. — Но именно ты написала это.
Еще одна часть головоломки со щелчком встала на место в ее голове. Да, Закон Циклов, этот известный по слухам управляющий волшебницами набор правил. Некогда она считала его успокаивающим, в мире, где, она знала, она была лишь в нескольких бедствиях от исчезновения, как многие ее современницы. Даже когда Кёко смеялась над ней, а Хомура проповедовала свои нелогичные верования о божестве волшебниц, она когда-то тщательно изучала вопрос. В этой теории было… что-то неправильное. Если душа настолько неприкосновенна, тогда как вообще существуют волшебницы? Что такое демоны, и как инкубаторы извлекают из них энергию?
Когда-то это было для нее важно, прежде чем она совершенно об этом забыла. Настолько, что когда Кёко основала свой Культ, она наотрез отказалась принимать какие-либо ее теории, даже когда Кёко выглядела настолько уверенной, что…
— Мы отклонились от темы, — сказала Азраил. — Уверена, все это интересно, но мы говорим не о том.
— Ну, это не совсем правда, — сказала другая Мами. — Но, в самом деле, лучше поговорить о чем-нибудь еще. В частности, о том, что переформатирование существенно стабильнее, когда выполняется на себе.
— Да, я это поняла, — нетерпеливо, почти сардонически, сказала Мами. — Самый вероятный ответ в этой ситуации, что ты и… и она…
Она указала на другую девушку.
— … были помещены сюда мной, с использованием по-видимому имеющихся у меня этих телепатических сил. Сам срок продолжительности переформатирования даже не лучшее здесь свидетельство. Лучшее свидетельство в том, что воспоминания остались запечатаны, даже когда я заподозрила, что была переформатирована, даже когда попыталась взломать его. Воспоминания просто не остаются вот так блокированными, когда хозяйка хочет их вернуться, если только их не блокировала сама хозяйка, используя для этого часть себя.
— Верно, — сказала другая Мами, со странным видом глядя в потолок. Она не была счастлива или печальна, только… расслаблена.
— Часть себя? — с обеспокоенным видом спросила Азраил. — Что это значит?
— Я не знаю, — вполне честно сказала Мами. — Не знаю, почему я это сказала, но слова пришли естественно.
— Воспоминания всегда возвращаются, потому что они — часть души, — безумно знакомым голосом сказала не-Хомура. — Таково правило. Так что само собой разумеется, единственным способным вернуть воспоминания стражем будет сама душа.
— Часть души, — озарилась пониманием Мами. — Ты хочешь сказать, что ты — часть моей души? Что я для этого отрезала часть себя? Как? Зачем?
— Разве ты не чувствовал себя все время несколько пустой, Мами? — сказала девушка. — Усталой, старой, как будто отдавшей слишком много себя? Это было не просто очевидно. Мы…
Она на мгновение закрыла глаза, в то время как копия Мами рядом с ней, наконец, опустила голову, перестав смотреть вверх.
— Мы устали стоять здесь на страже, — сказала другая Мами. — Устали и ослабли. Наша способность зависит от твоей воли, и времена изменились. Мир изменился. Мы не прекратим бороться, но, возможно, пришло время тебе столкнуться с тем, с чем когда-то не смогла. Мы хотим вернуться домой. К тебе.
— Все же, возможно, к лучшему, что здесь Азраил, — тускло улыбнулась другая девушка.
Мами ощутила глубоко внутри себя внезапное стремление, вцепившееся в самую ее суть. Абсолютную необходимость, наконец, положить конец давнему бдению.
В этот момент она приняла решение, и два призрака перед ней с безграничным облегчением вздохнули, зримо растворяясь у нее на глазах. Она тоже ощутила немалое облегчение, чувство, что впервые за долгое время она снова была цельной.
Затем она мельком увидела лицо растворяющейся девушки — девушки, о существовании которой она знала, но которую никогда не могла вспомнить.
— А… кари? — спросила она.
Затем она вспомнила.
Мами сонно открыла глаза. Она не помнила, когда она в последний раз теряла сознание. Для волшебницы из маленькой команды это было почти равносильно смерти, так что естественно, что она по пальцам одной руки могла пересчитать такие случаи, и все они были после присоединения Юмы.
Что она делала…
Мир вокруг нее внезапно стал четче, и она поняла, что выбирается из грязи, с сердцем, наполненным вызванной ужасом спешкой, но тело не в состоянии было справиться с хоть сколько-нибудь большей скоростью.
Когда она с трудом поднялась на ноги, ей удалось взглянуть в самоцвет души на пальце. Он был почти полностью черен, что было понятно, учитывая ее искаженное состояния разума и то, что ей явно не хватало руки. Каким-то образом это казалось лишь незначительной деталью.
