— Это непостижимо, — удивился я. — Конечно, помогу. Давай выкладывай, что и как нужно делать.
Работа оказалась довольно сложной и местами опасной. В опасные зоны я запускал прихваченного с собой робота. Погруженный в "янтарь" он стал практически моим продолжением из-за отличного совмещения наших восприятий. Сканирование обоих массивов на повод неисправностей заняло около суток земного времени. Рутину я свалил на робота, периодически давая ему подсказки в запутанных ситуациях. Все это время разговор с Мадам шел на какие-то меланхоличные темы. А когда пошла корректировка процессов и замены некоторых блоков в массивах, на Мадам стало трудно смотреть без сострадания. Она сидела за столиком, положив голову на сложенные на столе кисти рук. Временами мне казалось, что ее восприятие действительности становилось неадекватным. В один из таких моментов, не утерпев, я плюнул на просьбу Мадам по возможности избегать прямого контакта с "временной конструкцией", называемой по-человечески телом. Едва я коснулся руки Мадам, меня пробила сильная боль, за мгновение успевшая достигнуть всех уголков моего тела. Я отдернул руку и увидел немного помутневший взгляд Мадам. Не знаю, что она думала или пыталась сказать, ей было больно. Несколько раз скорее для уверенности, как перед погружением в холодную воду вдохнув, я положил свои руки на ее кисти и, закусив от боли губу, нашел в себе силы прижаться своим лбом к ее лбу. И стала боль. Не знаю, как долго все это продолжалось. В краткие моменты ослабления боли я подбадривал Мадам, говоря ей, как маленькой девочке, какие-то нежные слова. Не стоит говорить, что никакого руководства над роботом я не осуществлял, умный малый сам разбирался в обстановке, ориентируясь по обстоятельствам. Боль на секунду уступила место какому-то мандражу и, наконец, схлынула окончательно. Мадам подняла голову. Мир начал стремительно набирать краски, разгоняя туман и сумрак. Странно, но в этот момент я почувствовал, что во мне копится какая-то инородная усталость. Голова наряду с полной ясностью становилась все тяжелее, сердце, казалось, начало пропускать такты. Мадам отдернула руки, и я, не удержав голову, "стукнулся" о стол. Но касание оказалось мягким, как будто я опустил голову на подушку. Лениво перевернувшись на бок, я почувствовал под собой ложе. Это походило на диван, на котором лежало мое настрадавшееся тело. Мадам сидела рядом за "ресторанным" столиком.
— Наверное, так чувствовали себя раненные, когда в полевых условиях им делали операцию "живьем" без наркоза, — сказал я. — Вы как себя чувствуете, Мадам?
— Замечательно, спасибо за поддержку, — улыбнулась она. — Надеюсь, тебе уже лучше, я исправила ошибки, пополнив твою энергетику.
— Но почему тебе было так больно? — спросил я. — Может, ты не совсем та бездушная машина, какой представлялась мне? Откуда в этих цепях вообще может взяться такое понятие, как боль?
— Фактически я — искусственное создание, которое можно назвать машиной, — спокойно улыбаясь, сказала Мадам. — Не суть важно из чего эта машина сделана.
— Ты всегда была такой? — задал я следующий провокационный вопрос.
— Нет, — ответила Мадам. — Когда-то давно я была совершенно иной.
— Хотел тебя давно спросить, — увел я тему в сторону. — Там болтается огромный корабль больших негодяйцев по имени вольды. Они насколько пригодны к переходу на следующий уровень сознания?
— Абсолютно желтый, — ответила Мадам. — Если учесть машинную часть — зеленый-желтый.
— А ты считаешь, что есть разница живой разум или нет? — уточнил я.
— Не правильно трактуешь, — лицо Мадам улыбнулось. — Искусственный и натуральный.
— Чушь! — резко сказал я. — Полная чушь! Ты можешь себя показать, какой ты была при рождении? Я имею в виду проекцию твоих ощущений на это тело в зависимости от состояния сознания.
Рядом появился натуральный манекен, облаченный в какой-то обтягивающий комбинезон. На лице полное отсутствие эмоций, нет ни тени жизни в глазах, ни хоть малейших половых признаков на теле.
