— А что же тогда вообще "Мир Сей"? — растерялся от таких новостей Иоанн.
— Вообще-то АИ был создан вовсе не за тем, чтоб в игрушки играть, вроде здешней, — (Иоанна неприятно царапнуло слово "игрушка" вместо привычного "Игра", но он, разумеется, смолчал). — АИ поддерживает множество разных вариантов истории, и нужно это всё для нас самих, чтобы проделывать то же самое с нашим, текущим, вариантом. Ну, скажем, собираемся мы у себя сделать что-то значительное. Например, налоги поднять, или там экспедицию отправить к другой звезде. Вот АИ и рассчитывает, какие последствия от того проистекут. И не просто рассчитывает, а моделирует, в сотнях разных вариаций; эдакие, в некотором смысле, отвремления... А мастера игры — вроде меня — стараются, каждый в своем таком отвремлении, рулить процессами так, чтобы они пошли на пользу... ну или хотя бы не принесли вреда. Потом смотрим, где и от чего возникли проблемы, и какой из вариантов оптимален. Ну, скажем, отправили мы ту звездную экспедицию, вложив в нее кучу ресурсов. а она возьми и погибни. На неизбежную при ресурсной мобилизации инфляцию наложатся проблемы с климатом. В результате на выборах... а, ладно, тебе это сложно. Короче, мы пытаемся учесть всякие неприятности, которые могут произойти.
— Так ты — "Мастер Игры"? — именно эти слова почему-то показались Иоанну важнейшим из всего, что он услыхал. — Значит, ты и в своих, надмирных, Сферах — повелеваешь Играми?
— На самом деле это очень скушная работа, — поморщился гость из будущего. — Чиновничья, по сути дела. Эдакое "Министерство оптимизации Будущего"... Теория игр — есть и такая — предписывает нам играть с АИ не на максимизацию выигрыша, а на минимизацию проигрыша. То есть — всячески избегать рисков.
— И что же в итоге?
— В итоге — абсолютно предсказуемый и абсолютно управляемый мир. Очень скучный — и тем самым очень комфортный. Во всяком случае, для подавляющего большинства — голосующего большинства...
— А вот для меньшинства... — начал догадываться Иоанн.
— Да, именно так: а для меньшинства — возможность странствовать по иным мирам, в архангельском чине. Там я, как мастер игры, — минимизирую проигрыши, за деньги, а здесь — рискую играть на выигрыш, для души. Там — существую, а здесь — живу, если угодно... У вас ведь тут, как точно подмечено литературным классиком — "Эпоха меньшей свободы, но большей независимости".
Иоанн некоторое время размышлял над вновь перепрокинувшейся картиной мира.
— Погоди, — сообразил он наконец, обнаружив в той картине очевидную неувязку. — Если вы там такие штуковины умеете сотворять, как ваш АИ — отчего ж тебя самогО-то исцелить не могут, с твоим нездоровьем?
— А с чего ты взял, — печально усмехнулся неотмирный гость, — что мне хочется исцеляться?
— То есть как?! — опешил Иоанн.
— Да вот так. У меня очень редкостная наследственная хворь, называется: синдром Гороховца — Гольштейн... или, по другому: синдром Хелсинга — Стокера, — при этих словах усмешка архангела сделалась какой-то вовсе уж мрачной. — Вы тут и слов таких не ведаете, и слава богу... Человек с этой хворью живет заметно меньше здорового... нынешнего здорового, в смысле, при нашей нынешней медицине — но зато... ярче живет, скажем так. Организм наш сам вырабатывает... некую отраву, и отрава та, накапливаясь постепенно, влияет на мозги...
— Что-то вроде "живого порошка"? — догадался Иоанн.
