— На пляжу ей...На твой пляж всей редакции придется месяц работать.
— Яша, Панцовский только в понедельник приедет. Пока только я.
— Вымогательница.
Засмеялась, в щеку его чмокнула и, слегка пошатываясь, пошла ловить такси. Чисто случайно выпитый бокал вина сразу же дал о себе знать. Рисковать собой и своим авто я не собиралась.
Во дворе дома в сумочке завибрировал телефон. Страшно матерясь сквозь зубы, я пыталась удержаться на ногах, найти мобильник и не растерять содержимое клатча. Получалось плохо.
— Да! — рявкнула я. Где-то вдалеке залаяла собака.
— Ты чего шумишь? — нежным, но уставшим голосом спросила Рита. — Что-то случилось?
— Нет, не случилось. Второй час ночи. У тебя последние мозги отказали?
— Но ты же не спишь.
— Ну и что? Ох, черт!
— Что? — испуганно воскликнула девушка.
— Сумку выронила, — ворча себе под нос, нажала кнопку своего этажа и начала собирать выпавшую косметику. Лифт плавно поехал вверх. — Так зачем ты позвонила?
— Я...Ты опять будешь ругаться...
— Да говори уже!
— Мне просто показалось, что с тобой что-то случилось. Как-то нехорошо сделалось.
— Смотри поменьше ужасов на ночь, — посоветовала ей и прислонилась спиной к двери, устало прикрыв глаза. — У меня все отлично.
— Точно все хорошо?
— Точно, точно. Ладно, сейчас будет мой этаж. Спокойной ночи.
Пока искала ключи, двери лифта бесшумно распахнулись, выпуская на чистую и ухоженную площадку. Я голову вниз опустила, пытаясь на ощупь найти ключи, но в руки лезло что-то не то. Тушь, помада, блокнот...Наконец, гремящая связка оказалась в руке, и я уже сделала шаг к своей двери, как из угла раздался медленный, резкий, хрипловатый и угрожающе-нежный голос:
— Привет, солнышко, — мужская тень отделилась от стены, превратившись в угрожающую массивную фигуру, и сделала плавный шаг мне навстречу. — Для покойника с восьмилетним стажем ты выглядишь очень неплохо. Хотя и сама это знаешь, верно?
Глава 63.
— Я почти не жалею, что прожила жизнь так, как прожила.
— Знаете, что это означает? Что в принципе, вы прожили ее не так уж плохо, но если бы вам дали возможность, вы бы все в ней изменили.
— Иногда я тебя ненавижу.
(разговор Александры и Элеоноры Авраамовны)
Не осталось ни кислорода, ни мира, ни земли под ногами. Не осталось ничего, кроме наполненных гневом и тщательно настоявшейся терпкой яростью глаз и огромной фигуры, неумолимо надвигающейся на меня. На мою жизнь, которую я с таким трудом построила и выстроила на своей крови. Я была одинокой, беззащитной и почти пьяной, неготовой к его появлению, грубому вторжению, как только он всегда умел и любил. Хотя по-честному, я никогда не стала бы готовой для этого. Как можно приготовиться к разрушению собственной жизни?
У меня были тайны. Тайны даже для меня, потому что они извлекались на свет очень редко и были весьма болезненны. Иногда, в темное время суток, когда находилась наедине с собой, я позволяла себе приоткрыть особый тайничок и просто подумать о том, что будет, когда мы встретимся. Если. Если мы вдруг встретимся.
В своих представлениях я была красивой, уверенной и богатой, очень богатой и влиятельной, почти как сейчас. И в моих мыслях мы встречались случайно, но он не был готов к встречи, а я была. Я смотрела на то, как резкое мужское лицо вытягивается от удивления, шока и, возможно, радости, смешанной с гневом, и не испытывала ничего. По-царски склоняла голову, но без эмоций, как будто мне все равно, — мне и было там, в мыслях, все равно! — произносила пару незначащих вежливых слов и уходила прочь, оставляя после себя шлейф дорогого аромата, роскоши и уверенности. А он оставался где-то позади, с открытым ртом, возможно, виноватый и раздавленный этой картиной.