«Акари!» — отчаянно подумала она, широко распространив свою мысль на окружающий ее горящий мир. Самолет рухнул в равнинной местности, и несмотря на ее последнюю безумную попытку замедлить столкновение, по оставленной в земле под ней борозде, раскиданным обломкам и продолжающемуся горению ясно было, что ничто человеческое не могло выжить.
Ничто… человеческое.
«Акари!» — снова взмолилась она, бредя вперед, и на этот раз она услышала далеко впереди слабый отклик, скорее слабую телепатическую рябь, чем какие-либо связные слова.
Она закричала ее имя, после чего передумала, когда резкий всплеск боли дал ей понять, что у нее повреждено горло. Вместо этого она просто побежала, удивившись тому, какую смогла развить скорость.
Мир во всей своей сложности, корейская дипломатия и международная политика и распоряжения Комитета руководства сошлись перед ней в одну точку. Здесь и сейчас были только Мами и Акари и узкая полоса ада между ними.
«Мами-сан, я…» — подумала Акари, мысленный голос простреливал болью.
«Просто закройся! — подумала Мами. — Ты знаешь, как! Я иду».
«Это не… тебе не стоит…»
А затем Мами оказалась на месте, отбрасывая в сторону кусок металла, как будто он лично отвечал за все произошедшее.
Потребовалось все, что у нее было, чтобы не сломаться, расплакавшись от вида своей любимой. Но и так она рухнула на колени, одной рукой потянувшись к девушке, но все равно не смея коснуться.
«Могу сказать, что ты здесь, — подумала Акари. — Огонь… горело топливо. Я не смогла выбраться. Мне удалось немного защититься. Поражена, что я еще жива».
Акари использовала телепатию, потому что не могла говорить, и не сказала, что видела, потому что не могла видеть. Она могла оставаться в сознании лишь закрывшись от боли, передвинув свою душу так глубоко в самоцвет, что ее тело больше похоже было на отдаленный манекен, чем на истинную часть ее самой.
Мами не могла остановить поток слез, знала, что даже не стоит пытаться.
«Ты будешь в порядке, — подумала она. — Организация придет за нами, и там будут целительницы. Не позволяй самоцвету тратить еще больше энергии, пытаясь сохранить тело целым».
«Можешь найти мой самоцвет? — попросила Акари. — Он должен быть где-то… на мне. Рядом с грудью».
Мами ничего не радовало меньше, чем мысль протянуть руку к изничтоженной плоти Акари, но они обе знали, что у нее нет выбора.
Она оперлась на свой опыт, свой возраст, и насколько могла собралась с силами. Если придется, она запечатает слезные протоки.
«Ладно, — неуверенно подумала она. — Я постараюсь ощутить его».
Потребовалось лишь несколько мгновений, наклонившись вперед и возложив руку на то, что было животом девушки, выискивая следы магии, означающей ее самоцвет души. Соблазнительно… так соблазнительно было попытаться исцелить ее, влив собственную душу в задачу восстановления тела Акари.
Но она знала, что была недостаточно талантливой целительницей, чтобы хотя бы близко к достаточному помочь, и сомневалась, что даже Юма добилась бы гораздо большего с оставшимися в самоцвете Мами крохами энергии.
«Я знаю, о чем ты думаешь, — слегка повернула голову Акари. — Ты знаешь, что это плохая идея».
«Не двигайся, — приказала Мами, стараясь не пускать в мысли страх. — Просто не шевелись».
«Я телепат, Мами-сан, — подумала Акари. — Во всяком случае, отчасти. Нет причин скрывать правду. Я не выкарабкаюсь».
Мами уклонилась от ответа, найдя, наконец, самоцвет души, частично погруженный в плоть, как будто вдавленный внутрь некоей неумолимой силой.
Она смогла лишь закрыть глаза, когда потянула, с отвратительным хрустом вырвав украшение.
Когда она осмелилась снова открыть глаза, там оставался довольно тусклый свет, но, в самом деле, больше, чем она смела надеяться.
«Это…» — начала она.
«Я сберегла магию, — подумала Акари. — Я в таком хороша, и не похоже, что я много что смогу с ней сделать. Ты пыталась не дать самолету разбиться, так что ты немного истощена».
«Не стоило мне просить тебя отправиться со мной, — подумала Мами, вновь позволив проступить слезам, вода бесцельно капала в уничтоженную землю. — Тебе стоило остаться дома».
«Как думаешь, кто за это ответственен? — подумала Акари. — Это не естественная катастрофа. Кто-то сбил самолет».
