Что, если он вдруг откажется жениться на госпоже Юлисе?
Эта простая мысль так поразила царедворца, что задумавшись, он врезался в полную пожилую женщину с большой, квадратной корзиной.
Судя по прикрывавшей голову накидке и отсутствию таблички или ошейника, охранитель здоровья государыни едва не сбил с ног почтенную горожанку. Поэтому, пробормотав положенные извинения, он коротко поклонился, и обойдя возмущённо пыхтевшую особу, собиравшую рассыпавшиеся по мостовой луковицы, поспешил к форуму.
Как бы не поступил Вилит, компрометирующие письма необходимо вернуть, следовательно, неприятного разговора с императрицей избежать не удастся. А вот посещение Цветочного дворца жонглёрами лучше отложить дней на пять, чтобы её величество успела немного прийти в себя от очередной неприятности. Но договориться о выступлении можно уже сегодня. Зря, что ли, он выбрался в город?
Однако первым на форуме лекарь встретил не артистов, а другого своего знакомого.
— Господин Акций! — широко улыбнулся невысокий сухощавый мужчина в коротком синем плаще поверх щеголеватой оранжевой туники из дорогой келлуанской ткани. — Как я рад вас видеть! Вы так давно не появлялись в бане, что я даже испугался: уж не случилось ли чего?
Он кивнул на стоявшего чуть позади хозяина Самиса с корзиной в руках.
— За штучками для ваших зелий приходили?
— Есть вещи, которые мужчина просто обязан покупать сам, господин Барк, — важно заявил эскулап. — Для купца — это товары, для воина — доспехи и оружие, а для нас — лекарственные средства.
— Ваше искусство врачевания известно всему Радлу, господин Акций, — польстил собеседник, но его лицо тут же приобрело озабоченное выражение. — Неужели её величество плохо себя чувствует?
— Хвала богам, со здоровьем государыни всё благополучно, — успокоил его врачеватель. — Но мой долг всегда быть готовым к любым испытаниям.
— Понимаю, господин Акций, — солидно кивнул мужчина, и воровато оглядевшись по сторонам, задал весьма неприятный вопрос. — А как здоровье его высочества принца Вилита? Неужели ему и в самом деле запретили выходить из Цветочного дворца?
— Ну, что вы такое говорите, господин Барк?! — деланно возмутился лекарь. — Принц чувствует себя хорошо. Просто последние события чрезвычайно его расстроили, и он находит утешение в одиночестве и трудах философов.
Собеседник вроде бы понимающе кивал, однако весь его вид выражал крайнюю степень недоверия, и врачеватель попытался перевести разговор на другую тему.
— А вы просто прогуливаетесь или ждёте кого-то?
— Господина Фелистрата, — охотно пояснил собеседник. — Это мой компаньон из Гедара. Нас пригласил в гости господин Аппий Валер Декум. Мы собирались встретиться на форуме и пойти к сенатору вместе.
— Он наконец-то закончил ремонт? — усмехнулся придворный. — Говорят, полмиллиона золотом на перестройку и новое убранство потратил.
— И не зря, господин Акций, — завистливо вздохнул собеседник. — Все, кто уже побывал у него, в один голос твердят, что дом великолепен! Резные колонны из таранского мрамора, потрясающие мозаики из сокольской смальты. Стены расписывал сам Никас Софис Люд. В бассейне бьёт фонтан и стоит статуя господина Валера с бюстами предков!
— Звучит впечатляюще, — нисколько не кривя душой, хмыкнул лекарь, и решив кое-что уточнить, добавил. — Кажется, сенатору удалось перещеголять в роскоши дом господина Авария, главного смотрителя имперских дорог. Хотя я слышал, он плохо себя чувствует?
— Плохо себя чувствует! — возмущённо фыркнул Барк, раздосадованный тем, что собеседник не знает о том, о чём уже давно судачит вся столица. — Да господин Аварий при смерти! Наследники уже заказали надгробие из царанского гранита!