— Да, довольно похоже. Мы не то чтоб становимся гениальными поэтами или великими учеными — нет, мы просто начинаем гораздо лучше помнить и считать. Поэтому в шахматы, например, нам играть с людьми... со здоровыми людьми, — тут же поправился гость, — совершенно неинтересно. Или вот с АИ: мастера игры — почти все из наших... из носителей синдрома. Через что и почитаемся мы крайне ценными, можно даже сказать — незаменимыми, членами общества, и пользуемся оттого серьезными привилегиями, — вновь скривился в усмешке он. — По части доступа к Играм, например. Впрочем, здоровый человек играть в эти Игры на уровне выше Второго всё равно неспособен: не хватает оперативной памяти...
— Но отрава та при этом постепенно накапливается?
— Конечно, накапливается: до концентраций, несовместимых с жизнью — как вот у меня сейчас. Но если погрузить организм в глубокий-глубокий сон — ну, типа как медведь уходит в зимнюю спячку — может произойти его самоочищение; а может и не произойти — тут уж как повезет. Но, в любом случае, это дело очень долгое и муторное: с учетом разницы во времени между нашими мирами — у вас тут пройдет никак не меньше пары-тройки веков. Так что больше мы с вами, Иван Васильевич, не увидимся; как и было сказано...
Вновь упало молчание — прерванное затем посетившей Иоанна страшной мыслью:
— Ты ведь сейчас выдал мне столько знаний о вашем, будущем, мире — против вектора времени... Это потому, что мы уже — всё равно, считай, покойники? И едва лишь ты... уйдешь, как нас сотрут?
— Да нет, ничего страшного: это ведь не от АИ информация, а от меня. А я ее просто сейчас вычищу из твоей памяти, и этого разговора — будто и не было вовсе. Пойми главное: Игру с такенным рейтингом, как у вас — докуда я вашу Гардарику дотянул-таки, успел! — и сам АИ теперь стирать не позволит. Игра Пятого уровня, что сумела-таки взлететь — это большая ценность; вполне себе материальная. Так что после моего скорого ухода Игру вашу — ВЫСТАВЯТ НА ТОРГИ; и будет у вас другой ангел-хранитель — с другими представлениями о добре и зле.
— То есть как это — "выставят на торги"?! — ошарашенно откликнулся царь. — Как... как деревеньку с людишками, что ли?
— Ну да, именно так: как деревеньку с людишками!
— И кто же будет наш новый барин? — голос Иоанна предательски дрогнул. — Есть какие-нибудь сведения?
— Ну, мир тесен... Тем более, что люди... здоровые люди, — вновь поправился архангел, — на таких уровнях играть вообще не могут... В общем, реальных претендентов, насколько мне известно, — двое; и, что называется, "оба хуже". Один — поклонник тех социальных практик, что братья-иезуиты, по подсказке попугая, отрабатывают сейчас в Парагвае: казарма со всеобщим равенством перед шпицрутеном, но с гарантированной пайкой; этот наверняка станет раздувать мировой пожар, на горе всем буржуям — использовав вашу Россию как растопку. Другому грезится Всевеликая Паназиатская Империя, от Ханбалыка до Петропавловска-Невского — чтоб, значит, там молиться, поститься и читать хором "Домострой"; Россия как высокодуховный сырьевой придаток Поднебесного Китая, называя вещи своими именами.
Иоанн долго-долго сидел с полуприкрытыми глазами: удар был слишком внезапен и сокрушителен, и что теперь тут делать — совершенно непонятно.
— Что, не нравится? — ядовито осведомился наконец ангел-хранитель, и по той ядовитости царь сразу почуял: кой-какой козырь в рукаве тот, похоже, заначил.
— А ты как думал?
— Это тебе для памяти. Сейчас по всему востоку Европы идет "Вторичное закрепощение" — окончательное прикрепление людишек к земле, с отъемом Юрьева дня и всем таким прочим. На тебя будут очень давить, чтоб ты на это пошел, и приведут кучу обоснований: крепостничество-де — это, типа, такая русская духовная скрепа, "цепь великая", что внеклассово объединяет мужика и барина, система их взаимных социальных гарантий... Так вот, выслушивая пение всех этих соловьев — вспоминай свои нынешние ощущения: что чувствуют людишки, доставшиеся вдруг новому барину — садисту и сексуальному маньяку.
