Это было по-своему мирно, вместе они обе были стабильнее, чем по отдельности. В этом внутреннем мире у них было больше времени, достаточно, чтобы вспомнить лучшие времена, достаточно, чтобы внести последние перемены, достаточно, чтобы успокоиться.
Вот только…
«Что-то… не так», — подумала Мами, когда то, что они считали мирным переходом, медленным угасанием в забвение, сопровождаемым глубокой болью, управляемой двумя жизненными опытами в манипуляции душами, обернулось… чем-то иным.
Резкая, сокрушительная боль, казалось, ударила по самому их ядру. Мами чувствовала, как Акари отчаянно пытается отступить еще дальше от материального мира, но некуда было идти, так как теперь было очевидно, что боль приходила откуда-то еще.
Как бы ужасно это ни было, это было ожидаемо. Но неожиданным было… другое наполнившее их ощущение. Чувство, что это также начало чего-то нового, чего-то… ужасающего.
«Пожалуйста, позволь мне унести твой самоцвет души, — подумала Мами, оправляясь от отраженной боли. — Тебе не нужно так страдать».
«Я… хочу знать, — подумала Акари. — Я всю жизнь провела, изучая такое. Столько… безответных вопросов».
«Оно того не стоит! — взмолилась Мами. — Не так!»
«Ты не понимаешь», — подумала Акари, даже сумев передать по их телепатической связи призрак напряженной улыбки.
Долгое время Мами не в силах была связно ответить.
«Я сказала, что наконец-то поняла… о чем было мое желание, но теперь я подозреваю… что в нем была еще одна часть, — подумала Акари. — Можешь представить, насколько ценно будет пронзить завесу? То, что предотвращает трансформацию, блокирует от нас огромную мощь. Последствия могут быть… значительны. Они могут… все изменить».
Мами больше не могла этого вынести, что бы ни говорила Акари. Казалось предательством распахнуть глаза и унести самоцвет души Акари прочь от ее тела, но она сказала себе, что Акари заблуждается, что известная спираль отчаяния вцепилась в нее и заставляет ее бредить.
И все же, даже когда Мами со всей возможной скоростью метнулась прочь от тела, используя дарованную Акари силу, связь между ними невозможным образом не разорвалась.
Акари настолько отдалилась от своего тела, что больше даже не была к нему привязана, и каким-то образом их мысли все еще оставались переплетены.
«Нет», — подумала Мами, тихо прошептав мысль, что казалась столь же бесполезной, как и недавняя попытка не дать самолету рухнуть с неба.
В этот раз Акари не ответила, и боль подавляла, настолько, что Мами больше не могла продолжать бежать, бесцельно рухнув на колени на клочке травы. Она не могла вынести принудительный разрыв связи, она не могла вынести мысль просто… оставить… вот так Акари.
А затем она увидела, сквозь непроницаемо-черный самоцвет души Акари пробилась трещина. В ней она видела… она видела…
В это мгновение она увидела, не глазами, но разумом, образ издевательства над всем, чего все они когда-либо старались добиться, призрак чистого отчаяния.
Она на мгновение увидела рядом с собой что-то яркое, как раз вне поле зрения.
А затем все закончилось, связь разорвалась, самоцвет души невозможным образом исчез из ее руки.
— Как она? — услышала Мами вопрос Хомуры через усиленную толстую дверь, которая должна была быть магически звуконепроницаемой. Она отключила этот защитный механизм в тот момент, как ее заперли здесь — она намеревалась узнать, что скажут о ней, если они будут достаточно глупы, чтобы говорить вслух. А если нет, она вполне сможет подслушать телепатически.
— Не очень, — сказала Юма, — но, по крайней мере, теперь стабильна. Я рада, что она не сопротивлялась, когда ее забрали.
— С чего бы ей? — спросила Кёко. — Она убила ответственных за авиакатастрофу. Полагаю, это все, чего она хотела. Поверь мне, не стоит связываться с Мами.
Мами взглянула на свои руки. «Комнаты ожидания» ОПЗ спроектированы были выглядеть как можно менее похожими на камеры заключения, богато обустроенные, заполненные тарелками с закусками и напитками, с развлекательными системами, за доступ к которым средний член МСЁ могла бы убить. В самом деле, стол, за которым она сейчас сидела, был прекрасным шедевром из полированного камня, который в счастливые дни Мами предложила бы купить. Были лишь незначительные странности — отсутствие острых предметов, ограниченный доступ в интернет и слабое фоновое ощущение магии в воздухе.
Тем не менее, сейчас она ничего этого не видела. Вместо этого она видела стекающие с кожи ее ладоней реки крови, воспоминание, которое она не могла смыть, как бы ни пыталась. Она больше, чем просто выжила — как обещала, она отыскала ответственных, разбойную группу местных волшебниц, противодействующих проникновению МСЁ в этот район, которые сочли хорошей идеей сбить полный самолет гражданских только чтобы остановить одного дипломатического представителя.