— И кому же теперь достанется его богатство? — озадаченно вскинул брови врачеватель. — Насколько я знаю, законных детей у господина Авария нет?
— Какие дети, господин Акций! — насмешливо усмехнулся собеседник. — Если он женщин терпеть не мог. Поговаривают, что господин Аварий усыновил своего отпущенника из бывших призовых бойцов. Ну, вы, должно быть, слышали ту историю?
Царедворец кивнул.
— Вот он всё и получит, — горько вздохнул Барк.
— А других близких родственников у господина Авария нет? — выяснив всё, что хотел, без особого интереса спросил охранитель здоровья государыни, думая, как бы поскорее свернуть начинавшую надоедать беседу.
— Кажется, был ещё какой-то племянник, — равнодушно пожал плечами Барк. — Аварий не слишком привечал мальчишку. Ходили слухи, что он даже запрещал ему называть себя дядей, но недавно расщедрился и отправил его учиться в Либрию. Теперь, когда тот вернётся, то получит какие-нибудь жалкие оболы. Если богатый родич не жаловал его при жизни, то вряд ли что оставит после смерти.
Он вдруг заговорил о грандиозном скандале в семье богатого скотопромышленника Мата Нагалия, который застал свою молодую жену в объятиях сына от первого брака и убил обоих.
Когда рассказчик перешёл к душераздирающему описанию страданий убийцы, их наконец-то обнаружил господин Фелистрат, наряженный в зелёный плащ и две туники жёлтую и красную, одетые одна поверх другой.
Поздоровавшись с лекарем, он придирчиво оглядел наряд Барка и напомнил, что дом господина Валера далеко, и им лучше прийти пораньше.
Приятель охотно согласился. Они попрощались с врачевателем, а тот, проводив их завистливым взглядом, раздражённо махнул рукой уставшему Самису и отправился на поиски уличных артистов.
Сначала охранитель здоровья государыни услышал бодрую мелодию флейты, потом увидел небольшую толпу и взлетавшие над ней факелы.
Солнце стояло ещё высоко, поэтому зрелище смотрелось не так эффектно, как в сумерках.
Пожалев уставшего раба, лекарь приказал ему оставаться на месте и сторожить корзину, а сам, легко протиснувшись сквозь редкую толпу, увидел сидевшую на циновке молодую женщину в коротком хитончике с соблазнительными вырезами.
Улыбаясь и постреливая подведёнными на келлуанский манер глазками, она наигрывала на камышовой дудочке, а одетый в одну набедренную повязку гибкий юноша ловко подбрасывал горящие факелы.
Понаблюдав за представлением, врачеватель заключил, что эти артисты демонстрируют скорее себя, чем своё искусство, и без сожаления отправился дальше.
Ему несколько раз попадались мелкие урбы и одиночные жонглёры, но только к вечеру царедворец смог отыскать своих знакомых.
Двое мужчин с поразительной быстротой перебрасывали друг другу стеклянные шарики, один подбрасывал и ловил остро отточенные ножи. Тут же две девочки наигрывали весёлую мелодию на флейтах, а артист, облачённый в хитон с нашитыми пёстрыми лоскутами и раскрашенную деревянную маску, созывал народ, щедро рассыпая похабные шуточки.
Увидев охранителя здоровья государыни и правильно истолковав его знаки, он быстро свернул выступление, отправил юных музыкантш в обход зрителей, изредка бросавших в их глиняные плошки медяки, а сам подошёл к лекарю.
— Да пребудет с вами милость небожителей, господин Акций! Рад, что вы пришли взглянуть на наше представление.
— Здравствуй, Ктаул, — важно кивнул врачеватель. — Ты же знаешь, как мне нравятся ваши выступления? Вот я и подумал, что вы могли бы продемонстрировать своё умение и её величеству.
— Вы хотите пригласить нас в Цветочный дворец, господин Акций? — со смесью восторга и недоверия переспросил собеседник.