— Резиновые куклы и то живее этого, — сказал я, повернувшись к Мадам. — И ты хочешь сказать, что ты осталась такой же?
— Нет, — ответила Мадам.
— Так в чем же разница? — удивился я. — Найди мои мироощущения, как младенца, разница будет только во внешних данных. Я был такой же дурной машиной, только биологической конструкции.
— Когда мы находились в слиянии, я коснулась твоих переживаний, — как будто незаметив моей фразы сказала Мадам. — И в них я заметила некоторую странность. Мне хотелось бы ее проверить.
— И что для этого надо? — насторожился я. — Как-то все чаще твои проверки сопряжены с чем-то неприятным.
— Нужно сместить твое восприятие в зону нестабильности, — пояснила Мадам. — В принципе физическая боль для этого подойдет, но есть и другие варианты: радость, которую вы называете "счастье", некое чувство, которое вы именуете "утрата", гнев, по большому счету подойдут любые сильные эмоциональные состояния, возможно сексуальные переживания.
— Сексуальные? — удивился я. — А там есть какие-то переживания?
— Я не знаю, — Мадам кокетливо пожала плечиками, — твои воспоминания об этом довольно эмоциональны, я посчитала, что там имело место какое-то переживание. Мой же опыт в этой области равен абсолютному нулю. Секс можно отбросить, если ты в нем не уверен.
— Мда... Выбор, конечно, неоднозначный, — я в сомнениях почесал нос. — Боли как-то уже хватило, гнев и всякие утраты тоже не прельщают. Может, секс все же подойдет?
— Исследования можно будет прервать и повторить с другими исходными значениями, — Мадам сделал неопределенный жест ухоженной ручкой. — Впрочем, околосексуальная тематика мне, пожалуй, будет даже интересна. Предлагаю начать исследования на ее основе.
— Да уж, такого предложения на тему перепихона без обязательств мне еще не делали, — прыснул я. — Но пусть уже будет так, чем боль или гнев. Когда начнем?
— Сейчас, — личико Мадам стало оценивающим. — Что тебе для этого нужно?
— Для секса оптимально иметь женщину, — ситуация меня откровенно веселила. — Бывают, конечно, и иные варианты, но я как-то к ним без отношения, так что обойдемся без экспериментов по этой теме.
— Это воплощение тебе подойдет? — совершенно серьезным голосом спросила Мадам. — Я могу разоблачить его, чтобы ты осмотрел, я так поняла, у мужчин вашего вида это имеет какое-то значение.
— Имеет, очень даже имеет, — тихо прыснул я. — А ты-то хоть знаешь, что нужно будет делать? В идеале сексом занимаются обе стороны, и наличие одного лишь тела не всем может быть достаточно.
— Я имею некоторое представление, основанное на экстраполяции данных по поведению и вербально-визуальной реакции всех твоих сексуальных партнерш, — серьезно ответила Мадам. — Возможно, ты захочешь удалить из таблицы данных откровенно неудачные случаи?
— Вот блин, — я даже осекся. — Откуда ты это можешь знать?!
— Разделенная боль — это разделенное наслаждение в иной полярности, нужно просто уметь сменить полюса, — Мадам невинно пожала плечиками. — Перед непосредственными исследованиями мы с тобой сможем совершить точную настройку, хотя, судя по твоим воспоминаниям, женские особи вашего вида чрезвычайно отличны, и я смело могу избрать усредненную программу поведения в сексе. Как говорил кто-то из твоих знакомых: "Новое тело — лучшая находка".
— Саныч, — буркнул я. — Было бы на кого ровняться.
— Осмотришь это тело? — уточнила Мадам. — Или мне начать готовить его к сексу?
— Это... тело... — замялся я. — Оно, конечно, ничего так, но как-то оно немного не по возрасту мне. Ну не могу же я со своей школьной учительницей этим заниматься. В школе меня жутко впечатляла наша соседка по лестничной клетке, она работала стюардессой на международных линиях...
— Образ немного диссоциирован, имеются наслоения иных проекций, — ответила Мадам. — Возможно, тебе придется нивелировать его под свои текущие взгляды.