Для кого-то возраста Мами это была быстрая работа, как только она достаточно успокоилась, чтобы посвятить себя задаче. Несложно было запомнить следы магии на фюзеляже самолета, и даже в ее ослабленном состоянии неожиданно легко оказалось найти незамеченное порождение демонов и подкормиться. После этого…
Ну, полдесятка новеньких волшебниц никак не могли противостоять ей.
— Честно говоря, она сделала нам всем одолжение, — вздохнула Юма. — Если бы только все произошло немного по-другому. Она и раньше кое-что делала, но ничего подобного. Она всегда была лучшей из нас.
«Лучшей из нас…» — насмешливо повторила мысленно Мами.
— Ты читала отчет? — спросила Кёко. — Она что-то не говорит нам, не говорит мне.
— Конечно, я читала отчет, — сказала Хомура, сумев высказать фразу, казалось, прозвучавшую нетерпеливо, при этом сказанную говорящей нейтрально.
— Из того, что сумели выловить телепаты, пока она спала, ей снилась смерть Акиямы Акари, — сказала Юма. — Похоже, в момент ее смерти они были в очень близкой телепатической связи, возможно даже связи душ. Что-то произошедшее…
— Да, — сказала Хомура. — Если вы меня извините, мне нужно поговорить с ней.
Через мгновение дверь в комнату начала открываться, громоздкому запирающему механизму требовалось несколько секунд, чтобы раскрыться.
Мами выдохнула, когда дверь, наконец, открылась, и из-за этого сразу же почувствовала себя глупо. С чего бы ее в данной ситуации продолжало волновать, что подумает Хомура? Что подумает кто-то из ее подруг?
Конечно, она знала ответ на этот вопрос. Она все еще заботилась обо всем, даже после того, что сделала. Не могла заставить себя прекратить. В конце концов, именно поэтому она вернулась, вместо того чтобы все прекратить.
Вопрос сейчас был в том, стоит ли рассказать им правду? Об истинной судьбе волшебниц? Как она может, когда это подорвало ее веру в МСЁ и стремление к работе? В чем сейчас смысл этого, если жизни, которыми они живут, оказались чудовищной ложью?
Дверь захлопнулась, и Мами осознала, что погрузилась в размышления, полностью проигнорировав подошедшую к ней Хомуру.
Хомура наклонила голову, указав на сиденье напротив Мами, и Мами кивнула. Такой уж большую часть времени была Хомура — говорящей лишь когда считала необходимым. Среди подруг это редко было необходимо, так что Хомура чаще молчала.
Хотя, в то же время, лишь среди подруг Хомура по-настоящему раскрывалась, так что порой могла оказаться удивительно разговорчивой.
Мами смотрела, как Хомура наливает себе чай. Как всегда, она позавидовала видимой неуязвимой невозмутимости Хомуры.
— Возможно, ты думаешь, что я сошла с ума, — решила Мами начать разговор на своих условиях.
— Вообще-то, не совсем, — беспокояще взглянула на нее Хомура. — Знаю, ты слушала, так что ты знаешь, что я уже знаю. Правда неприглядна, не так ли?
Мами моргнула, пытаясь прочесть лицо девушки. Она прекрасно знала, что не стоит пытаться прочесть мысли Хомуры — она со времен Орико практиковала контртелепатическю защиту. Что важнее, было хорошо известно, что у Хомуры имелись неприятные ловушки для в самом деле попытавшихся.
Хомура кивнула, словно отвечая на неявный вопрос Мами.
— Ты знала? Ты знала и никогда ничего не говорила? — потянулась Мами через стол схватить Хомуру. Проникнутая внезапным порывом гнева, она каким-то образом сумела остановиться и не вцепиться в воротник девушки, так что вместо этого оставалось лишь неловко вцепиться в ее руку.
Хомура сама продемонстрировала редкую вспышку гнева, решительно отбив руку Мами в сторону.
— Что именно я должна была сказать? Поверила бы мне кто-нибудь из вас? Помогло бы, если так?
Они обе на мгновение уставились друг друга в глаза, после чего Хомура вздохнула.
— В любом случае, технически неверно, что я никогда не упоминала вам. Я несколько раз упоминала, что Богиня спасает нас от ужасной судьбы, хотя по ряду причин мне пришлось быть расплывчатой.
— Да, упоминала, — нахмурилась Мами, стараясь сохранять спокойствие. Она попыталась вспомнить все, что говорила по этой теме Хомура. Богиня, представляющая собой Закон Циклов, спасшая их от ужасной судьбы…
Она вцепилась в стол, наполненная неопределенными эмоциями.
— Думаю, я поступила правильно, никому не сказав, — не обращаясь ни к кому, сказала Хомура. — Ты отреагировала гораздо лучше, чем я от тебя ожидала. Полагаю, это свидетельство возраста.
