За старушкой двигались лорды, как-то странно глядя на меня.
Две графини, за которыми бежала моя злая слава, ибо я их выпустила голыми из бани под парламент, осторожно приблизились к нам. И они были чужими женами... Поэтому не могли быть невестами... Но смотрели на меня плохо. Судя по всему, они тоже меня узнали. Или никогда не забывали...
— Вооргот, отпусти ее, ты ее скомпрометируешь! — нагло сказала одна из них. Она заботилась обо мне.
— ЭТО трудно сделать в такой толпе и если вам постоянно мешают... — мягко, но твердо ответил Вооргот, не обращая на них внимания так же, как и на меня, и глядя на старушку.
— Мама, — торжественно сказал Вооргот. Лорды приблизились вплотную. И глаза у них как-то плохо горели. Они ревновали?
Как я не старалась, я все равно не могла углядеть среди лордов невесты, раз это мама, как он меня к ним не разворачивал лицом.
Какой-то особенно важный старикан вырвался вперед. Вооргот смотрел на него со странной нежностью, хотя тот смотрел на него и на меня, и особенно на мои пальцы, со странным напряжением и как-то подозрительно угрюмо.
Если это и есть невеста, я убью Вооргота — поклялась себе я. Надо защищать нравственность...
— Папа, мама, — радостно сказал Вооргот, — вот моя невеста! — он выдвинул меня вперед перед ними...
Весь зал мертво замер, а девиц, окружавших его, хватил удар. Глаза у них странно расширились. Они уставились на меня ужасно.
— Чтооооо?!? — рявкнула я, мгновенно вырвавшись из теплых объятий. Оказывается, он утешал меня с небескорыстными и низкими целями!!!!
— Сынок, ты сошел с ума... — ласково сказала старушка, точно успокаивала безумца.
— Я понимаю, что ваш сын сумасшедший, — извиняюще сказала ей я. — Но как вы могли выпустить его на прогулку без охраны в этом зале?!? Тут же люди! Тут же дети!!!
У нее отпал ротик.
Я резко развернулась, и, резко вырвавшись из рук дернувшегося ко мне Вооргота, гордо пошла прочь. Слезы обиды навернулись мне на глаза от злости. Никому нельзя доверять! Никому! Чуть только расслабишься возле мужчины, как они тут же норовят на тебе жениться! Мама не зря говорила, что мужчинам нельзя доверять, ибо они только и норовят затащить тебя в постель! И, как я наконец поняла, еще до этого жениться...
Я, кстати, плохо представляла, что это такое. Но одно я знала, что я некрасивая — с кем другим еще иначе бы так обращались, как с дурнушкой! Дурашкой!!! Раз — и тут же воспользоваться случаем и попытаться жениться! С красавицей небось бы так и не посмели! А я некрасивая, с ней все позволено...
— Горничная, бродяга, прислуга... — выплевывала мне след старушка...
Я игнорировала.
— Сынок, ты только приглядись к ней... Один только вид ее свидетельствует, что она низкого рода... Это лицо!!!
Я мерзко хихикнула, вспомнив, чья я копия...
— У нее мама даже не простолюдинка, а лошадь...
Я напряглась от оскорбления.
— То-то сказали, что она дочь конюха...
Я обернулась и пошла прочь...
— Неблагодарная скотина... — услышала я себе вслед шипение чужой графини.
Я резко обернулась.
— ...этот Вооргот! — быстро закончила графиня предложение.
Но я ревела... Лошадь! Это было крах всему... Всем надеждам... А мужчины лгут... Просто ему хотелось чего-то от меня... я сама не знала, чего ему хотелось... Он хотел жениться и поэтому так нагло врал.
— Некрасивая... — хотелось мне выть гудком, вслух... Я даже снова не заметила, как меня опять обняли... По-моему, я шептала себе в слух...
