* * *
Двенадцать дней назад умер Каппель — и вот-вот может погибнуть Адмирал. Мы всё-таки пробились к Иркутску: я до самого последнего момента не верил, что всё будет настолько легко. Атака, снова атака, ещё раз атака, и опять...А потом — тихо. Очень и очень тихо: красные отходили к окраине Иркутска, устанавливали пулемётные гнёзда, сколачивали "дружины". Я сам видел, как человек десять-двенадцать парней, не старше лет двадцати, в тужурках и плохоньких шинелях суетятся вокруг "виккерс-максима". Смешно, право: одной гранаты хватит, чтобы превратить в ошмётки и саму дружину, и пулемёт. Да вот только — нельзя. Адмирала могут убить: городские власти пригрозили смертью бывшему Верховному правителю России. И ведь не дрогнет рука, не допустят они ошибок прошлого правительства. Это Адмирал мог отпустить на все четыре стороны Авксентьева с Зензиновым, отдав сто тысяч рублей каждому "на жизнь". Нынешние "правители" России разве что на тот свет отпустят с радостью, пустив пулю в лоб.
Вечером, как сказал нам майор Колотозов, состоялось совещание штаба Каппелевской армии. Как звучит-то! Три тысячи усталых солдат и ещё тысяч двадцать больных, раненых и умирающих. Армия...Вот она, наша Россия, съежившаяся до размеров вокзала и пары вёрст железнодорожного полотна. Погибла Россия...Нет, ещё не погибла! Отставить грусть и трусость! Адмирал! Пока жив Адмирал — жива и прежняя Россия. Только бы спасти его...
Колотозов принёс ещё какое-то известие, только вот я совершенно не расслышал его слов. Что-то там про обходной манёвр, об ударе с тыла...Ага, в атаку на Иркутск идём! Отобьём Адмирала! Наконец-то — в бой, чтобы не бояться, чтобы не мёрзнуть. И — чтобы не думать...
Ставшие давным-давно привычными сугробы и трескучий мороз. В новинку разве что полная луна, освещающая наш путь. Лучше б и не было её: иркутским легко заметить вооружённый отряд, идущий возле самого пригорода. Проклятье! Заметили! А. нет...Не успели знак подать: снег принял троих красных дружинников в свои морозные объятия. Я всё-таки посмотрел на них: простые люди, рабочие, не будь этой проклятой Смуты...Эх, да что уж там! Ещё битвы, ещё! Чтоб не думать, чтоб тупо выполнять команды, чтоб сражаться за Адмирала!
Блестит Ангара — или не Ангара? Вроде она здесь протекает, ныне закованная в ледяную броню. Эх, смотри-ка, поэтому становлюсь, романтиком...Давно ли копал в промёрзшей земле могилы для умерших от гангрены однополчан? Воспоминание отбило всякий поэтический настрой.
Внезапно скомандовали залечь. Поднявшееся было волнение унял, умыв лицо снегом. Хорошо стало! Да, хорошо! Мысли сразу в порядок пришли, да и внимание переключилось на...
Кто же это там? Кого...
Я подполз поближе, чтобы увидеть холм, ребёнком выглядящий на фоне крутой горы. А там, на холме, высокий человек в серой папахе возвышался перед расстрельной командой. Ещё ближе, ближе, ближе...Подползти, надо подползти поближе...Этот человек показался мне до боли знакомым. Да он там не один, ещё кого-то вот-вот расстреляют...
Где-то вдалеке раздался пушечный выстрел — и словно этот громовый отзвук придал ясности моим мыслям: там, на холме, был...Адмирал! Да, это он! Адмирал!
Я едва удержался, чтобы не подняться во весь рост и не побежать к нему, чтоб закрыть телом...
— Кто Вы по званию? — слышу я уверенный, спокойный, ледяной голос Адмирала, обращенный к начальнику расстрельной команды.
— Комиссар!
— Нет такого звания. Боюсь, что по уставу Вы не можете командовать моим расстрелом, здесь нужен старший либо равный по званию, — всё так же заметил на возглас красного комиссара Адмирал.
— Так что же тогда прикажете делать? — издевательским тоном произнёс командир палачей.
— Командовать своим расстрелом буду я, — отчеканил Адмирал. — Готовсь!
Майор Колотозов поднял руку — знак изготовиться к бою. Ага, ну сейчас мы...Приклад послушно прижался к плечу. Мушка глядела прямо на одного из палачей, вон того, в тужурке с красным околышем.
— Цельсь! — возвысил голос Адмирал, готовясь произнести последнее в своей жизни слово.
— Пли!
Адмирал застыл...Он стоял секунду, две, три...Он, наверное, не понимал, почему же не он упал в снег — а красные...
Колотозов обогнал Адмирала — и вся расстрельная команда отправилась на тот свет...
— Александр Васильевич! Александр Васильевич! — майор первым поднялся из сугроба и побежал к Адмиралу. — Александр Васильевич!
Адмирал, не в силах побороть охватившее его волнение, покачнулся и едва не упал в снег.