— Именно так, господин Ктаул, — подтвердил придворный. — Скажем, через пять дней, считая этот, после обеда у ворот вас будет ждать кто-нибудь из императорских рабов.
— О боги, господин Акций! — вскричал собеседник. — Для нас это такая честь... Клянусь Нолипом, мы покажем её величеству всё наше умение!
Они быстро сговорились об оплате, и обрадованный Ктаул тут же пригласил щедрого клиента в ближайший трактир.
Однако охранитель здоровья государыни отказался, сославшись на занятость. Уж очень ему хотелось вернуться в Цветочный дворец засветло.
Вот только для этого пришлось почти бежать. Вымотавшийся за день Самис долго крепился, но всё же не выдержал, рухнув на мостовую, и едва смог подняться.
Отвесив подзатыльник нерадивому рабу, Акций, ругаясь, взял вроде бы не такую уж и тяжёлую корзину. Вот только она успела порядком оттянуть ему руку, прежде чем впереди показалась ограда императорских садов.
Стоявшие у ворот Цветочного дворца легионеры прекрасно знали лекаря и пропустили его без вопросов.
Поскольку первый повстречавшийся невольник, приветствуя врачевателя, ограничился коротким поклоном, тот понял, что его никто по-настоящему не искал, следовательно, императрица пребывает в добром здравии, и перед тем, как отправиться к ней, можно спуститься в мастерскую и спокойно разобрать покупки.
Запалив масляный светильник, хозяин приказал унылому Самису разложить травы и прочие ингредиенты по мешочкам, кувшинам и коробочкам, а сам, прихватив злополучное письмо и фонарь отправился наверх.
Несмотря на поздний вечер, Докэста Тарквина Домнита всё ещё пребывала в розовой беседке, где полулёжа на скамейке рассеянно слушала Исору Квантию Белу, без выражения читавшую покровительнице стихи Ликуна Нерка.
— Добрый вечер, ваше величество, — поприветствовал свою главную пациентку охранитель её здоровья.
— Где вы пропадали весь день, господин Акций? — без особого любопытства поинтересовалась та, добавив капризным тоном. — А если бы мне стало плохо?
— Хвала богам, этого не случилось, ваше величество, — слегка улыбнулся лекарь. — Но для того, чтобы оказать вам необходимую помощь в случае ухудшения самочувствия, нужны надлежащие снадобья. Вот я и ходил за всем необходимым для их приготовления.
— В таком случае принесите мне снотворное, господин Акций, — попросила государыня. — В последние дни я долго не могу заснуть.
— Прошу повременить с этим, ваше величество, — осторожно проговорил врачеватель. — У меня новости, которые лучше слушать с ясной головой.
— Вот как? — мгновенно насторожилась собеседница.
— Увы, — виновато развёл руками мужчина. — Небожители не перестают посылать нам испытания.
Докэста Тарквина Домнита резко села, опустив ноги со скамьи. Подскочившие служанки попытались помочь ей подняться, но хозяйка так зыркнула на них, что рабыни невольно отпрянули, испуганно втягивая головы в плечи.
— Вы можете идти, госпожа Квантия, — вставая, холодно распорядилась императрица.
— Да, ваше величество, — поклонилась верная наперсница, бросив ревнивый взгляд на озабоченного царедворца, явно недовольная тем, что в последнее время у покровительницы появилось от неё слишком много секретов.
— А вы, господин Акций, — обратилась к нему государыня. — Проводите меня до галереи.
Прихватив свиток со стихами, придворная дама гордо удалилась с видом оскорблённого достоинства.
Сообразительные служанки понятливо отстали, сообразив, что хозяйка желает побеседовать со своим любовником без лишних ушей.
Понизив голос почти до шёпота, тот рассказал спутнице о встрече с неизвестным вымогателем.
— О боги! — простонала Докэста Тарквина Домнита, воздев очи к темнеющему небу. — Почему с этой девчонкой столько хлопот?! Неужели пресветлая Диола не могла подыскать моему сыну более достойную возлюбленную?!