— Глупышка... — меня осторожно прижали, развернули к себе и даже осторожно сняли губами, нет, поцелуями слезы — это был опять Вооргот, и он наплевал на все приличия. — Ты ж выхорошела... Я же помню тебя... Не реви... — он ласково уговаривал меня, хотя я рыдала на груди этого неверного источника моих обид... — Ты не лошадь, ты чудесная и ласковая пони... Просто никто еще не заметил, как ты изменилась... Я первый...
— Вы уже сто сорок пятый, сэр... — меланхолично сказал подошедший мужчина, слегка поклонившись ему, в котором угадывался профессиональный его телохранитель. — Я узнавал... Именно столько человек за последние четыре часа попросили у ее матери разрешения ухаживать за ней, хотя она сирота... Просто Джекки только что назвал ее "ПОНИ", после того, как он вдрызг рассорился с ней... Из-за того, что они с сестрой выкинули его из комнаты прямо в тумбочке, где его перед этим заперли. Попав точно в помойный бак... Предварительно заставив тумбочку прокувыркаться по лестнице вместе с светлейшим содержимым, так что принц вопил на ползамка и больно ударился... И теперь она плачет... Не обманывайтесь, я узнал, что она принципиально не умеет плакать... За исключением тех случаев, когда ей что-то надо и оно где-то рядом... К тому же будьте осторожны — у нее два телохранителя профессионала, которые даже сейчас незаметно контролируют даже вашу беседу с ней там и вон второй над вами на третьем этаже, и которые убили бы вас при любом подозрительном движении, ибо против двоих таких убийц мне будет трудно выстоять... Сэр!
Я просто, не говоря ни слова, резко вырвалась из рук Вооргота, и, опозоренная и униженная, побежала прочь под хихиканье женщин. Ни с одной из них он не посмел бы поступить так! Подумать только — обнять при всех!!! Вообразить только — ласковая "пони"!!!! "Пони"!!!!!! Пооонииии!!!!!
Я просто ревела и выла... Хотелось бить, биться от отчаянья и горя...
— Ты жалеешь о том, что самый красивый мужчина тебя обнимал или о том, что кончил это делать? — ехидно спросила Мари, незаметно обняв меня сзади и ткнувшись мне в волосы, с шумом вдохнув.
— А откуда ты знаешь, о чем я думала? — подозрительно спросила я, размазывая слезы.
— Неудивительно знать чужую тайну, если ее ты кричишь вслух... — ухмыльнулась Мари. — Следи за собой, ты начинаешь болтать, когда слишком подавлена, и не замечаешь этого...
— Это многие слышали? — с испугом спросила я, всхлипнув от еще одной обиды и позора. — Я громко шептала?
— Порядочно, — поморщилась Мари. — По счастью все сделали вид, что не слышат... Эта английская черта иногда очень приятна...
Я крепко сжала зубы. Чтоб ни один плач души больше не вырвался из измученного сердца. Но сердце не слушалось и вздрагивало... А слезы капали просто водопадом...
— Уходи... — всхлипнула я сквозь туман слез. — Ты тоже считаешь меня п... п... п...
Я так и не смогла выговорить мерзкое слово. Оно было такое обидное и кусучее... От него было так больно...
— Ах Лу... Поверь мне, хоть мне и трудно сказать... На самом деле у тебя еще невидная, но уже чудовищная красота... Настолько прекрасная, что ее еще не все увидели... И тебя воспринимают или как чудовищно прекрасную, или как чудовищно уродливую, ведь ты пока еще расцветаешь...
Я всхлипнула.
— Ничего себе утешение!
Мари улыбнулась.
— Мама правильно сказала — восприятие красоты относительно. Ведь одно и то же лицо действительно не всегда красиво. И в этом фантастическом платье ты стала чудовищно красива в людском восприятии... И так и осталась в глазах всех, кто тебя видел. Просто изменилось восприятие тех же черт. Ведь Вооргот тебя узнал с первого взгляда, хоть женщины видят в тебе уродство, не правда ли...
— Он тоже видит во мне "пони"! — сквозь слезы сказала я, скривившись от слез, как капуста. — Но "хорошенькую"!