— Александр Васильевич! Уходим! В часе отсюда — Войцеховский! Уходим, Александр Васильевич! Нам больше нечего здесь делать! — Колотозов, обыкновенно спокойный и обстоятельный, теперь более походил на юнкера, прошедшего через первый в своей жизни бой. — Александр Васильевич!
Но, признаться, мне самому хотелось пожать руку Адмиралу, посмотреть в эти глаза — и...
— Я не считаю возможным покинуть Иркутск, — взяв себя в руки, отрезал Адмирал. Он вглядывался...куда?
Я проследил его взгляд — он падал на какой-то из городских кварталов, там же и темнела громада...тюрьмы? Неужто и вправду тюрьма?
— Я понимаю, что Вам сейчас нелегко, мы только что избежали смерти, но...помилуйте! Надо уходить! — дородный Пепеляев надеялся образумить бывшего Верховного Правителя России. Шальной взгляд премьера метался: Пепеляев, видимо, не желал возвращаться, не желал вновь увидеть застенки. — Опомнитесь! Там же красные!
— Там — Анна Васильевна. Пока она находится в Иркутске — я не в силах покинуть город, — лицо Адмирала напряглось, посерело...
Я наконец заметил, что он поседел, и теперь более походил на старого орла. Не только мы прошли крестный путь, но и Адмиралу досталась своя дорога на Голгофу.
— Проклятье! Ваше Высокопревосходительство, разрешите выполнять! — взял под козырёк майор. — Я берусь спасти заключённых. Клянусь Вам: Анна Васильевна...
— Верю, охотно верю — я пойду с Вами, майор. Дайте мне оружие, — именно в тот момент я готов был охотно поверить, что Адмирал когда-то смог успокоить митинг революционных матросов. Этот взгляд...Этот голос...Металл был мягче.
— Но, Ваше Высокопревосходительство...Александр Васильевич...
Вы когда-либо видели, чтобы мужчину, спешащего к любимой, кто-то мог остановить? А уж особенно бывшего Верховного Правителя России...
Зато я могу поклясться: вам никогда не доводилось видеть отряд человек из сорока, решивший взять штурмом самое охраняемое здание Иркутска. Наверное, в иное время впору было бы снимать картину-синема о наших похождениях...
По дороге встретился патруль красных...Наконец-то — бой! Не думать! Не думать о том, что вот-вот нас могут окружить "дружинники", что мы в самом центре вражьего гнезда...
А ведь какие юнцы были среди "дружинников"...Точно такие же парни воевали у Тобола и под Самарой...Эх, Самара-городок, сколько же ребят там полегло...Почудилось, что среди красных был и Пашка Милорадовский, лихой поручик, нашедший последний приют в братской могиле Челябинска...Вылитый Пашка! Такой же молодой — и такой же горячий. И погиб первым...
И снова — бег по улицам просыпающегося Иркутска, снова стрельба...И оборачиваться— нельзя: там, позади, пятеро наших осталось. И, знаете, я был даже рад за них: наконец-то отдохнут...
Но вот и настал конец нашей беготне: впереди громоздилась тюрьма, оцепленная дружинниками, улыбающаяся пулемётными дулами.
— Надо всё сделать быстро, иначе...— Адмирал не закончил фразу, но нам и без того было понятно: перестреляют заключённых, опоздай мы хоть на минуту.
— С Богом! — Колотозов дал сигнал к атаке. — За Россию! За Адмирала!
Он сделал несколько шагов — и, смешно всплеснув руками, повалился на снег. Вот и он наконец-то сможет отдохнуть...
То, что было после, и боем назвать-то трудно: кранные просто разбежались, дав дорогу обезумевшим от ярости "белякам". Нам, то бишь...И всё-таки — ещё семеро из нас остались лежать, окрашивая снег в багрянец. Отвоевались...Не думать...Не думать...Не бояться...В атаку! В бой! На смерть!
Я видел, как Адмирал, со смесью радости, ярости и волнения на лице, отпер дверь одной из камер — и заключил уже в свою темницу, темницу любви, даму...Да, это была Анна Васильевна, жутко худая, испуганная, — но счастливая. Слышно было, как она плачет, но лица её не было видно: Адмирал прижал к себе возлюбленную и что-то шептал ей.
Сзади послышались торопливые шаги и короткие команды, выкрикиваемые гнусавым голосом. Ага, ещё солдаты революции подоспели...
Я развернулся — и увидел дуло трёхлинейки, направленное прямо на Адмирала. Время...Время...Его никогда мне не хватало...
Надо успеть...
Не думать...
Выстрел...
Наверное, я улыбался, падая в небытие: я всё же успел. Несмотря ни на что...Мы всё же...устроили красным настоящий реванш за крестный путь...И теперь — можно отдохнуть...Наконец-то отдохнуть...Как хорошо и тепло...
Послесловие
Вот и дописана последняя страница цикла "Рыцари Белой мечты". Начатый романами "За Русь святую!" и "Гром победы, раздавайся!", он завершился этой книгой. Работа над заключительной частью проходила в напряжении и трудных условиях, особенно в моральном плане.
