* * *
— Подлет через пять секунд!
Сопрано гражданки лейтенанта Рэйчел Маленков было выше и пронзительнее, чем обычно. Не то, чтобы гражданин коммандер Жако Лоран винил ее. От командной палубы "Льва Троцкого", полностью отрезанной от внутренней коммуникационной сети жестоко раненого корабля, она унаследовала командование тем, что осталось от тактического отдела "Льва Троцкого"... точно так же, как Лоран унаследовал командование всем кораблем от гражданина капитана Вернье.
"Не то, чтобы кому-то из нас придется беспокоиться об этом намного дольше".
— ...вета от Ракетного-Семнадцать!
Он слышал череду сообщений о повреждениях, которые все еще поступали, и о которых все еще добросовестно заботились люди, борющиеся с отчаянными ранами своего корабля.
— Нет ответа от поисково-спасательного отряда Браво-Три-Альфа-Девять! Нет от...
"Хотел бы я, чтобы у меня было время сказать им, как я горжусь ими", — подумал он, когда из наступающей массы ракет-кораблеубийц вырвались два новых залпа. Очевидно, они превратили платформы управления с другой стороны в металлолом. Жаль, что этого было недостаточно, чтобы остановить то, что должно было произойти.
* * *
Гражданин коммодор Конидис почувствовал прилив надежды, когда он наблюдал появление подробностей на той же схеме.
Впервые враг нацелился не на ту добычу. Молот разрушения обрушился на то, что осталось от "Мао Цзэ-дуна" и "Льва Троцкого", а ни один из них уже не вносил вклада в наступательный огонь НФИ.
"Я не должен испытывать благодарность за то, что сейчас произойдет".
Эта мысль промелькнула в его мозгу, и все же он был благодарен, и это было справедливо. Ни один из его тяжелых крейсеров не нес Катафрактов, и при этом у них вообще не имелось компьютерных кодов для управления дальнобойным оружием. У них не было причин для этого — не с четырнадцатью линейными крейсерами для запуска и управления ими. Но если бы он потерял свои последние линейные крейсера, он вообще потерял бы всякую возможность вступать в бой с врагом. И поэтому, как бы он ни чувствовал себя виноватым, часть его радовалась, видя, что враг тратит свои драгоценные ракеты на цели, которые больше не могли причинить ему вреда.
* * *
Шестьдесят Марк-17Е прорвали ослабленную защиту "Льва Троцкого", а другие шестьдесят устремились к "Мао Цзэ-дуну". Тактические офицеры НФИ сделали все возможное, но слишком много их платформ уже было уничтожено. Было слишком много путаницы, слишком много дыр, слишком много подразделений, чтобы изменить приоритеты, когда эти серные угольки метронома обрушились на них.
Несмотря ни на что, им удалось остановить почти две трети поступающего огня. К сожалению, "Лев Троцкий" и "Мао Цзэ-дун" были уже слишком сильно ранены. Их боковые стены были разрушены, их броня была уже пробита и сломана, а их собственная ближняя оборона была практически подавлена.
"Мао Цзэ-дун" исчез в результате впечатляющего взрыва. "Лев Троцкий" просто переломился и распался.
* * *
Сантандер Конидис наблюдал, как их значки исчезают со схемы.
По крайней мере, возможно, что с флагмана осталась горстка выживших, подумал он; никто из тех, кто был на борту "Мао Цзэ-дуна", не мог выбраться.
Он взглянул на дисплей времени в углу своей схемы. Это казалось невозможным. Менее пяти минут — пять минут! — прошло с момента приказа гражданина коммодора Лаффа открыть огонь. Как могло быть уничтожено так много кораблей, убито так много людей всего за пять минут?!
Дисплей неуклонно отсчитывал секунды, и с воем ворвалась восьмая волна ракет "Молота".
