Второй залп последовал за первым, такой же мощный и невероятно быстрый, и полудюймовая винтовочная пуля пробила нагрудник сэра Жэдуэйла Бринигейра, как кувалда, которую, как он думал, он собирался применить к ореху.
* * *
Граф Хэнт поднял короткую, удобную (и дьявольски дорогую) двойную подзорную трубу — "бинокль", как их называл королевский колледж, — и его рот сложился в мрачную линию удовлетворения. Он надеялся, что сможет привлечь больше кавалерии или еще пару пехотных полков, чтобы пересечь гребень, но он довольствовался тем, что получил. Тем более что его ловушка только начинала захлопываться.
Зазвучали горны, и моряки его военно-морских "батальонов" выбрались из своих земляных укреплений, построились в боевую линию и направились обратно к гребню, который они "покинули в панике". С позиции Хэнта в деревьях к западу от них он мог видеть передний склон хребта. Не весь путь, но достаточно далеко, чтобы понять, что доларская пехота остановилась в ужасе от внезапного грохота ружейного огня и беспорядочного отступления горстки выживших всадников.
Внезапно снова раздался треск винтовочного огня — на этот раз сзади, от тысячи морских пехотинцев, которых он спрятал в лесу по обе стороны большой дороги. Эти морские пехотинцы тщательно замаскировали свои позиции, но на самом деле это не имело значения. Доларские разведчики были кавалеристами, а не пехотинцами, и им никогда не приходило в голову разведывать лес, особенно после того, как они заметили "сиддармаркцев", выстроившихся вдоль гребня с пиками, которые Брейгарт позаимствовал у генерала Файгеры именно для того, чтобы их можно было бросить в критический момент. Теперь эти морские пехотинцы, дополняя огонь моряков и рассеявшись по лесу, который был фактически непроходим для кавалерии, в свою очередь открыли огонь, используя деревья, упавшие бревна, камни и даже складки земли в качестве укрытия. Они вели огонь из положения лежа, с безжалостной эффективностью используя возможность заряжания "мандрейнов" с казенной части, и паника охватила полки, которые Бринигейр поднял позади своего острия, чтобы воспользоваться своей ожидаемой победой.
Люди и лошади, сбившиеся в кучу на большой дороге и зажатые между надвигающимися лесными массивами, даже не могли видеть нападавших. Все, что они видели, были дульные вспышки выстрелов в глубоком зеленом мраке — дульные вспышки выстрелов повсюду — когда туманный столб оружейного дыма прокатился сквозь деревья. Пули врезались в них, как огненные кулаки, разрывая плоть и кости, отправляя людей, лошадей — даже драконов — на землю в промокшей смерти или кричащих муках. Кровавая бойня вкупе с явным изумлением от совершенно неожиданного нападения — это было уже слишком. Они повернулись, чтобы бежать обратно тем же путем, которым пришли, но их окружили слишком плотно. Ружейный огонь продолжал безжалостно вонзаться в них, и давление тел превратило их в неподвижную массу, которая не могла убежать.
Раненый семитонный дракон завопил от боли и ярости. Он приподнялся на своих четырех задних конечностях, его передние лапы колотили всех вокруг него. Затем он повернул, направляясь на север, и в отличие от пехотинцев или простой лошади, он обладал размерами и силой Джаггернаута. Он топтал ногами как людей, так и лошадей, бешено мчась обратно по большой дороге, а за ним полевая пушка на передке дробила кости и плоть под колесами с железными ободами.
И даже когда в лесу разразилась бойня, моряки Хэнта вернулись через линию гребня.
Полковнику Томпсину и полковнику Баруэйлу удалось удержать своих людей вместе, и их передние ряды опустились на колени, нацелив винтовки на гребень хребта, в то время как шеренга позади них подняла оружие над их головами. Они были потрясены, более чем тронуты паникой, но они также были дисциплинированными, хорошо обученными людьми, чьи офицеры заслужили их доверие. Они знали, на что способны их винтовки, и ждали приказа стрелять.
Но Хэнт предвидел это, и когда его "пехота" достигла гребня, моряки перебрались через него на животах, ничком, обнажив только головы и плечи, и рассыпались по всей ширине гребня. Густая трава скрывала те небольшие цели, которые они представляли, делая их почти невидимыми, и они открыли огонь с этой позиции, даже не вставая на колени.