Ангела Карловна была дочерью потомка иммигрировавшего еще при царе немца-инженера и, возможно, унаследовала его тягу к педантичности в одежде. В силу профессии супруга своего она радовала присутствием далеко не каждый день, зато, если уж делала это, то весь дом ходил под впечатлением от ее явления после очередного рейса всю последующую неделю.
Мадам безошибочно "вынула" нужный образ из моей памяти. Эта сине-голубая форма, служившая упаковкой шикарному телу, снилась четырнадцатилетнему мальчишке не один месяц. Не знаю, мне кажется, что главной в том образе желанной женщины стала именно форма. Встреть я эту шикарную девушку в красивом, но не форменном платье, меня, возможно, так бы и не зацепило.
От Мадам-стюардессы прямо таки шла волна сексуальности. Теперь я видел, что девушке Ангеле во времена моих воздыханий по ней насчитывалось лет от силы двадцать с хвостиком. Но тогда шесть — восемь лет казались непреодолимой пропастью. Сейчас же ситуация кардинально поменялась. Встретились более-менее знающий о теме молодой мужчина и совершенно нетронутая даже в отдаленных мечтах очень даже созрелая в половом и моральном плане женщина.
Ну что ж, Мадам оказалась вполне себе сносной партнершей. Правда, меня постоянно не покидало ощущение, что я занимаюсь ЭТИМ с начитавшейся умных книжек монашкой, знающей о вопросе лишь из этих самых книжек. Мадам, казалось, элементарно не знала чего ждать, но тело, фактически бывшее человеческим, делало шаг за шагом само по себе. И вроде процесс шел правильно, и участие обеих сторон присутствовало, но то ли не хватало в нем чего-то, то ли это что-то оказалось в избытке. По большому счету, невзирая на прилагаемые усилия, я не смог бы назвать этот секс пределом своих мечтаний. Но в какой-то момент все пошло куда-то не туда, и моя партнерша как будто сбросила лягушачью кожу. Нет, на физическом плане все продолжалось как должно, но появилось одно "но", как будто расщепившее меня на несколько идущих параллельно потоков восприятия.
Мадам, похоже, освоившись с телом, потянула процесс куда-то на себя, и вместе с этим во мне стало нарастать что-то странное, местами даже страшное. "Перевалив за гору", моя партнерша со знанием дела, как будто делала это уже много раз, окунулась в мир ощущений тела человеческой женщины, увлекая в этот калейдоскоп ощущений-образов и меня. И, с одной стороны пребывая в совершенно фееричной прострации, с другой я наблюдал параллельным потоком своего сознания, как где-то во мне рушатся неопознанные доселе преграды, маленькие барьерчики и барьеры побольше. Исковерканными обломками сыпались разноплановые фрагменты моего сознания, как будто облегчая мне дыхание. В соседней реальности поросшая мхом и плющом спиральная башня, дрогнув с самой верхушки, пошла трещинами, и этаж за этажом начала медленно осыпаться, оставляя за собой яркую голубую в желтых отблесках дорогу. Из сумеречных глубин другой плоскости моего странного бытия чередой всплыли теплые светлые образы, пересыпанные темными всплесками. Эпизодически обваливаясь с небес, как град ранней весной, осколки ночи боролись с нарождающейся на бескрайней равнине зарей. И вся равнина от края до края полнилась тревожными звуками битвы, в которой каждое действие, будь то басовитая поступь тяжелой конницы или отрывистое сопрано прокалывающих воздух стрел, походило на ноту или аккорд большой симфонии. Не успел я толком всмотреться в картину, как мир вокруг меня мигнул, и стало темно, а на моей руке оказалась желтая искорка. Присмотревшись внимательно, я обнаружил порхающих вокруг нее мошек и понял, что взираю на миниатюрную модель солнечной системы, моей родной Солнечной системы. В следующий миг мир снова мигнул и стал огромным, сплошь пронизанным светом, а я смог бы легко ухватить рукой мелкие юркие частички, которые складывались в логичные и завершенные структуры.
Все рухнуло так же внезапно, как и накатило. Вязкая темнота постепенно отступила, и перед моими глазами возникло лицо Мадам-стюардессы, взирающее на меня с явным любопытством. А в следующий момент я понял, что мы не просто смотрим, а смотрим именно друг в друга, и важным оказалось то, что лично меня такой поворот дел нисколько не удивлял.