— Капустка! Ты ничего не поняла! — Мари рассмеялась. — Из-за этого красивого платья и твоей чудесной души, тебя теперь все так и воспринимают как фантастическую красавицу... Оно просто раскрыло им глаза... По крайней мере, на время... И таково восприятие тебя — твои черты сейчас красивы... Прекрасное платье преобразило твои относительные черты, как говорила мама, а твое сердце не дает этому впечатлению угаснуть, лишь усиливая восприятие... Твои черты из-за платья должны были быть прекрасными, а, поскольку они очень редкие, то они превратились просто в чудовищную ирреальную красоту... К тому же твоя душа действительно прекрасна... И для мужчин с твоим теплом сердца к каждому, хозяйственностью, талантом, умом, реакцией и утонченной находчивостью во всем ты просто солнце... Платье просто сделало это быстрей, чем красота твоей души выявилась бы природно для мужчин... Посмотри портреты лучших красавиц мира — часто они просто уродливы, если не отражают некое святое душевное состояние, несмотря на то, что они были первыми красавицами мира...
— Ты сама не веришь в это... А хочешь, чтоб я поверила!
— Ты как прекрасное оружие, — холодно сказала Мари. — И сама знаешь это. И для бойца самый лучший по бойцовым качествам меч — прекрасен не от ума, а от сердца. Он просто пьянеет от него... Как прекрасна новая машина... Ибо красота это целесообразность и совершенство, оцениваемое внутренним разумом — ты же сама говорила... А как будущая жена ты вне конкуренции... И они это чувствуют... Просто это надо заметить... И по мере половой зрелости ты становишься все чудовищней в своей чудовищно редкой красоте... Поэтому женщины и не оценивают тебя, ибо они же не собираются брать тебя в жены! Для них самая прекрасная женщина всегда будет хорошенькой, то есть у них поверхностная оценка красоты, если ты им не близкий человек, то есть если они не имеют возможности оценить твои душевные качества, не нуждаются в подруге, сестре, наставнице!
— То, что ты говоришь, просто чудовищно! У тебя выходит все относительно!
— Прекрасен во всем дух, — пожала плечами Мари, — проявления духа. Его выявления в человеке — это всегда остается. А все остальное меняется в соответствии с нуждой и целесообразностью. Самый прекрасный лук меркнет с появлением ружья. Это не значит, что красоты не существует, просто по мере твоей собственной внутренней нужды в чем-то (подруге, наставнике) тебе начинают выявляться эти качества в других, реальные качества. А нужда проходит, и ты равнодушно проходишь мимо вещи в магазине, если у тебя таких уже несколько, а вещи раньше казались такими прекрасными. Порасспрашивай геологов — когда они выходят из тайги или пустыни после годичных исследований, первая попавшаяся молодая женщина кажется им небесным шедевром. И нужно время для адаптации... Это не от ума. Тоже для зэков, моряков... И так во всем. Качество и совершенство совершенно реальны, но целесообразность постоянно дышит в соответствии с жизнью. Накопления духа остаются с тобой, и с тобой будут хотеть дружить, любить и сотрудничать, как бы ни менялась ты в глазах мужа как жена, ибо это вечно... Они тебе приносят пользу, это именно только твое, оно улучшает твою жизнь... Но, если для мужчин как ребенок ты была несносной, то как жена обретаешь совершенно иное измерение... Ты именно становишься Жена... И заявляю это прямо, — Мари замялась, так тяжело далась эта наглая ложь, — ты прекраснее меня!!! Чудовищно прекраснее!!! И, как мне не горько, я это признаю, — она хрипло засмеялась. — Успокойся... Часто как только на девчонку начинает обращать внимание один парень, как тут же делают это сто других, и чем дальше, тем хуже... Ибо она приобретает в их глазах некую самоценность, и они видят в ней то, чего в ней нет... Стадный инстинкт работает, это не от ума, раз другой увидел, то может я пропустил? И инстинкт гонит его туда, где увидела толпа красивое, то есть нужное, целесообразное, совершенное... Это с одной стороны плохо, а с другой хорошо для дураков, ибо они не упустят более совершенное явление, если его кто-то уже разглядел...
