Марат никак не мог понять, с чего "Валенку" так понадобились эти старые, замшелые боги и их аватары? Но, надо отдать должное, Ватикан держал у себя в запасниках порядочное количество окаменелостей и "замерзанцев", что служили всемогущим и не совсем всемогущим богам, явными воплощениями. Некоторые выглядели страшнее, чем последствия ядерного взрыва, а некоторые, очень даже мило и симпатично: собаки, например, оказались воплощением богини Тхум-а-Крумаа, а утконос — первоначально — был отдан Христу, но что-то у них в сотрудничестве не заладилось и зверька сочли не внушающим доверия, сослав на дальние острова, к дикарям на пропитание. А еще, Ватикан держал в своих подвалах несколько десятков "сурьезных" магических артефактов, как выяснилось, "протухших" за давностью лет и отсутствия тех, кто их мог бы подзарядить.
Эльфы, все, что не имело коммерческой ценности, выбросили на помойку, координаты которой Саймон передал при первой встрече, год назад.
Пришлось народу учиться нырять, доставая со дна "не пойми что", а потом, разбираться, как это "не пойми что", должно было работать, что именно делать и как при этом остаться в живых.
"Разбираться" получалось из рук вон плохо — ни опыта, ни учителей. Все на собственных шишках и стертых с лица земли мишенях. И человеческих жертвах, если артефакт внезапно оживал при взаимодействии с оператором. За этот год со дна достали полторы сотни предметов. "Оживили" только четыре, потеряв при этом восемь человек и целый островок, на котором располагалась закрытая база, выстроенная польскими коллегами для своих собственных нужд.
Марат бездумно листал страницы, скользя взглядом по рисункам богов и их "земных воплощений". Дионис и его дельфины, богиня Шаннаришан и ее воплощение в виде паука с крыльями.
"Мир вздохнул с облегчением, когда его поделили между собой четыре менеджера старшего звена, изгнав прочь эдакую мерзопакость!" — Марат рассматривал огромный гриб на ножках, с девятью щупальцами и пастью, наполненной тремя рядами зубов. — "Жаль, эльфов не попросили, коленом под зад!"
Перевернув очередную страницу, Марат опешил — с картинки на него смотрели хорошо знакомые глаза, с неповторимым прищуром.
"Ба, знакомые все лица..."
... От дома, на крыше которого постоянно дежурила тройка наблюдателей, а под крышей, с удобством расположились изыскатели, отдыхающие от трудов праведных, до моста, всего десять минут по слегка изгибающейся, заросшей кленами и тополями, набережной. Десять минут неторопливого, прогулочного шага. Ей понадобится всего три — одну минуту на спуск и две на пробежку.
"Если эти олухи его упустят — скормлю рыбам!" — На полном серьезе, пообещала самой себе, девушка. — "И Бена, следом! Чтобы не ржал, скотина... Доброхот, чтоб ему..."
Стоящую троицу, о чем-то неспешно беседующую и совершенно не глядящую по сторонам, было видно издалека.
И слышно, кстати, тоже.
Пока Валия любовалась идиллией, неспешная беседа превратилась в легкое побоище, наполненное очень ненормативной лексикой.
Матерился Никитос, получив от Толика прямой в челюсть. Правда, виноват был Олег, который успел увернуться от удара. Еще через мгновение, матерился Олег, "поймав" ухом, кулак Никитоса.
Драка набирала обороты. Толик и Никитос наседали на толстяка, "отжимая" его в сторону полуразвалившейся автобусной остановки. Олег, судя по всему, больше дурачился, уворачиваясь от ударов, "сливая" их по вскинутым в блоке, рукам.
— Смирно!
Все трое замерли по стойке смирно, слегка пыхтя, и бросая друг на друга косые взгляды.
— Что за ... здесь творится?! — Мат Валия благополучно успела "проглотить", отчего-то решив, что Олегу такая манера речи совсем не понравится. — Рыжов!