Скоро вот уже сто лет, как началась Первая мировая. Через семь лет мы отпразднуем вековые юбилеи Февраля и Октября. Многое ли мы узнали, что мы поняли за целое столетие? Я могу говорить только за себя. Прошло пять лет работы над циклом, поиск информации, размышления — но для меня постижение тех событий только-только начинается.
Один из способов понять те времена — предположить, что было бы, пойди история по другому пути. Что мы потеряли бы? Что обрели бы? В книге я попытался вместе с читателями найти ответы на эти вопросы.
Кто знает, вдруг мы сможем, всматриваясь в прошлое, сделать настоящее хоть чуточку лучше?
И не могу не сказать пару слов о Приложениях к роману. Во-первых, вас ждёт биографическая справка об основных -исторических, а не порождённых фантазией автора — персонажах книги. Материалы мною брались, если это не оговорено сносками или какими-либо другими примечаниями, с сайте "Библиотека Хроноса" (www.hrono.ru), но в большинстве случаев мне приходилось вносить некоторые корректировки в использованные статьи. Кроме того, вниманию читателя представлен ряд очерков по вопросам, затронутым в романах цикла, но так и не "раскрытым" по причине того, что это всё-таки художественные романы, а не исторические исследования. И, наконец, размещены краткая информация об авторе и отрывок из следующего произведения, чистой альтернативной истории Гражданской войны.
Мифология войны и революции
(Ссылки, в большинстве случаев, по причине значительного количества литературы, использованной при написании очерков, не даются — источники, которыми пользовался автор, смотри в разделе "Библиография").
Очерк первый: Февральскую революцию готовили много лет.
Многие до сих пор считают, что Февральская революция возникла как стихийный мятеж, вызванный недовольством петроградского населения плохой продовольственной обстановкой и просчётами правительства.
Однако это далеко не так.
На самом деле, можно сказать, что всё началось ещё с петровских времён, когда общество раскололось на две части: народ и прослойку европейски (запомните — именно европейски) образованных людей. Подробнее о этом можно прочесть в таких книгах, как "Народная монархия" И.Л.Солоневича и "Судьба России" Н.А.Бердяева, не говоря о трудах славянофилов и западников.
Кадетская и октябристская партия были созданы интеллигентами, ориентированными на западные "идеальные формы правления". Учитывая, что представление о зарубежье, особенно Франции и Англии, складывалось идеализированное (поездки за рубеж были недешёвыми и в ту далёкую пору), а о своей стране — очернённое (благодаря нашей же литературе, всегда любившей показывать не достоинства, а в основном только недостатки), то возникло стойкое убеждение: надо жить, как "Там" (не правда ли, знакомо?). А как жить? Естественно, стоит только создать такую же государственную систему, как во Франции (господа декабристы, например, добивались создания этакого аналога революционной Франции) — и вуаля, всё будет хорошо. Подобную ошибку совершил ещё Пётр I, уничтожив старую систему госорганов и не создав полноценной взамен (например, несколько лет "столица" была в Ставке Петра, любившего разъезжать по городам и весям России, что было чревато...). Но было ещё одно: боязнь русского населения, его непонимание. Сам П.Н. Милюков несколько раз признавался, что боится, как бы выборные от народа не заполонили представительные органы "попами да фельдшерами". Тот же Милюков, кричавший о Думе направо и налево, тут же забудет о ней, едва царское правительство будет свергнуто. Государственная Дума не будет собираться после Февраля, но не будет и распущена, до самой осени 1917 года.
Что мешало воплотить мечты определённой группы лиц в России? Как заметил Й.А.Шумпетер, мешала стабильность системы: человеку "революционного склада ума" (то есть любящему уничтожать, а не медленно отстраивать) делать в России было нечего. И потому систему решено было сломать.
Ломали её в несколько этапов. Наиболее яркий пример — Первая русская революция. Идёт русско-японская война. А пленных японцев встречают цветами, конфетами, барышни без ума от них. Русских солдат встречают настороженно, если не сказать — враждебно. Выше я уже привёл цитату из одного журнала тех времён: либеральные круги просто боялись, что Россия победит в войне, и тогда снова будет утерян шанс расшатать систему, чтобы затем построить "царство правды" в России.
Практически все оппозиционные партии (кроме большевиков) соберутся на конференции, устроенной на японские деньги, в 1904 году и примут решение добиваться революции всеми доступными им средствами. П.Н. Милюков и П.Б. Струве, видимо, радостно забудут вспомнить своё участие в создании тех самых Советов, что погубят "республику".
Но снова что-то шло не так. Россия ещё дралась, Россия не проиграла. Несмотря на череду поражений, мы собирали войска. Япония — и та почти зачахла. Редкий случай: японские призывники в последние месяцы войны (вроде бы победной для самих же японцев) поднимали бунты и не хотели ехать на войну. Думаю, это о многом говорит.
Под давлением либеральной общественности министром внутренних дел был назначен Святополк-Мирский. Он, в общем-то, со своими обязанностями не справился, и в последние месяцы своего пребывания на посту министра внутренних дел практически бездействовал. Но...