Я хотела, чтобы он видел, чего я добилась, чего я достигла. Без него, своим собственным трудом. Мол, смотри, у меня это все есть. Я королева, я лучшая. Меня любят, мной даже восхищаются. За право стоять поблизости — ругаются и, возможно, дерутся. А ты там, позади и вдалеке, жалкий и раздавленный, со своей принцесской.
В реальности все оказалось не так. В реальности, чем ближе придвигался ко мне мужчина, тем сильнее рушилась такая хорошая, любимая и тяжело доставшаяся жизнь. В реальности он не был растерянным, раздавленным и виноватым, он не был даже шокированным. Именно я оказалась шокированной и неготовой, несмотря на деньги, власть и шлейф дорогих духов. Именно я оказалась раздавленной.
Ключи были невыносимо тяжелыми, наверное, стали весить целую тонну, и поэтому задрожали руки. Я сглотнула и попятилась к своей двери, заранее зная, что не смогу попасть в дом. Повернутость на безопасности сыграла со мной злую шутку. Налепив на дверь кучу сложных замков, чтобы защититься изнутри, я оказалась беззащитной снаружи. Максимум, что удастся сделать — вставить ключ в одну из замочных скважин.
— Вы меня с кем-то спутали, — предприняла я слабую попытку, не надеясь победить.
— Милая моя, с кем-то — я спутал тебя лишь однажды. И больше такой ошибки не повторю.
Лихорадочно дыша, я отступила еще на шаг и тут же издала прерывистый крик, моментально заглушенный сухой и огромной ладонью. Он зажал меня в паре метров от двери и стремительно развернул лицом к стене, навалившись сверху. Длинными ногтями я заскребла по стене и краю подоконника, пытаясь за что-нибудь уцепиться. Только огромное мужское тело держало меня на ногах.
— Но если ты так говоришь, — так же медленно и нежно проговорил он, — то мы всегда можем это проверить. Не так ли, милая?
Я прокляла молодого парня, который сделал это платье, и прокляла себя, которая его купила. Еще и радовалась, дура, тому, что оно такое завлекательное.
— Отпусти!
— Ну-ну. Не нервничай. А знаешь, радость моя, — он медленно скользил собачкой по зубчикам, обнажая бледную кожу спины, покрывшуюся от холода и страха мурашками. — Восемь лет в могиле пошли тебе на пользу.
— Восемь лет подальше от тебя пошли мне на пользу, — огрызнулась в ответ и дернула ногой, но все без толку. — Отпусти!
— Ах, теперь я тебя ни с кем не перепутал, да? — мрачно и громко рассмеялся...Марат. — Но мы все равно проверим, радость моя. Чтобы не ошибиться.
Распластав ладонь на изгибе спины, Марат распахнул платье до середины поясницы и раздвинул ткань в стороны. Я снова дернулась, недовольная, испуганная и взбешенная происходящим, но мужчина жестко сдавил подбородок и щеки, заставив умолкнуть и замереть. Словно для контраста, пальцы, скользнувшие по позвонкам и выше, касались кожи с такой томительной нежностью, с которой, наверное, психи относятся к своим жертвам.
Уж лучше бы он орал, кричал и сыпал угрозами, как делал когда-то. Это было понятно и привычно, я знала, что делать с таким Маратом и как себя вести, чтобы отделаться малой кровью. Это было бы знакомой ситуацией со знакомым человеком, а мрачного жилистого мужчину, касающегося моей нежной холеной кожи с маньячной нежностью, я никогда не встречала, и он пугал меня до чертиков. Одним своим присутствием он рушил мою реальность, и мне выть хотелось от безысходности и ужаса.
— Что и требовалось доказать, солнышко, — от его "солнышка" внутри все перевернулось от страха. Уж лучше бы сукой называл. — Все на месте. С годами даже не изменилось ничего. Словно ты их только вчера набила.
— Как ты меня нашел?
Откинув голову, мужчина весело и громко рассмеялся.