* * *
Лицо гражданки капитана Ноэми Босолей было изможденным. Дым висел в воздухе командной палубы "Наполеона Бонапарта", паря под потолком, потому что контроль повреждений отключил вентиляционные шахты, которые могли бы отсосать его. Она не могла чувствовать его запах из-за герметичного шлема, но она могла видеть его, точно так же, как малиновые блики на схемах контроля повреждений.
Она не знала, почему линейный крейсер держался целым так долго, и у нее не было абсолютно никаких иллюзий о том, что должно было случиться в следующий раз, когда кто-нибудь выстрелит в нее. На самом деле, это было похоже...
— Входящие! — внезапно рявкнул ее тактический офицер. — Сто с лишним! Атака через семь секунд!
Глаза Босолей дернулись назад к тактической схеме. БИЦ не действовал, но достаточная часть тактического отдела "Бонапарта" все еще держалась, все еще выполняя свою работу, чтобы она знала, что это не было ошибкой.
— Покинуть корабль. — Она услышала свой голос, невероятно спокойный, подходя к контуру приоритетной команды, прежде чем она даже поняла, что нажала кнопку. — Покинуть корабль. Всему экипажу, покинуть корабль. Поки...
Она все еще повторяла приказ, когда ударили ракеты.
* * *
Конидис знал, что ему должно было быть больнее, когда взорвался "Наполеон Бонапарт". Хуже того, он знал, что он будет чувствовать эту боль — каждый грамм ее — если сам переживет этот день. И все же, сейчас, прямо в эту секунду, он чувствовал нечто совершенно иное. На этот раз он потерял только один корабль, и, опять же, тот, который был уже непригоден для задания.
* * *
Девятый залп Луиса Розака прогрохотал по НФИ, и на этот раз хватило времени для реализации Чарли-Зулу-Омега.
Розак ошибался, по крайней мере, в одном отношении; он был не первым тактиком, которому пришла в голову та же идея. Адмирал Шэннон Форейкер опередила его в этом, хотя Розака, безусловно, можно было извинить за то, что он не знал об этом факте.
У него было в три раза больше ракет, нежели каналов управления, даже с подключенными к нему уцелевшими эсминцами. Учитывая прочность их целей и оборонительные возможности, которыми все еще обладал враг, шестидесяти ракет в залпе было недостаточно. Особенно не тогда, когда ракеты, уже находящиеся в пути, были всем, что он собирался пустить в ход. Вот почему "Отличный стрелок" теперь управлял не шестьюдесятью ракетами, он контролировал сто восемьдесят, а его раненые собратья, "Рейнджер" и "Меткий стрелок", контролировали еще сто восемьдесят.
Единственным способом, которым они могли сделать это, было чередование каждого из имеющихся у них канала управления по трем разным ракетам, и степень контроля, которую они могли осуществлять, значительно уменьшилась. Но "ослабленный" контроль был намного лучше, чем полное отсутствие контроля.
* * *
— Что за..?
Сантандер Конидис оборвал вопрос, когда все триста шестьдесят ракет в девятой волне "Молота" внезапно отреагировали как одна. Резкий маневр захватил врасплох всех его оставшихся офицеров ПРО, и десятки противоракет растратили себя впустую на цели, чьи совершенно неожиданные изменения курса вывели их из-под контроля ПРО.
Половина мощного залпа пришлась на КНФИ "Маркиз де Лафайет", и уже сильно поврежденный линейный крейсер исчез в пузыре адского блеска. Это было достаточно страшно, но другая половина прорвалась сквозь отчаянный заградительный огонь лазеров пока неповрежденного собрата "Лафайета", КНФИ "Томас Пейн".
На этот раз это заняло больше времени. Приближающийся огонь не был так точно сфокусирован, как точно контролировался. Все больше ракет летело в шахматном порядке, а не концентрировалось в один разрушительный момент одновременного уничтожения.
Не то чтобы это имело значение.
Конидис наблюдал, как линейный крейсер исчез с его схемы, как это уже сделали многие другие, и его рот был плотно сжат.