— Что именно ты знаешь? — потребовала Мами, не вполне уверенная, хочет ли она это услышать. — Я устала от загадок. Акари мертва, и я сижу здесь, мучаясь… я убила тех девушек, Хомура-тян. Они были виновны, но я никогда не действовала настолько хладнокровно, даже когда возглавляла Гвардию душ. Все это, и я знаю, что ты просто сидишь и судишь меня. Что вообще с тобой?
Слова лились потоком, и Мами знала, что она выглядит расстроенной, но ее это не волновало, потому что она была расстроена, и она была чертовски уверена, что Хомура это знала.
Хомура выдохнула, выдох был тщательно выдержан, чтобы не казаться ни разочарованным, ни раздраженным. Только… обеспокоенным событиями.
— Прости меня, Мами, — сказала она. — Я… не привыкла быть честной. Эта тема приносила мне лишь печаль или, в лучшем случае, недоверие. Да, то, что вы с Акари подозревали, правда — что когда у волшебницы заканчивается энергия, что-то должно произойти. Как ты обнаружила, то, что должно произойти — полная метаморфоза, которую ныне предотвращает Богиня. Знаю, ты никогда в это не верила, но Акари сейчас в лучшем месте.
Мами покачала головой.
— Я в это не верю, — сказала она. — Веришь или нет, я помню, что ты говорила, и не могу заставить себя поверить в твои слова. Тебя там не было. Ты не испытала того, что я. Ты не видела, чем она стала.
Она долгое время чувствовала на себе взгляд Хомуры, прежде чем девушка встала из-за стола и подошла к окну, которое на самом деле было голографическим экраном, предназначенным оставлять иллюзию окна.
— Так что теперь? — после долгого молчания спросила Мами.
— Как думаешь, сможешь ли ты сохранить секрет? — спросила Хомура. — Как думаешь, сможешь ли ты продолжать действовать как глава дипломатии?
Мами горько рассмеялась.
— Какой секрет? Последние десять минут мы говорили об этом вслух. Но нет… не думаю, что я смогу его хранить. Вы вполне можете надолго запереть меня здесь, пока я не готова буду столкнуться с миром.
— Поверь, я сохранила этот разговор между нами, — сказала Хомура. — Но как думаешь, что за это время произойдет с МСЁ? Как отреагируют на твое отсутствие люди?
— Это будет катастрофа, — сказала Мами, так как у нее было полно времени обо всем этом подумать. — Также это не слишком хорошо для нас, исчезновение одной из лидеров в подобный момент.
— Да, и если мы притворимся, что ты просто потрясена из-за авиакатастрофы, нам придется признать, что что-то произошло, что вызовет возмущение голосующих. Переговоры и так достаточно сложны.
— Я это знаю, но говорю тебе, я не смогу этого сделать, — сказала Мами.
Мгновение Хомура игралась с волосами, привычка, проявляющаяся, когда она нервничала.
— Я полагала, что так может быть, — сказала она.
Она повернулась обратно к окну, сцепив за спиной руки, похоже, глубоко задумавшись.
— Хомура… — начала Мами, ожидая, пока девушка что-нибудь скажет.
— Что такое? — не поворачиваясь, спросила Хомура.
— Ты никогда не думала о переформатировании? — спросила Мами.
Хомура обернулась, ее глаза высматривали на лице Мами ответ. Мами чувствовала, как Хомура мягко зондирует ее разум, больше просьба, чем вторжение, так как Хомура была недостаточно сильна, чтобы добиться большего.
— Конечно, думала, — отстраненно сказала Хомура. — Я не особо в это верю — во всяком случае, не как инструмент для себя. Возможно, как инструмент для других. Кроме того, не то чтобы переформатирование длилось так уж долго.
Долгую минуту Хомура и Мами смотрели друг на друга, крайне обеспокоенное лицо Хомуры выражало больше вопросов, чем могли когда-либо высказать любые слова.
— Я тоже об этом думала, — наконец, сказала Мами. — Так все будет гораздо проще: я смогу работать как прежде, без давящих напоминаний в сердце. Именно поэтому оно настолько ужасно. Я не могу жить, но также я не могу оставить то, что мы делаем.
На этом она умолкла, лишь мысленно рассматривая все произошедшее. Убийства, неудачи…
Акари…
К своему удивлению, она ощутила отблеск разума Хомуры, либо просочившийся из-за ее телепатической защиты, либо намеренно выпущенный. Она ощутила глубокое чувство, не ожидаемые ею жалость или беспокойство или гнев, но просто сочувствие, понимание, как если бы Хомура в точности знала, через что проходит Мами. Это было облегчением, даже если Мами не понимала, как Хомура может разделять ее чувства.
— Я удивлена, — закрыла глаза Хомура, — но, полагаю, не стоит. Я бы солгала, сказав, что никогда сама это не рассматривала. Но что ты планируешь делать, когда переформатирование откажет? Тебе все равно придется однажды справиться с этим.
— Хочется думать, что я буду старше и мудрее, — сказала Мами. — Что важнее, я знаю, как избавиться от этих воспоминаний на очень долгое время. Мне только нужна помощь с процессом, от кого-то обладающего некоторыми телепатическими знаниями.