— Ну, я бы, пожалуй, в бега ушел, в таком разе, — задумчиво промолвил Иоанн. — Коли уж поднять такого барина на вилы нету никакой возможности...
— О!! В правильном направлении мыслишь, Государь! Я так и подумал, что тебе перспектива такая крайне не понравится, и ты готов будешь рискнуть по-крупному. Короче: Игру вашу я уже продал...
— Как же так?! Ты же... Ладно; а кому из двоих этих добрых людей?
— Никому. Я вас продал — самому себе.
— Разве так можно?
— Ну, если ты под "можно" подразумеваешь "разрешено ли это?" — разумеется, нет; а вот если ты спрашиваешь "возможно ли такое провернуть?" — как видишь, да. Тут потребовалась весьма хитрая афера, и мне пришлось мобилизовать, напоследок, всё свое умение "помнить и считать". Впрочем, для того, кто поднаторел в общении с АИ, обмануть сеть банковских компьютеров не так уж и сложно; тем более, что и денег никаких реальных никто на той транзакции не терял... Не буду грузить тебя деталями, которых ты всё равно не поймешь. Важно лишь, что исключительные права на Игру пятого уровня "Гардарика — 01.03.1564, регистрационный номер такой-то" приобрел некий анонимный аккаунт; созданный мною, по хитрой цепочке, неделю назад.
— Но зачем?! Ведь ты же...
— Вот именно за этим. Мы, кажется, сошлись на том, что лучше уж вовсе никаких ангелов-хранителей, чем такие. Вот никаких и не станет, когда я уйду: только вы — и АИ.
— Погоди, но как же... Как же — СОВСЕМ-то без ангелов-хранителей? Против АИ? — растерялся Иоанн.
— Ну, тебе решать, Ваше Величество, — развел руками неотмирный гость. — Свободу воли никто не отменял, так что — минута на раздумье у тебя есть. Хочешь — я еще успею отменить ту транзакцию, и вы достанетесь кому-то из тех двоих добрых людей...
— Нет, вот этого не надо!
— Вот так-то лучше! — удовлетворенно кивнул архангел. — Я в вас верю, ребята — вы и в своей Богооставленной Руси не пропадете. А что до АИ, то уж в этом-то он точно — как Господь Бог: "Изощрен, но не злонамерен".
— И за кого же теперь будет АИ?
— А за всех. Или против всех. Что в принципе одно и то же. Интересно, — вдруг усмехнулся гость, — как ему-то самомУ это понравится?
— Но ведь ты еще к нам вернешься? — тревожно спросил Иоанн.
— Надеюсь, — пожал плечами гость. — "Но о дне и часе том никто не знает..."
И тут он поймал на себе взгляд Иоанна: тот глядел на него — с ужасом и надеждой.
— У меня кружится голова, и я чувствую, что впадаю в ересь, — тихо вымолвил царь.
— Даже и не думай! — отрезал гость. — Я — "сын человеческий" в самом что ни на есть обиходном смысле!
Встал, явно прислушиваясь к чему-то в своей неотмирной дали:
— Ну всё, прощай! Судя по ощущениям — ТАМ меня как раз отключают от аппарата искусственной вентиляции легких...
Силуэт его стремительно истончился до прозрачности, но еще успело прозвучать насмешливое:
— Вы держитесь здесь, хорошего вам настроения и здоровья! — а потом, совсем уже затихающим шепотом:
— I'll be back!
Конец Пятой части
ЭПИЛОГ (ЭНДИНГ, ED)
Вправду ли Иоанн не ведал о смерти Серебряного или притворился, что не ведает, чтоб этим показать, как мало он дорожит теми, кто не ищет его милости, Бог весть! Если же в самом деле он только теперь узнал о его участи, то пожалел ли о нем или нет, это также трудно решить; только на лице Иоанна не написалось сожаления. Он, по-видимому, остался так же равнодушен, как и до полученного им ответа.
