Вздохнуть и еще раз вздохнуть.
Накосячил, чего уж там, напрыгивать — так на главных, чего меня на Дейдаре переклинило?
Нет, знаю почему, но все же стоило воздержаться. Чувство вины опять будет терзать, хотя и не так глубоко. Коноху и без того распидорасило, шиноби отлично справились с уничтожением Деревни и без моей помощи. Куда ни брось взгляд — развалины и развалины, поломанные деревья, и хорошо, что не трупы в три ряда, а ведь могло быть. Это на уцелевшей половине, той, что ближе к горе с лицами Хокаге, и надо заметить, лица тоже получили свою порцию.
Но все же лучше так, чем серая равнина, теперь впрочем, уже не серая, а заваленная деревьями.
Отстранено думаю, что из этих деревьев можно построить кучу новых домов, и еще думаю, что такая отстраненность, наверное, следствие превышения дозировки ужаса и страха. Первые десять минут до дрожи в коленках, а потом как-то отодвинулось на второй план. Не прошло до конца, но и не мешало действовать, и самое главное: спас госпиталь и Шизуне, так что так ему и надо, этому Дейдаре!
Опять смотрю на выжженную Деревню и опять вздыхаю, осмысливаю случившееся, ужасаюсь и испытываю чувство вины, и одновременно радость и гордость, и страх перед мыслями, что будет дальше, и отупелость после битвы, и потряхивание самого натурального отходняка. Явно к вечеру меня будет колотить, и кидать, но сейчас пока еще отупелость. Доза и мера смертей, разрушений, личного страха превышена, и организм просто отключил эти функции, но немного отдохнет и снова включит, и вот тогда лучше находиться не снаружи, а внутри дома, чтобы никто не увидел.
Впрочем, еще парочка таких битвы и привыкну, хотя пожалуй после пары таких битв шиноби просто закончатся. Вон пыль столбом — уцелевшие бегут обратно, и это значит, что вряд ли в ближайшее время увижу Шизуне, ибо медики точно будут заняты по самую маковку, а потом будет поход на Акацуки, к гадалке не ходи, и там медики будут заняты еще сильнее.
— Эй, имо-то! — раздается голос Шизуне слева, опровергая мои измышления. — Что ты здесь делаешь?
Видно, что армия джонинов бежит обратно, повоевали, в общем. Над Конохой взлетают три зеленые вспышки, означающие, что сражение закончено, но бдительности лучше не терять. Оно, конечно, но вот возвращающееся войско более надежный показатель.
— Армия возвращается, — говорю Шизуне, как бы уходя от вопроса, ибо ответить, на кой хрен я сижу на пороге дома, вместо того, чтобы идти лечиться, точно не в состоянии.
К счастью, Шизуне не развивает тему.
— Ты цела? — и, не дожидаясь ответа, она обнимает крепко и шепчет. — Никогда больше так не делай!
Тональность шепота резко переходит в яростную, ой-ой, кажется, меня сейчас отшлепают!
Шизуне и вправду в ярости, и мне отлично знакомо это состояние, когда страх за близкого человека переходит в ярость на него же. Так и хочется прибить этого идиота, который только что чуть не погиб по собственной дурости! И Шизуне имеет полное право гневаться, наскакивать на бомбу Дейдары было несколько неосмотрительно, и хрен знает, каких ужасов она успела вообразить, когда там, в госпитале рвануло.
Но зато с Дейдарой посчитался, теперь еще Орычу надо будет прописать за Шизуне, и мы квиты.
— Извини, онэ-сан, — наклоняю голову, смотрю в землю, — некогда было думать, бомба росла прямо на глазах.
— Ты — молодец, — Шизуне еще раз обнимает, — спасла всех, так как Дейдара собирался вырастить такую же бомбу, как там.
Я не вижу, но ощущаю, что она головой указывает в сторону только что отгремевшего взрыва. Меня пробивает холодом и ужасом с головы до пяток. Такой же взрыв, но в сердце Конохи? И барьер, да барьер стоял, я же за него бомбу вытащил специально. Мама.