— Согласно полученного приказа предложили заключенному сдать оружие в добровольно-принудительной манере! — На одном дыхании отрапортовал Толик и Олег согнулся вдвое, от смеха.
— Задержанному... — Прошипел Никитос, поправляя друга отчетливо-конспиративным шепотом, заодно втыкая ему свой локоть, в ребра. — Задержанному!
— Задержанный оказал сопротивление при аресте! — Толик уставился на смеющегося Олега. — И выказал свое неуважение служителям закона, при помощи бранной площади!
— Площадной брани! — Никитос съеживался на глазах, глядя на совершенно нехорошую улыбку, играющую на губах Валии. — Ну, да... Матерился... То есть... И оружие сдавать отказался. Обозвал нас кикиморами и предложил сделать из нас леших!
Олег вытер выступившие от смеха слезы и глубоко вздохнул.
— "Кикимор" и "Леший" это типы маскировки. — Толстяк развел руками, давая понять, что ничего плохого или пошлого он говорить и не собирался. — А автомат я вам не отдам... Вы его уроните, а у него оптика очень нежная и капризная. Это не "Калашниковым" по пустым, но твердым головам, лупить прикладом! Это — "булл-пап"!
— Приклад в рукопашной — первое дело! — Совершенно серьезно высказал свою точку зрения, Никита. — В грудь и вся недолга!
— Метод ведения войны... — Олег скривился. — Отстрелять все патроны и броситься в рукопашную... Жаль только, что противник не будет ждать, пока ты до него добежишь с автоматом наперевес и стукнешь его в грудь. Романтики, хреновы...
— Рыжов, Пажанов... — Валия повысила голос. — Объявляю благодарность, возвращайтесь к несению службы.
"Двое из ларца", уже привычно вскинули руки с пустым головам и развернулись кругом.
Никитос через правое, а Толик через левое, плечо.
— Есть еще чем нам гордиться:
Есть еще ягоды в ягодицах,
И похрен, в похреновницах... — Со вздохом продекламировал Олег, наблюдая за парнями, расходящимися в разные стороны.
— Можно подумать, ты, в их годы, был лучше? — Валия задала вопрос и осеклась — по внешнему виду, Олег вряд-ли был намного старше этой "сладкой парочки". Если бы не рассказы Бена, да странная, необъяснимая "взрослость" в зеленых глазах стоящего напротив нее парня, все было бы и вовсе смешно.
— Лучше — не был. — Олег перевесил "штайера" с левого плеча на правое и задумчиво уставился в синие небеса, по которым бежали по своим делам чудесные кудряшки белых облаков. — Не был — точно. Невыносимее — был. Злее. Едче и на чувство юмора, никогда не жаловался.
Валия отстраненно наблюдала, как маскируются два "Беновских орла", упаковываясь в маскнакидки, обминая траву вокруг себя и замирая в ожидании следующей жертвы. По ее мнению, Никита запрятался очень удачно, а вот Толик... Толик в снайперы не годился: обойти его можно было совершенно без труда, запасной отход — как на ладони, а видимость ограничивается одной стороной. Будь ее воля, отправила бы она Толика... На крышу стоящей рядом с мостом, пятиэтажки. С нее и обзор, только головой успевай вертеть, да и смыться, в случае чего, можно будет без проблем — панельная хрущевка, как это ни парадоксально, стояла крепко и валиться сама в себя, от неосторожного чиха, совершенно не собиралась.
"...Вот, бежала сюда, думала, что есть что сказать, накричать или даже стукнуть хотелось, а сейчас стою, как дура последняя и понимаю — чужой напротив меня человек. Чужой и станет ли родным — непонятно". — Валия рассматривала Олега, пытаясь найти то непонятное чудо, которое было между ними там, на ковре-самолете. То тепло, что чувствовалось... А теперь — пропало. Мир снова сделал оборот и то, что казалось близким и необходимым, оказалось ненужным мусором. Зря Аркан подшучивал над ее странными чувствами к этому, теперь и вправду чужому, парню. Нет их, этих чувств. То что было — да, было. Стронуло с сердца броню. Заставило вылезти наружу и посмотреть на мир другими глазами. Будь Олег все это время рядом — как знать, как бы все повернулось. Только не было его рядом. А год, это безумно много для человека, который, наконец-то, выглянул из скорлупы запертых чувств.