Пули врезались в плотно сформированную пехоту, которая стояла полностью открытой для их атаки. Они стреляли не залпами; они стреляли поодиночке, выбирая свои собственные цели так быстро, как только могли их найти, используя доктрину, разработанную сэром Кинтом Клариком для новых винтовок с казнозарядным затвором. Доларцы едва могли даже видеть своих врагов, и они были собраны вместе не в рассредоточении отдельных стрелков, а в классическом сомкнутом строю мушкетеров, настолько плотном, что любой чарисиец, промахнувшийся мимо намеченной жертвы, почти наверняка попадет в другую. Не было никакого сравнения между целями, которые противники представляли друг другу.
Также не было никакого сравнения между скорострельностью, которую они могли поддерживать. Доларцы были хорошо обучены, они могли заряжать и стрелять из своих кремневых ружей всего за пятнадцать секунд. Но для этого им приходилось стоять прямо, а чарисийцы, которые превосходили их численностью в три раза, могли стрелять раз в пять секунд... из положения лежа.
Это была настоящая бойня. Эта огненная буря была больше, чем могли вынести самые дисциплинированные люди, которых только можно себе представить, даже те, кто знал, что сражается за Самого Бога. Кровь, крики и вонь порохового дыма окутали их, и это было больше, чем они могли вынести. Они дали один залп, а затем хаос, неразбериха и смерть прошли сквозь них железными сапогами.
Менее четверти из них прожили достаточно долго, чтобы бежать.
* * *
Катастрофа, которую, как предположил граф Хэнт, вероятно, назвали бы битвой при Тесмаре, длилась двадцать минут. Потребовалось менее пяти минут, чтобы отбить доларскую атаку; остальные пятнадцать минут были настоящей бойней, когда его морские пехотинцы поливали огнем колонну, оказавшуюся в ловушке на большой дороге. Его собственные потери составили менее сорока человек.
Что ж, — сурово подумал он, глядя на корчащийся, стонущий, рыдающий ковер из раненых и умирающих доларцев, — вы, ублюдки, знаете, что легкая прогулка закончена, не так ли? — Он оскалил зубы. — Теперь давайте просто посмотрим, не можем ли мы побудить вас развернуться и пойти домой, пока вы все еще более или менее целы.
.XI.
Бухта Норт-Бедар, город Сиддар, республика Сиддармарк
На набережной было прохладно. Пасмурный день обещал дождь к полудню, и ветер был резким и сильным, когда он проносился над широкими голубыми водами. Начинался прилив, волны с белыми гребнями разбивались все выше о сваи массивных пирсов, омывая морскую дамбу с нестареющим, неподвластным времени терпением. Пирсы и причалы были забиты транспортными галеонами чарисийцев, и с того места, где Мерлин Этроуз стоял на причале, он наблюдал за длинными вереницами имперских чарисийских солдат, спускавшихся по десяткам сходней под тяжестью увесистых рюкзаков и винтовок на ремнях.
Сотни жителей Сиддармарка вышли встретить чарисийцев, и он слышал, как они приветствовали их, размахивая маленькими чарисийскими флагами, которые таинственным образом появились по всему городу. Солдаты были слишком дисциплинированы, чтобы нарушать строй, но их походка стала немного бодрее, их полковые оркестры заиграли более оживленную маршевую ноту, и многим из них удалось установить зрительный контакт с более привлекательными — и более молодыми — женщинами из толпы. Они приложили все усилия, чтобы восстановить свое изношенное снаряжение после долгого, утомительного марша от Забора до залива Рэмсгейт, и каблуки их ботинок вбивали булыжники с яростным, сильным ритмом.
Эти пехотные полки еще до вечера поменяют свои винтовки на новые, — подумал Мерлин, наблюдая, как они маршируют мимо него, даже не осознавая, что он здесь. И после этого они отправятся в еще одно путешествие, на этот раз на борту речных барж с двойными командами драконов, с приоритетом прохождения через каждый шлюз между ними и сражением. Они совершат поездку, проходя в среднем по пятьдесят миль или больше в день... и, скорее всего, они все равно не доберутся туда вовремя.
Он скрестил руки на груди, стоя в маленьком кармане свободного пространства, которое, казалось, всегда создавала репутация его сейджина. Никто не хотел теснить грозного сейджина Мерлина, который иногда оказывался весьма полезным. Однако в данный момент он не был уверен, что ему это очень нравится; это давало ему слишком много уединения для его мыслей.
Мрачные мысли.
Единственным по-настоящему ярким пятном был Хоуэрд Брейгарт, и даже это было чисто условно. Смешанный отряд морских пехотинцев и моряков графа Хэнта решительно остановил продвижение доларского авангарда к Тесмару. Битва при Тесмаре — хотя она велась за много миль от города, Мерлин был уверен, что имя, которое Хэнт использовал в своих донесениях, останется в памяти — стала катастрофическим потрясением для доларцев. Это стоило им почти восьми тысяч человек, более двух третей из них убитыми и ранеными, а также восемнадцати двенадцатифунтовых полевых орудий. Это составляло двадцать процентов от первоначального боевого порядка сэра Фастира Рихтира, и удар по уверенности доларцев был еще сильнее.