У него остался всего один линейный крейсер "Максимилиан Робеспьер" гражданки капитана Калики Сакеларис. О, громадины, которые когда-то были "Джорджем Вашингтоном" и "Хо Ши Мином", каким-то образом продолжали шататься в строю вместе с ним, но они были так же основательно выведены из боя, как любой из их уже уничтоженных собратьев.
Его глаза вернулись к основной схеме, где продолжали гореть импеллерные сигнатуры шести враждебных кораблей. Четвертый залп НФИ дойдет до этих далеких сигнатур только через пять секунд, а разрушение "Томаса Пейна" уже сократило число каналов телеметрии до поддерживаемых одним "Робеспьером".
"Это последний залп, который придет, прежде чем они уберут "Робеспьера", — холодно подумал он. — У них уже сокращенные каналы управления их следующей волной — вероятно, следующим двум волнам, учитывая, насколько они упорядочены. Мы никак не можем повлиять на то, что сделают эти ракеты, и они ни за что не промахнутся по "Робеспьеру". Так что все сводится к этому. Либо мы уничтожим их на этот раз, либо у них есть — он взглянул на боковую панель на схеме — еще пятнадцать залпов, уже выпущенных на нас".
Глава 60
— Вот оно и начинается.
Луис Розак был уверен, что Эди Хабиб не поняла, что она говорила вслух. Если уж на то пошло, он вряд ли мог по-настоящему назвать это единственное, тихо произнесенное предложение "вслух", предположил он.
Первозданная, неповрежденная аккуратность флагманского мостика КФСЛ "Отличный стрелок" была причудливым контрапунктом к тому, что случилось с остальной эскадрой крейсеров Дирка-Стивена Камстра. Флагманский мостик все еще нес запах нового аэрокара, все еще выглядел как флагманский мостик современных, смертоносных боевых сил, несмотря на бойню, которая опустошила эскадру легких крейсеров 7036.
"Здесь должен быть дым, — подумал он. — Здесь должен быть запах крови, крики. Здесь не должно быть этого... этого антисептического порядка. Мы должны чувствовать, что случилось с остальной частью эскадры".
"Заткнись, глупец, — сказал он себе. — Что говорить о неуместной вине выжившего! — Он покачал головой, с удивлением почувствовав, как легкая, едкая улыбка тронула его губы. — Прежде чем ты начнешь барахтаться в этом дерьме, подожди и посмотри, выживешь ли ты в конце концов!"
— Время до атаки десять секунд, — тихо сказал Роберт Вомак. — Восемь секунд. Семь сек... Изменение статуса!
Это было едва ли неожиданным, и Розак наблюдал с чем-то очень похожим на отстраненное спокойствие, когда вдруг шестьдесят ракет отделились от своих товарищей — более половины из них повиновались указаниям тактических офицеров, которые были уже мертвы к тому времени, как кораблеубийцы выполнили их инструкции — и устремились прямо на "Меткого стрелка" и "Отличного стрелка".
РЭП в этом залпе было лучше, чем на любом из других. Очевидно, что люди, которые запустили его, успели уточнить свои данные, обновить свои профили проникновения, даже если они и их коллеги уже распались под безжалостным огнем кораблей "Молота". Хуже того, только ПРО "Отличного стрелка" была хоть сколько-нибудь цела.
Было слишком поздно для противоракет — они были в значительной степени потрачены впустую, убивая другие ракеты. Никто не мог выделить настоящие атакующие птички, пока они не раскрыли себя, внезапно бросившись на свои цели, а их автономно управляемые собратья — более трехсот из них — замаскировали их, спрятали их, поглотили огонь, который должен был убить их.
Теперь кластеры точечной обороны вспыхнули отчаянно, но времени было слишком мало. Более половины ракет прошли, и амортизационная рама командного кресла Луиса Розака жестоко ударила его, когда иммунитет КФСЛ "Отличного стрелка", наконец, истощился.
* * *
— О, мой Бог, — прошептал лейтенант-коммандер Джим Шталин.
Это было не проклятие; это была молитва от всего сердца, когда с грохотом ворвались кораблеубийцы.