— Странные у тебя, право, утешения... — протянула я. — Ты меня утешаешь?
— Угу...
— Успокойся, разглядели то нас обоих... — утешила Мари я.
Мари крепко обняла меня.
— Дурочка, неужели ты думаешь, что я взаправду ревную? — она взъерошила мои волосы. — Наоборот, я так счастлива! Сестренка, ты мне дороже меня... — счастливо засмеялась она. — И я рада, что мы обе красавицы, и ты теперь не будешь мне завидовать!
— Первому или второму рада? — рассудительно сурово спросила я.
— Обоим... Не хочу, чтоб между нами хоть какая-то тень стояла! — сказала Мари.
Не знаю почему, но я тоже крепко обняла ее и вздохнула.
— Я тоже тебя люблю, сестренка... — прошептала я, ткнувшись в ее плечо.
Глава 63.
Я не знаю, сколько я простояла рядом с сестрой.
— Ииии-го-го... — заржал рядом Джекки, напоминая, что он рядом. И заскакал, как зайчик, вернее всадник на гордой метле. — Го-го, кобылка!!!
Я, немного утешенная, накинулась на него, и стала просто бить.
— Слушай, а почему Джекки меня не воспринимает? — вдруг озабоченно спросила я, оторвавшись на мгновение от избиения.
— А может он просто маленький? Ему рано жениться, вот он и не видит твоей красоты, ему еще не нужна жена! — сказала Мари. — Ему еще нужен пони... Он еще не хочет боевого верного коня...
— Ну, знаешь!!!! — я чуть не закричала. Удар был слишком силен. — Я поняла, что у меня для мужчины красота боевого верного КОНЯ, да?!? — я угрожающе надвинулась на Мари. — А не пони!?!
Мари аж затрясла головой от хохота от этого моего вывода.
— Нет, Лу, ты все не так понимаешь! — присела от смеха она. — Я говорила обобщенно, приблизительно, и вообще не о тебе...
— Я поняла — красавица, это не обо мне, это об обобщенной красавице! — сквозь слезы отчаянно выкрикнула я, заливаясь нестерпимыми рыданьями. Глаза застилало потоком, я не ничего не видела.
Мари внимательно посмотрела на меня.
— Боже! — вдруг сказала она. — Ты же под действием наркотика твоего китайца, да еще порядочно под градусом... А я, дура, этого не поняла, — тоскливо и покаянно сказала она. — Тебя нельзя было отпускать, ведь ты больна... Боже, Лу, прости нас за глупость, я не догадалась, прости, как ты болезненно сейчас все воспринимаешь, у тебя ж нервы после случая с Логаном еще не пришли в себя! — не обращая внимания на мои сопротивления и слабые уверения, что со мной все нормально, Мари строго потащила меня за собой к маме, никуда не отпуская и охраняя по дороге... Еще и причитая постоянно... Вычитывая еще себя за глупость, а меня за то, что ушла больная — понимать же должна — голова еще не вылечилась...
— Мама! — Мари буквально накинулась на маму, поймав ее. — Я, конечно, допустила глупость, но ты же должна была бы подумать о дочери! Лу ведь мало того, что пережила шок, и неизвестно с какими последствиями, так еще и опоена какой-то дрянью...
— Китайской дрянью... — уточнил подошедший Логан.
— Так ее еще и опоили китайской водкой, которая крепче рома!
— Что!?!
Мама помрачнела.
— Никуда не отходи от нее, — приказала мама.
— Пока я развлекаюсь, — продолжила я.
— Она еще и говорит?! — изумился Логан, с удивлением глядя на меня.
— Представь себе, — хмуро сказала я.
Мама, видимо, с изумлением посмотрела на меня.
— Она не только говорит, но еще и понимает, — сказала Мари. — Но вот только контролировать чувства не может...
Мари погладила меня по головке.
— Реагирует на слово "пони"...
— Отзывается? — меланхолично спросил Логан.
— Я сейчас буду бить невзирая на лица, — сделала заявление я для прессы.