— Тихо, тихо, тихо, — Шизуне придерживает обмякшего меня, шепчет в ухо. — Ты — молодец, но все же больше так не делай. Я думала, что все, тебя взорвало вместе с госпиталем.
Она замолкает, явно не находя подходящих слов, и это понятно. Когда я думал, что Орочимару ее убил, а потом выяснилось, что нет, у меня тоже не было слов, и вовсе не потому, что это был паралич. Но понимание того, что она ощущает, лишь добавляет чувства вины, желания, что называется, упасть на колени и покаяться во всех грехах.
— Ты цела? — повторяет Шизуне. — Как-то бледновато выглядишь.
— Битва закончилась.
Шизуне понимающе кивает, и хорошо, что она жива, что она не поднимает больше вопроса о бомбе, и том, что случилось перед сражением, и эта радость перебивает даже кислое и вязкое послевкусие битвы, и в то же время, исподволь закрадывается новый страх.
Грядут новые битвы, и Шизуне будет там, а я?
— Идем к Цунаде-сама, она тебя подлечит, — тоном, не допускающим возражений, говорит Шизуне, и тянет меня за руку в сторону резиденции Хокаге.
14:25. В 20 километрах к северу от Конохи.
Тело Пэйна — Яхико распахнуло глаза, и Конан удовлетворенно улыбнулась. Конечно, Джигокудо может починить любое из тел Пэйна, но все же именно это ей не хотелось отправлять даже на починку. Глупо, конечно, Яхико давно мертв, и это всего лишь марионетка, которая оживает под воздействием чакры Нагато, но все же Конан ощущала облегчение.
Как будто сохранность тела Яхико означала, что он и дальше будет жить в их памяти.
— Все в порядке? — спросил Пэйн-Яхико.
— Шиноби отказались от погони после взрыва Дейдары, — ответила Конан. — Надо заметить, я тоже чуть не пострадала.
— Нам будет не хватать взрыв-техник Дейдары, — кивнул Пэйн, — но сейчас есть более важные задачи! Сасори докладывает, что его полет с джинчурики пока идет нормально, никто не преследует, и значит, нам тоже лучше поторопиться.
Он вытянул руку вниз.
— Баншо Теннин! — и передатчик выскочил из земли, взлетел вверх.
К сожалению, летать рядом с передатчиком было невозможно, из-за помех, но удерживать его на расстоянии бумагой Конан было вполне возможно. Не боевая комбинация, но транспортировка и перелет тел Пэйна вполне были возможны в такой вот версии.
И бросать здесь передатчик Пэйн совершенно не собирался. Пускай засада не удалась, раз не было погони, но это не означало, что нужно оставить передатчик. Свитки Конан уже обматывали передатчик, двухметровый цилиндр из чакрометалла, чтобы удерживать и направлять в полете. Хируко пришлось изменить конструкцию, чтобы бумага Конан могла подхватывать и нести передатчик, при этом не внося помех. Увы, помехи от бумаги Конан, созданной из ее чакры, несущественные на расстоянии, оказывались критическими в тесном контакте с цилиндром.
Но и эта проблема была решена, и теперь Пэйн и Конан летели дальше.
— Бери левее, — сказал Пэйн. — Отлетим от Конохи и сделаем перерыв.
— Я в порядке, — ответила Конан.
В переводе это означало "я сильно устала и утомилась, но все же смогу долететь, не свалившись".
— Хорошо, — кивнул Пэйн-Яхико, — но если почувствуешь переутомление, сразу найдем безлюдное место и сделаем перерыв. Нет нужды настолько торопиться, раз уж ловушка не удалась.
— Если бы ты не приказал разбудить Дейдару, то удалась бы, — заметила Конан. — Можно было бы захватить джинчурики Нанаби.
— Если бы я не отдал приказ, тебя бы уже окружили и сожгли, — бесстрастно отозвался Пэйн. — Не стоит недооценивать Коноху, они смогли сплотить врагов против нас, и не забывай, что Итачи рассказал им все, что знал. Успей ты улететь, можно было бы рискнуть, но в тех условиях — нет.