— Долго стоять будем? — Открытая улыбка Олега превратилась в усталую усмешку. — Там Аркан на кипяток исходит, поди. Того и гляди, потоп начнется.
— Не начнется. — Валия сделал шаг к парню, протягивая ладонь. — Привет, Олег!
— Привет. — Олег пожал протянутую руку.
Чуда не случилось. Два человека пережили друг друга, став, "хорошими знакомыми". Ни "искр", ни сбившегося с ритма, сердца. Все просто, серо и параллельно.
— Пойдем. — Девушка махнула рукой вдоль набережной. — Туда. Бен и вправду уже ждет...
... Ковер-самолет, "Кокон перемещения", "Вахана"... Как ни назови, все будет не правильно. Артефакт, чья структура намного сложнее, чем ДНК; осознавший себя, ищущий ответов на вопросы, до которых человеки еще не скоро доберутся, вновь лежал во внутреннем кармане своего владельца, дожидаясь своего часа. Год, целый год спокойной жизни, без спешки и пыли, не считая пары месяцев, когда "Стекло" отдал его "на опыты" ученым. Но, они лишь развели руками — для того, чтобы повторить, надо понять, а понять-то и не получалось... "Властитель Молочного Цвета" вкладывал в свои создания совершенно не понимаемые правила, оперировал странными силами и... Отпускал на волю. Так не делали ныне, предпочитая бездушные поделки, неспособные пробудиться. Вампиры разучились творить, люди — так и не научились.
Паритет.
Сейчас ковер-самолет дремал "здесь" и странствовал "там". Его вместилище, все четыре "подсвечника", вложенные друг в друга, содержали в себе лишь десятую часть его "мерности". Как раз хватало на полет, да на наблюдением творящегося вокруг.
Вот сейчас, например, Бен Аркан витал мыслями где-то далеко, что выбей из-под него стул, так и не заметил бы, пока его затылок не встретился бы с линолеумом пола.
Странный ультиматум, полученный пару месяцев назад, заставил всю группу изыскателей наконец-то выбраться из подземелий защитной базы и перебраться в город, под хлипкую защиту кирпичных и бетонных стен, выбранных домов. В отличии от людей, артефакт причины ультиматума видел отчетливо: они разливались под городом красными реками, пульсировали, угрожая прорваться наружу в любую минуту, похоронив этот город, сравняв с землей и залив водой, если не выдержит старая плотина ГЭС. А она — не выдержит.
Артефакт, неназойливо, держал своего владельца в "тонусе", то успокаивая, а то и подстегивая, если Бен, чересчур расслаблялся.
Город обречен. Он еще похож на город, пусть и заросший, обветшалый и заброшенный, но — город. Когда-то, давным-давно, его строители выжали все, что могли из этой местности. Заводы, вдоль берега реки, ГЭС, спальные кварталы и новенькие, "быстроразваливающиеся" многоэтажки, обшитые стеклом — все это станет прахом, по которому пройдутся волны, пробившие давнюю преграду в виде стены гидроэлектростанции. Они смоют останки, разнесут все на сотни километров и все начнется по новой. Придут новые люди, построят новый город. Может быть, вновь отстроят ГЭС. Это будет "потом". А сейчас — из города бегут животные и держатся подальше от зоны поражения, птицы. Младшие, бывающие в этих местах набегами, стараются обходить город дальней дорогой. Хваленые эльфийские порталы и сферы перемещения, в пределах города не работают, унося своих пассажиров на полсотни километров в любую сторону. Кому надо в город — милости прошу, ножками, ножками!
Ну, или милости просим на борт "Кокона перемещения", который увы, далеко не резиновый.