А.К. Толстой
"Князь Серебряный"
Как сказала рыбачка Соня, причаливая баркас:
"Манит Маню Константинополь, да неверных сажают на кол".
На Михрютинском полигоне испытывали оргазм.
Испытания провалились. Генеральный конструктор плакал.
<...>
Потерпите еще немного. Через несколько трудных лет
к нам восстанет из гроба Троцкий. На нем будет белый китель.
Архитектор свершений наших, начинаний, и всех побед
вдохновенный организатор и заботливый вдохновитель.
Грянет гром. Распахнется небо. Янычары войдут в Сайгон.
И отправимся мы вдвоем со швеей-мотористкой Таней
по люцерне и клеверам на Михрютинский полигон —
тот, который всегда готов к проведению испытаний!
Вадим Седов
По исчислению папы Франциска 1 мая 1565 года.
Коромандельское побережье, Мадрас — столица владений английской Ост-Индской кампании.
Тропическое солнце жгло немилосердно, дробясь сотнями слепящих бликов на ряби, плещущей внизу под сходнями; дожидаться, пока она чинно спустится по тем сходням на пристань, он, конечно, не стал:
— Ну вот, хорошая моя!
— Ну вот, хороший мой!
Темнокожая свита князя взирала на их нескончаемый поцелуй весьма одобрительно: восточные люди тоже не привыкли стеснять себя в проявлениях чувств. На пристань подали уже тем часом вызолоченный представительский возок с затейливыми изображениями на дверцах — то ли местные многорукие божества, то ли иллюстрации к "Камасутре"...
— Мне в Лондоне перед отплытием выписали документы прикрытия на какую-то "Эммануэль"; многозначительно поулыбавшись при этом, — сообщила Ирина, временно покинув его объятия, дабы извлечь из кармашка на исподе своей пышной, по елизаветинской моде, юбки клеенчатый пакет, облепленный сургучными печатями уолсингемовой Службы. — Держи вот, снадобье для нашего зеленого друга. Как его самочувствие?
— Успешно понижаем дозу, — ухмыльнулся Серебряный. — Он у нас пересел уже с "живого порошка" на шишечки индийской конопли — в режиме импортозамещения... Но если понадобится — перейдем на здешний опиум, его тут как у дурака махорки.
— А у кого из вас он сейчас, кстати?
— У Квартирмейстера. Тот недавно разбил португальский флот у Гоа — надо полагать, по его подсказкам, — а сейчас предается заслуженному отдыху в Ути, горной летней резиденции, со своей женой; она у него афроамериканка, совершенно очаровательная — ну, еще познакомишься... Мне как раз пора навестить братца Джонни, дабы позаимствовать того зеленого друга: на той неделе наши хайдарабадские союзники выступают в поход на Берар — разобраться с тамошним султаном-беспредельщиком.
— Так он продолжает давать подсказки? Несмотря на вещества?
— Ну, чисто на уровне "Ди эр-ррсте колонне мар-рршир-ррт" в конкретном сражении. Сие — ежели оно творится "за окоёмом цивилизованного мира" — вроде как не возбраняется... А на что-то более серьезное его уже не хватает.
— Точно?
— Боярин Борис Феодорович... — ой, виноват: Генеральный инспектор Компании Боб Годэм! — бесперечь передвигает фигурки на здешней шахматной доске: как натравить магараджу Майсура на португальские владения, заключив одновременно тактический союз с Хайдарабадом против Берара и Ориссы, и тщательнейшим образом при этом разводя углы с империей Акбара Великого, ну и всё такое. Так вот — на этом уровне сложности подсказок ему уже не идет, проверено... Впрочем, в такого рода шахматах Борису Феодоровичу и собственных мозгов с собственной чуйкой хватает с лихвой.