— Стоило ли жертвовать Дейдарой?
— Конечно. Безумный Дейдара мог бы в любой момент взорвать нас, а так он даже принес пользу. Раз даже тебя чуть не задело, шиноби точно пострадали.
— Отшельники успели поставить барьер, я видела.
— Неважно, сколько бы ни пострадало шиноби — это хорошо, так как Дейдару все равно пришлось бы убить, чтобы он не взорвал нас всех.
— Что теперь?
— Теперь нам не нужно сдерживаться, — повернул к ней голову Пэйн. — Запланированный удар по шиноби вышел слабее, но он был запланирован. Так что работаем дальше по плану: изъятие биджу, создание летающей крепости, усиление своих и уничтожение чужих. Да, изъяли всего трех джинчурики, но Кисаме уже летит за четвертым, а остальные сами придут в гости.
— Думаешь, шиноби рискнут?
— Если нет, то мы разобьем тех, кто явится за нашими головами, а потом прилетим и сами заберем биджу. Сейчас нужно подавить великие гакуре, точнее говоря, те полторы тысячи, что пытались нас захватить. Остальные нам не противники и мы уничтожим Деревни одну за другой, изымем всех биджу и обратим мощь шиноби в прах и пыль. После этого никто не помешает нам дождаться возрождения Санби и остальных, если кто еще погибнет и развеется, и воплотить в жизнь план.
— Это был план Тоби, — напомнила Конан.
— В котором Яхико сможет снова быть рядом с нами, — парировал Пэйн.
— Нет, я о том, что у нас нет шарингана для активации.
Конан становилось все тяжелее лететь. Она посмотрела на проплывающие внизу холмы и леса, с редкими селениями, и стиснула зубы. Пэйн прав — нельзя терять время, но и лететь так тоже нельзя!
— В убежище Тоби целый склад шаринганов, — равнодушно отозвался Пэйн, — и теперь мы их задействуем. Пересадим в марионеток Сасори и усилим армию, для этого все готово. Парочка глаз сгодится для активации Бесконечного Цукиёми, их придержим.
— Ты об этом не говорил, — тяжело, с паузами, произнесла Конан.
— И теперь Итачи не смог об этом разболтать Конохе, — ответил Пэйн. — Снижаемся!
— Нет! — Конан вскинула руку. — Есть идея лучше. Отключайся, я запечатаю передатчик и тело, и смогу долететь без остановок, правда!
— Хорошо, — кивнул Пэйн-Яхико, посмотрел на Конан внимательно. — Береги себя, мы еще не завершили План.
И марионетка отключилась. Конан, манипулируя бумагой и свитками, ответила в пустоту.
— Конечно, Нагато!
Летя над просторами страны Огня, Конан не могла выбросить из головы судьбу Дейдары. Чтобы отвлечься, она мысленно пересчитала руководство Акацуки. Дейдара — взорвал себя. Нагато — на базе. Она сама в воздухе. Черно-белый Зецу — был возле передатчика. Там же был и Какудзу. Уцелел кто-то из них или нет, неизвестно. Кисаме — улетел в Туман. Итачи — перешел на сторону Конохи. Сасори — улетел в середине битвы, унося тела джинчурики, и судя по словам Пэйна, успешно, шиноби не успели отреагировать. Хидан — сразил Цучикаге и пропал, но вряд ли погиб, он же бессмертный. Бойцов сопровождения и белых Зецу Конан пересчитывать не стала.
Огромная бумажная птица неслась над просторами страны Огня, выше облаков, невидимая снизу.
14:25. Где-то в разрушенной части Конохи.
Хидан еще раз ударил укрепленной рукой, пробивая выход наружу. Еще пара ударов сокрушила корку из камней и земли, выход расширился и Хидан, наконец, вылез на свет, злой, как никогда. Мало того, что он упал головой вниз, так в момент, когда он почти выкопался обратно, Пэйн ударил своим Шинра Тенсей, опять закопав его. От этого уровень злости у Хидана зашкаливал, приводя его в совершенно невменяемое состояние.