"Эрнандо Кортес", казалось, наткнулся на какой-то невидимый барьер в пространстве. Большой эсминец класса Воин просто развалился, и Шталин с тошнотой наблюдал, как сильно поврежденный "Симон Боливар" разломился надвое. Его собственный "Густав Адольф", каким-то чудом еще неповрежденный, и его собрат по дивизиону "Карл Великий" [название эсминца повторяет название линейного крейсера НФИ класса Полководец, уничтоженного вторым залпом "Молота"] — который совершенно определенно не был неповрежденным — внезапно стали единственными сохранившимися эсминцами "Молота".
И они даже не были главными целями.
* * *
— Прямое попадание, Импеллер-Один!
— Капитан, мы потеряли контроль руля!
— Прямое попадание Ракетный-Один. Ракетный-Три и Пять вне сети!
— Противоракетный-Девять вне сети! Противоракетный-Одиннадцать докладывает о тяжелых потерях!
— Сэр, мы потеряли пять бета в переднем кольце!
— Тяжелые повреждения на корме! Пробоина, остовы Один-Ноль-Один-Пять через Один-Ноль-Два-Ноль! Падение давления, палубы три и четыре!
Луис Розак слышал сообщения о повреждениях по своей комм-связи с мостиком Дирка-Стивена Камстра. Он чувствовал их в своей собственной плоти, своих собственных костях, когда его флагманский корабль содрогнулся, дернулся и вздыбился, изгибаясь и скручиваясь от неописуемого шока, когда лазеры с накачкой взрывом передавали тераджоули энергии его корпусу.
И даже когда эта энергия ворвалась в "Отличного стрелка", он увидел, что КФСЛ "Меткий стрелок" навсегда исчез с его схемы.
* * *
Сантандер Конидис торжествующе зарычал, когда половина импеллерных сигнатур врага стерлась прочь. Но даже когда он зарычал, десятый залп ракет "Молота" примчался к народному флоту в изгнании.
Триста шестьдесят ракет Марк-17Е полетели прямо в зубы "Максимилиана Робеспьера". Вряд ли это было неожиданностью. Все точно знали, на кого именно будут нацелены эти ракеты, но у них было всего двенадцать секунд, чтобы отреагировать на это знание. Каждая противоракета, которая могла быть пущена в ход, каждый кластер точечной защиты, который мог отразить эту волну разрушения, отчаянно пылали. Десятки ракет были перехвачены противоракетами. Более семидесяти были разорваны лазерным огнем на ближних дистанциях.
Этого было недостаточно.
* * *
— Это последний из них, сэр, — устало сказал Роберт Вомак девяносто восемь секунд спустя.
Луис Розак так же устало кивнул и взглянул на дисплей времени в углу своей схемы.
Пятьсот двенадцать секунд. Менее девяти минут. Именно столько времени прошло с момента первого запуска вражеских ракет до атаки последней волны ракет "Молота".
Как могло случиться, что меньше чем за девять минут он так вымотался? Со столь болезненным сожалением?
Он посмотрел на табло, внутренне содрогнувшись, когда увидел названия всех кораблей, потерянных силами "Молота" и ужаснулся итогу. КФСЛ "Канонир", "Стрелок", "Меткий стрелок", "Снайпер", "Франсиско Писарро", "Симон Боливар", "Эрнандо Кортес", "Фридрих II", "Вильгельм Завоеватель", "Кабуки", "Маскарад"...
Из шестнадцати кораблей, которые он взял в бой, выжили только четыре — "Отличный стрелок" Дирка-Стивена Камстра, его собрат "Рейнджер", и эсминцы "Густав Адольф" и "Карл Великий". Каким-то образом, и он не мог понять этого, "Густав Адольф" Джима Шталина остался совершенно нетронутым. "Карл Великий" и "Рейнджер", с другой стороны, немногим отличались от едва двигающихся громадин, да и "Отличный стрелок" был не намного лучше.
Но потом его глаза переместились к потерям противника, превратившись в темно-коричневые агаты.