«Кто бы они ни были, они поплатятся», — подумала Мами, вкладывая в эти слова всю решительность, что у нее когда-либо была. Она выживет ради этого, если не ради чего-то иного.
«Держись за это чувство, Мами-сан, — подумала Акари. — Тебе нужно выжить, ради меня».
«О чем ты говоришь? Ты можешь…»
Искореженное тело перед ней с шокирующей скоростью взметнуло руку, схватив Мами за руку, в которой она держала самоцвет души, с силой, на которую была способна только волшебница, окрашивая ее еще большей кровью, чем уже было.
Их руки засветились болезненно-ярко белым, вместе с самоцветом души Акари, и Мами, не задумываясь, знала, что происходит.
«Нет! Пожалуйста!» — взмолилась Мами, даже ощущая, как тянущее напряжение на дне ее души стихает и расслабляется.
«Послушай, Мами-сан! — подумала Акари, невидяще глядя прямо в глаза Мами. — Это у тебя сниженные потери из самоцвета души, не у меня. Не в наших силах спасти меня, но, с этим даром, ты выживешь».
У Мами не было слов, даже когда свет перетек из самоцвета души Акари в ее, так что Акари в итоге сказала:
«Я, наконец, поняла».
«Что? Что поняла?» — спросила Мами, вымаливая ответ, который, как она знала, Акари не могла предоставить.
«Я когда-то сказала тебе, что желала что-нибудь изменить, — сказала Акари. — Я была так смущена, когда мое желание ничего не изменило, а я получила довольно странные силы. Я думала… что нашла это с тобой, в выстраивании МСЁ, работе над изменением мира, но теперь я по-настоящему поняла. Это было лишь частью. Это… судьба».
«Не говори так, — подумала Мами. — Я не могу…»
На этом она остановила фразу, вместо этого позволив их эмоциям слиться в телепатической атмосфере между ними. Не нужно было говорить ничего, что нельзя было передать более прямо. Всматриваясь в разум Акари, она видела, что в логике девушки был холодный смысл: Акари обзавелась репутацией в более тайных областях МСЁ за свою способность оценивать и манипулировать угасанием и потоком души. Они с Мами путешествовали за границей, вдали от команд быстрого реагирования МСЁ, и они разбились посреди ничто, вдали от каких-либо городских концентраций, где могли бы пожалеть их местные волшебницы.
Проще говоря, не было никакой разумной возможности, что кто-либо с кубами горя в скором времени прибудет сюда, и лучшим их шансом на чье-либо выживание было отдать все Мами, которая от природы использовала меньше магии, чем другие волшебницы.
Мами сглотнула. Ей хотелось хотя бы взять девушку за руки.
«У тебя еще осталось немного силы, — подумала она. — Позволь мне унести самоцвет души от тела и попытаться найти помощь. Может быть… произойдет чудо».
Мами почувствовала, как Акари выдала телепатический эквивалент улыбки. Странно, что в такое время Акари была столь спокойна, тогда как Мами чувствовала, что ее сердце рвется в клочья.
«Тогда под конец я даже буду не в сознании, — подумала Акари. — Я бы предпочла, чтобы ты осталась со мной и проводила меня. В конце концов, — добавила она почти с черным юмором, — у нас никогда не было мага души, наблюдающей за последними мгновениями отказа самоцвета. Это может быть интересным материалом для наших теорий».
«Я…»
Мами на мгновение опустилась на колени, склонив голову, с давящим на нее почти столетием сожалений. Насколько отчаянно они — МСЁ, Юма и даже сама Мами — стремились победить этого последнего врага, и насколько пусты в итоге остались их руки. Инкубаторы заявляли, что бессмертие возможно, если доступно достаточно энергии, но Мами больше не уверена была, что хочет этого. В почти столетнем возрасте она должна была быть старухой, готовой вместе с телом похоронить под землей все свои сожаления и неудачи, но вместо этого она все еще была здесь, все еще неспособная спасти тех, кто зависел от нее, даже ту, кого она после всех этих лет осмелилась полюбить.
«Ладно, — с болезненной завершенностью подумала она, — я буду с тобой до конца».
Ей не нужно было говорить или беспокоиться, что Акари телепатически ощутит необъятную вину Мами. Они уже знали содержимое разумов друг друга. Нечего было скрывать.
Мами закрыла глаза и позволила их разумам обнять друг друга. Не нужен был контакт глаз или рук или все обычные трюки, необходимые для не знающих друг друга телепатов. Все было естественно как инстинкт, и они обе совместно оплакивали потерю половины цельного, даже когда эта половина готовилась к смерти.