— Очень просто. Тобой мне похвастались. Твой...муж.
В моем лице не осталось ни кровинки. Я контролировала себя и свою жизнь полностью. Своих знакомых, знакомых знакомых, друзей знакомых, коллег — своих и чужих. Делала все, чтобы обезопаситься. Если куда-то ехала или шла, то обязательно изучала списки гостей и просто потенциальных посетителей. Я не любила вечеринки, открытые показы, рестораны и шумные многолюдные помещения, лишь по работе и крайней необходимости посещая такие места. А если и посещала, то закрытые мероприятия с определенным кругом посетителей, куда Марат не мог попасть по определению. Ведь он, едва отпала потребность притворяться, делал только то, что нравилось. А то, чем занималась я — его никогда не прельщало. Мне приходилось этим заниматься, потому что это не прельщало его, а значит, вероятность встречи была сведена к минимуму. Даже умерев для него, избавившись от него и построив собственную жизнь, у меня не вышло поменять точку отсчета, свое начало координат.
Я купила домой травматическое оружие. В прикроватном столике лежал приобретенный еще в старые времена нож, который один раз уже здорово помог. Две входные двери содержали по три трудных замка каждая, так что любой грабитель просто плюнул бы на мою хату. Это не считая сигнализации и прочей охранки, на которую я никогда не жалела денег.
Чувство острой опасности с годами только притупилось, но не исчезло, скорее переросло в нечто маниакальное. Все знакомые это замечали, иногда переглядывались и хмыкали себе под нос, но не комментировали мои странности. Я была богата и влиятельна, а мой сдвиг никому не причинял вреда и неудобства, так что на него закрывали глаза.
Я не позволяла чужим и знакомым людям себя фотографировать. Даже на светских мероприятиях. С годами у меня появился новый талант — избегать камер. Любых. Так что, чтобы найти мою фотку не у меня, пришлось бы потрудиться. На улицу выходила в темное время суток и при первой возможности бежала из страны. Очки стали таким же обязательным атрибутом, как красивые драгоценности и нижнее белье.
Я даже вникла в дела свекра. Сразу же после медового месяца приехала — и погрузилась в них с головой, чтобы быть готовой ко всему. Я полюбила работу в журнале, поразмыслив и решив, что имя Саша Герлингер на бумаге никогда и никому ничего не скажет.
Я умерла, чтобы умереть для него, и я жила, чтобы умереть для него. Я почти забыла, как он выглядит и каким был, но оказалось, что только почти. Стоило увидеть это лицо, как яркими красками вспыхнули старые воспоминания.
И кто меня подставил? Рома. Милый Рома, который только и делал, что работал. Как?! Как он вообще познакомился с таким человеком, как Марат? Что Марат сделал, чтобы муж стал обо мне откровенничать?
Наверное, эти вопросы были красноречиво расписаны на моем лице. Марат ласково усмехнулся, покачал головой и развернул меня лицом к себе, не убрав ладони с поясницы.
— Да, Саша. Беда пришла, откуда не ждали. Кто же знал, что твой муж такой падкий на лесть? Признаться, я был весьма...удивлен, когда, услышав о самой хорошей женщине на свете, увидел твое фото. Весьма удивлен, солнышко.
Удивлен. Распахнутое пальто из дорогой мягкой ткани не скрывало жилистой, мощной шеи, на которой от напряжения вздулись вены. Удивлен. Он с таким садизмом улыбался, что эмоции, сверкающие в глазах, с трудом можно было назвать удивлением.
— Я не солнышко.
— Разве, милая? Он в таких красках тебя описывал. Не то чтобы не правда, — Марат намеренно оценивающе оглядел меня, мой наряд и мое лицо, внимательно, чересчур пристально. Я не привыкла, чтобы на меня смотрели так. Я привыкла к восхищению, уважению и подобострастию. Зависти. Но не к этому. Он смотрел на меня как...я не знаю, на что. — В принципе, правда. Как я сказал ранее, восемь лет в могиле пошли тебе на пользу.