— Ну и как там наш эксперимент? — с ехидцей уточнил я. — Все живы и здоровы?
— Мне кажется успешно, — в глазах Мадам промелькнули отблески различных эмоций. — Весьма нетипичное поведение твоей психики и энергетики заставило меня удивиться. Некоторое время твоя сущность заняла ступень практически чистой синей градации. Но это продолжалось совсем недолго, теперь ты снова сине-оранжевый. И это чрезвычайно странно.
— Правда? — сказал я явную чушь, почесав лоб. — И что с того? Неплохо побаловались. Ответь мне, неужели вся котовасия устроена лишь из-за такого маленького, хоть и глубоко интимного процесса?
— Нет! Конечно, нет, — ответила Мадам. — В тебе наблюдалась какая-то погрешность, и мне хотелось ее зафиксировать. Для тебя секс — лишь символ, который, похоже, является неким ключом. Может, тебе будет более понятно, если я скажу, что, по моему мнению, все это действо нужно не столько для продолжения рода, сколь как некий инициатор твоего разума. Как будто малый заряд соединяет воедино критическую массу, вызывая реакцию ядерного деления. Как не странно это звучит в отношении человека, секс дает тебе возможность стать лучше, чище, открытее и проникновеннее. В этот момент ты отдаешься и отдаешь с большой буквы.
— Ну да, есть в том процессе некая передача, — прыснул я в кулак. — Многие дамы ничего не имеют против нее.
— Не могу сказать, что мне не понравилось, — Мадам улыбнулась. — Но ты должен понять, что по большому счету мне безразличен секс с человеком, но я совершенно иного мнения о второй открывшейся стороне медали с этим названием. Возможно, ты являешься лишь каким-то компонентом процесса, и при создании нужных условий сможешь стать чем-то большим. Возможно, тебе нужен партнер, способный с тобой резонировать на должном уровне. У меня, к сожалению, такой возможности нет.
— Не уверен, что понял, — развел я руками, улыбнувшись. — Главное, чтобы мои женщины об этом не догадывались. Сядут на шею — не снимешь.
— Они знают, — улыбнулась Мадам, — а если и не знают, так неосознанно чувствуют. Но для этого ты должен их избрать, а не просто купиться на древнейшие инстинкты, иначе старой, как мир симфонии не зазвучать.
— Ну ты прямо меня каким-то супер особенным выставила, — усмехнулся я снисходительно.
— Каждый уникален по-своему, — ответила Мадам, — редкие единицы могут найти себя. У тебя такой шанс есть.
— Не могу сказать, что это многое мне дало, — почесал я уже нос.
— Ты можешь прямо сейчас перейти, — голос Мадам сошел до шепота. — Этого нельзя делать, но я тебе помогу. Я не знаю как, но ты на мгновение встал на ступень перехода. Твое тело в таком режиме просто не сможет обеспечить мозг энергией. А я дам тебе энергию для перехода.
— Я больше не буду человеком, — пришла ясная мысль.
— Ты будешь "астар", — сказала Мадам. — Следующей ступенью существования!
— Все там будем, — пошутил я. — Закоренелые грешники, по совместительству слуги господни, нам обещают, что, не согрешив при жизни, после смерти все вознесемся. Брешут. Безгрешный дурак, по моему мнению, равен по самые уши уделанному в грехах пройдохе. Судя по тому, что я успел узнать, чтобы вознестись куда-то, нужна не тупая и удобная кому-то вера, нужны знания, которые, по сути, и есть энергия. По аналогии со стартом с планеты, у каждой души складывается свой набор условий: масса, энергия и притяжение. Масса — это наша личность со всеми ее плюсами и минусами, энергия — это та часть опыта, которую можно назвать знаниями. Знания — это не только голая математика или физика в математических формулах, для одного это — откровения человеческой сущности, для другого — гармония природы, для третьего — симфония космических сфер. А притяжение — это мелочность, пороки, подлость и грязь. Ведь как приятно в эту грязь упасть. Только вот и держит она не хуже Земной гравитации.