Потом, поправив накидку, сухо поинтересовалась:
— Письмо с вами?
— Да, ваше величество, — подтвердил охранитель её здоровья. — Наверное, они дали мне этот папирус специально, чтобы убедить нас в его подлинности.
Царственная пациентка зло фыркнула, но промолчала.
Поднявшись на галерею второго этажа, они прошли в маленькую комнату, где опальная императрица хранила свою немногочисленную переписку.
Служанки зажгли масляные светильники, и повинуясь движению бровей государыни, вышли, плотно прикрыв за собой дверь.
Докэста Тарквина Домнита тяжело опустилась в кресло и требовательно протянула руку, в которую лекарь торопливо вложил извлечённый из кошеля папирус.
Подчёркнуто неторопливо расправив норовивший свернуться листок, законная супруга Константа Великого, подслеповато щурясь, заскользила взглядом по строчкам.
По мере чтения лицо её медленно покрывалось красными пятнами, губы сжимались в узкую полоску, а под кожей скул ходили желваки.
— Меретта! — буквально выплюнула она, брезгливо швырнув папирус на пол. — Да после такого её ни в один приличный дом даже на порог не пустят, а этот глупец на ней жениться собрался! Ну уж нет, я не допущу, чтобы подобная особа вошла в императорскую семью!
— Мне кажется, вы несколько преувеличиваете, ваше величество, — осторожно заметил врачеватель. — Вы же встречались с госпожой Юлисой. Разве её поведение показалось вам предосудительным или, упаси небожители, развратным? Она же отвергла предложение его высочества задержаться в поместье господина Маврия. И в столице госпожа Юлиса вела себя очень благопристойно, не давая повода для сплетен.
— Я уже привыкла, господин Акций, что вы всегда защищаете эту девицу, — жёстко усмехнулась собеседница. — Но после этого...
Презрительно скривившись, она обличающим жестом указала на белевший на полу папирус.
— Ваши слова для меня ничего не значат!
— Но, ваше величество! — мужчина попытался воззвать к разуму царственной любовницы. — В Этригии госпожа Юлиса попала в отчаянное, совершенно безвыходное положение, и у неё просто не оставалось иного способа спасти себе жизнь!
— Замолчите, господин Акций! — прикрикнула на него Докэста Тарквина Домнита. — Противно слушать! Вы рассуждаете, как хозяин борделя или мелкий лавочник. Для истинной радланской аристократки нет ничего важнее чести, а Юлиса не смогла её сохранить, и поэтому она никогда не будет женой моего сына!
— Даже если выяснится, что она действительно дочь Лация Юлиса Агилиса и внучка Госпула Юлиса Лура? — вкрадчиво поинтересовался царедворец, намекая на то, что государыня уже потратила значительные средства на восстановление доброго имени госпожи Ники Юлисы Террины. — Посланный в Канакерн человек должен к осени вернуться.
— Тогда она получит своё имение, но женой Вилита ей не бывать! — твёрдо отчеканила императрица. — Я хочу, чтобы в жилах моих внуков текла кровь славного рода Тарквинов, а не кого-нибудь из её любовников. — Тебе же, Акций, придётся заставить Юлису вернуть мне пять тысяч золотых, потому что именно из-за тебя я потратила их на эту развратную девку.
Прекрасно изучивший характер своей возлюбленной пациентки охранитель её здоровья с очевидной ясностью понял, что любые возражения бесполезны.
Будучи изначально не в восторге от выбора младшего сына, Докэста Тарквина Домнита наконец-то получила достаточно бесспорный повод, чтобы расторгнуть свадьбу принца Вилита и госпожи Юлисы.
Отныне все попытки лекаря воззвать к благоразумию и трезвой рассудительности вдребезги разобьются о несокрушимую стену морализаторства и аристократической спеси.
— А почему только пять, ваше величество? — смирившись с волей государыни, решился уточнить детали врачеватель, поднимая с пола свернувшийся папирус. — Неужели вы допустите, чтобы другие её письма попали к вашим врагам?