— А как я сказала...
Он надавил на шею и запрокинул мне голову, заставив задохнуться и замолчать.
— Я помню, милая. Не хочешь, поделиться, кстати?
Было сложно удерживаться на высоких каблуках, чувствовать, как перекрывают кислород и не иметь возможности ничего сделать. Даже закричать. Я презирала его. Я боялась его. Я его ненавидела. Всеми фибрами души.
— Зачем ты пришел?
— Ну, Саша, — притворно расстроенно зацокал он языком. — Я столько наслушался о твоем светлом уме за сегодня. Не разочаровывай меня. Мы не виделись восемь лет. Разве ты не соскучилась?
— Нет.
— А вот я соскучился.
— Здесь есть охрана, — прохрипела я и завертела шеей, ослабляя сильный захват. — Стоят камеры.
— О, они ничуть не помешают встрече старых друзей, солнышко, — намеренно издевательски выделил он последнее слово и качнулся ко мне, опалив кожу запахом туалетной воды. — Не волнуйся. В конце концов, мы всегда можем перекочевать в другое место.
— Отпусти мою шею.
— Тогда ты убежишь. А я не намерен тебя отпускать.
Он даже говорить стал по-другому. Спокойно, четко, растягивая слова, словно уже никуда не спешил и ничего не хотел. Даже речью показывая, что у него все есть, а невозможное — возможно. Человек, стоявший рядом со мной и державший мою жизнь в своей руке, был мне незнаком. Он был опасен, зол, холоден и погружен в себя, и хуже всего, что с этим человеком нас связывала целая история, совместное прошлое, которое оставило след в обоих.
— Что ты от меня хочешь?
— Не волнуйся, милая. Ты краснеешь.
С силой закрыла глаза, чтобы отдышаться и успокоиться. Что делать? Как вести себя? Что говорить? Долгое время я жила в ожидании бури, и когда эта буря случилась, резко не осталось сил.
— Что ты хочешь от меня? — взяв себя в руки, повторила вопрос более четко и настойчиво. — Это не смешно. Прошло уже восемь лет, Залмаев. Что тебе нужно?
Я вскрикнула, когда он запустил руку в мои волосы, собрал их в горсть и больно потянул вверх, обездвиживая и заставляя смотреть только ему в глаза. То ли я протрезвела, то ли наоборот, алкоголь дал о себе знать, но я попробовала ударить его, отпихнуть, причинить боль, сделать хоть что-то, черт побери, чтобы этот человек хоть на немного стал мне знаком и перестал пугать до седых волос. Я ждала знакомой реакции, возможно, удара, крика, разрывающего уши, претензий...Но этого не было. Я била, даже, превозмогая резкую боль в висках, постаралась повернуть голову и вырваться из мертвой хватки, я молча сражалась и боролась, но не для того чтобы выиграть.
Не потому что не хотела. Хотела. Я была почти готова его убить. Но с этим человеком у меня не получилось бы справиться. С прошлым Маратом, которого удалось изучить вдоль и поперек, — да. С этим? Нет.
Наконец, ему надоело. Он не разозлился — не за это, по крайней мере — просто устал и, поймав бледные запястья, рывком прижал их к стене над моей головой. И молча смотрел. Изучал. Зрительно препарировал, наверное, продумывая, что будет со мной делать. Он остался таким же мстительным, только сейчас его месть превратилась не в горячее и быстро остывающее, а холодное и острое.
Не получалось отвернуться. Пришлось смотреть. Он повзрослел. Даже не так — возмужал. Он не просто купался во власти, казалось, он стал ею. Появилась выдержка, которой дышала каждая клеточка тела. Морщины в уголках глаз. Чуть посеребренные виски. Черты лица стали еще резче, чем раньше, сделав мужественное лицо едва ли не уродливым.
— Насмотрелась? — вежливо поинтересовался Марат.
— А ты? — я постаралась глянуть на него с вызовом.
— Ну да, в принципе.
— Я рада. Теперь не будешь ли ты так любезен, убрать свои руки с моего горла?