Ему нужно было срочно кого-нибудь убить, принеся жертву Джашину и проведя полный ритуал, а не ту пародию, что имела место во время сражения с Ооноки. Хидан выплюнул землю и глину, заглянул в колодец и сплюнул еще и туда. Где-то там под землей осталась верная коса, которую не получилось вытащить, но Хидан знал, что ему хватит и железного заостренного стержня.
Главное — найти шиноби и получить каплю его крови! Пылая яростью и злобой, Хидан развернулся, ища взглядом шиноби посреди развалин, поваленного леса и серой равнины, и думая о том, что Лидер уже всех сокрушил и улетел, забыв о нем. Все о нем забыли, но он им покажет ярость Джашина!
— Вот он! — раздался крик и Хидан осклабился.
Он взял наизготовку железный штырь, облепленный землей, и поднес к губам знак Джашина, продолжавший болтаться на груди. Но не успел Хидан вознести хвалу своему божеству, как его окружили.
— Ебать! Что-то вас слишком дохуя! — сказал Хидан, оглядываясь.
Три десятка джонинов, окруживших его, молча смотрели с высоты куч камней и сломанных стволов, распространяя вокруг цунами ки, вызванные мыслями о том, что им попался все-таки один из Акацуки. Неизвестно, как сложилась бы судьба Хидана, не будь у джонинов четкого приказа взять его живым и желательно целым. Шикаку не хотел рисковать потерей бесценного источника информации, пускай даже, оный источник бессмертен, и пусть даже есть Итачи, вернувшийся в Коноху.
— Джашин-сама! — вскричал Хидан.
— Бей его! — ринулись вперед джонины.
14:26. Возле разрушенной резиденции Хокаге.
Итачи согнулся, закашлялся, выплевывая кровь, ощущая, как сжимается грудь, перехватывает дыхание. Как всегда, после перенапряжения, после чрезмерного использования шарингана и особенно Мангекё шарингана, болезнь дала о себе знать. Усилием воли он подавил кашель, выпрямился, утирая рот, и не устояв привалился к стене, и тут же понял, что зря это сделал.
Годайме Хокаге и Хатаке Какаши уже стояли перед ним, сосредоточенно изучая.
— Цунаде-сама, Какаши-семпай, — пытаясь удержать голос, произнес Итачи.
— Итачи, давно это у тебя? — спросил Какаши, рассматривая кровавые следы.
После той ночи, когда я перебил клан, хотел ответить Итачи, но новый приступ кашля скрутил его, ударил об стену, заставил замолчать. Цунаде, разглядывая Итачи, лишь цокнула, активируя Шосен дзюцу. Провела рукой вдоль тела Итачи, еще раз досадливо цокнула.
— Вечно вы так, молодые, — произнесла Цунаде, — ведете себя как будто бессмертные. Придется провести ударное лечение, полежать в госпитале.
— Мне незачем жить, Годайме-сама, — прокашлял Итачи.
— Ха! — фыркнула Цунаде. — Никак героически помереть собрался? Надо было думать, прежде чем спасать Коноху! Теперь придется лечиться!
— Но
— Итачи! — Цунаде гневно скрестила руки на груди. — Если ты — шиноби Конохи, то ты слушаешься Хокаге! И я, как Хокаге, прописываю тебе лечение! Немедленное! Героически помереть ты всегда успеешь, после лечения! Всё!
14:26. Возле разрушенной резиденции Хокаге.
Глядя на Итачи, прижатого к стене, фактически загнанного в угол, ощущаю невольное и неуместное веселье. При этом какая-то часть моего мозга испытывает жалость к Итачи, и восхищение его чувством долга. Явно же готов лечь и помереть, но вынуждает себя действовать и сражаться. Мне бы такую силу воли, но нет, я слабоволен и впечатлителен, и готов бежать от действительности и предаваться душевным страданиям.