"Красные реки" не имели никакого отношения к извержению вулкана — слишком старая и прочная в этом месте континентальная плита, слишком все надежно и стабильно. Любая, даже самая супер надежная и стабильная структура, рано или поздно, приходит в упадок. Особенно, если в систему вмешиваются шаловливые ручки хомо сапиенса.
Артефакт, блукая во всех доступных ему измерениях, сравнивал виденное и признавал — мир, в котором живет его нынешний владелец, на самом деле совершенно, ошеломительно, идеален. Все кирпичики сложены и отсутствие любого на своем месте лишь мелкая неприятность. Люди живут по единожды заведенным правилам. Дома строят по проверенным чертежам. Остается лишь мелкий люфт для тех, кто в заведенных правилах сомневается, кто ищет свой собственный дом.
В других мерностях нет этого зазора. Жизнь проста — сожри и сбеги — при любой возможности. Развитие лишь на костях и добыче.
В самом начале своего собственного пути, артефакт наблюдал за пожиранием себе подобных с ужасом, а теперь — привык. Еще недавно, мельтешение мерностей воспринималось красивым калейдоскопом, а теперь — пиром во время чумы.
Люди, с их привычной приспособляемостью, эльфы с их тонкой, магической структурой, словно две стороны единого целого. Даже обычные, "земные" оборотни в это целое вписывались. А вот "Младшие" — нет. Больше животные, чем разумные. Больше прошлое, чем будущее.
Основная неприятность заключалась в том, что смесь вампиров и людей, получалась не жизнеспособная. Отвратительная смесь, получалась. Эльфы передавали свое видение мира тем, кто и без того этот мир ненавидел, ненавидел себе подобных, терялся в разговорах, тратил свою жизнь на "яркое и пустое".
Эльфы видели мир своей собственностью.
Новообращенные — своей.
Через пару десятилетий, война будет уже не между людьми и эльфами, а между эльфами и новым видом, созданным из пустоты, вскормленным самой пустотой.
Артефакт точно знал, кто выйдет из этой битвы победителем.
Ни эльфам, ни людям, судя по мыслям "новообращенных", в новом мире места не предвиделось.
"Хаос пожирания" распахнет свой филиал на планете Земля, подчищая то, что относилось к разумным.
Затем будут десятилетия и десятилетия нового взросления, выхода из упадка, строительства новых царств на обломках старых.
"Столетия..." — Поправил самого себя, артефакт. — "Столетия"! Десятилетиями может манипулировать лишь человек, обычный смертный, торопящийся жить. Бессмертные жить не спешат...
Бен заворочался во сне, отчего-то вдруг закряхтев и надрывно закашляв, словно случайно поймал на жарком, летнем ветру тяжелую пневмонию или бронхит.
Проснулся, протопал босыми ногами по комнатке, к графинчику с водой, сделал пару глотков и вернулся в теплую кровать, досматривать сны...
* * *
Совсем не так я представлял эту встречу.
Совсем.
И Валия, чужая, как далекая Звезда. И Аркан, постаревший, но продолжающий хорохориться, старый пердун, по которому я совершенно не успел соскучиться за миновавшие для меня, 24 часа.
А еще, сидящий в кресле Семен Махрсан, сильно на меня обиженный и демонстративно почесывающий шрам на левой брови.
— Хорошо похудел! — Поприветствовал меня, "Стекло", впрочем, не пытаясь встать из-за стола и подойти, "поручкаться". — Поджарый стал, как афганская борзая!
От удивления, я расстегнул штормовку и повертелся, внимательно разглядывая торчащее над ремнем пузо и натянутые на заднице штаны. Провел рукой по лицу и шее, проверяя второй подбородок и слегка обвислые щеки, что видел сегодня утром в зеркале, в квартире дяди Димы. Все осталось на своих местах.
— У-у-у-ф-ф-ф... Врешь ты все! — От возмущения я добавил пару слов, не предназначающихся для всех, вместе взятых, присутствующих в комнате. — Борзая, ага... Если я — борзая, тогда ты — бегемот!