К сожалению, это не имело решающего значения. Барон Трейлмин не запаниковал, хотя несколько командиров его полков были близки к этому, когда первоначальные донесения — и спасающиеся бегством выжившие на взмыленных лошадях — достигли его основных сил. Однако, в отличие от своих полковников, барон оказался гораздо более гибким, чем Мерлин мог бы пожелать. Он не был уверен, что произошло, но отреагировал быстро и с твердым пониманием оперативных и стратегических реалий. Он отступил к Тривиру на Сиридане, оставив две артиллерийские батареи, один из оставшихся у него пехотных полков и четыре кавалерийских полка, чтобы задержать продвижение Хэнта, пока он возводил земляные укрепления вокруг восточной части города.
У его арьергарда, к сожалению, было время восстановить боевой дух и окопаться, потому что препятствия после битвы за Тесмар задержали Хэнта больше, чем рассчитывал морской пехотинец. Главная дорога через лес была полностью завалена мертвецами, лошадьми и драконами, не говоря уже о брошенных артиллерийских орудиях, их передках и фургонах с боеприпасами. Ему пришлось преодолеть этот ужасное заграждение, прежде чем он смог последовать за своим убегающим врагом, а необходимость его целителей отделять просто раненых от мертвых и следить за их надлежащим лечением еще больше замедлила процесс.
Выжившим доларцам повезло, что их победили чарисийцы, а не сиддармаркцы. Поскольку они сдались, им позволили выжить дальше, но задержка стоила Хэнту целого дня, и к тому времени, когда он добрался до арьергарда Трейлмина, артиллерия и единственный поддерживающий ее пехотный полк окопались прямо поперек главной дороги. Вражеская кавалерия была скорее помехой, хотя и могла стать угрозой, но с этими пушками и этой пехотой требовалось разобраться. Хэнту нужна была дорога, если он собирался поддерживать свои собственные силы так далеко от Тесмара, и поэтому он развернул свои орудия и принялся за работу.
К их чести, численно уступавшие доларские пехотинцы и артиллеристы стояли на своем с упорным, стойким мужеством. Отрывочные донесения Трейлмина не дали ему представления о том, что винтовки чарисийцев заряжаются с казенной части, но у него было очень четкое представление о преимуществах, которые получает пехота за толстыми земляными брустверами, и его бескомпромиссные инструкции глубоко окапываться притупили большинство тактических преимуществ "мандрейнов". Чарисийцы все еще могли стрелять намного быстрее — и практически не допускали осечек, на что хуже спроектированные кремневые доларские ружья тратили более пятнадцати процентов времени, — но предоставляемая окопами защита компенсировала лучшую рассредоточенность формирований Чариса и способность вести огонь из положения лежа, и перед окопами не было никаких удобных стволов деревьев или валунов для использования их стрелками. Это превратилось в старомодную артиллерийскую дуэль, когда морские пехотинцы наблюдали за своими флангами, чтобы держать кавалерию на расстоянии, и большее количество — и больший калибр — чарисийских орудий сыграли решающую роль, несмотря на укрепленную позицию доларцев.
Морским артиллеристам Хэнта не все удалось сделать по-своему. Его потери составили более шестидесяти человек, но тридцатифунтовые снаряды были более чем в два раза тяжелее, чем двенадцатифунтовые снаряды доларцев, и хотя конструкции снарядов были практически одинаковыми, контроль качества в Чарисе был намного лучше. Чарисийские снаряды имели гораздо большую тенденцию взрываться там, где они должны были взорваться, в то время как вариации в доларских взрывателях делали их существенно менее надежными. Тридцатифунтовые орудия стреляли гораздо медленнее, но каждый снаряд был гораздо эффективнее.
Доларцы стояли на позиции до тех пор, пока все их орудия, кроме двух, не замолчали. Затем они закололи двух выживших тягловых животных — больше у них не оставалось, чтобы выводить их — и отступили, а кавалерия прикрывала отход пехоты. Оборона арьергарда стоила половины его пехоты — еще шестьсот убитых и раненых, что в десять раз больше потерь Хэнта, — в дополнение к артиллерии, но она сослужила свою службу. К тому времени, когда граф смог приблизиться к Тривиру, Трейлмин прочно окопался, а все его оставшиеся полевые орудия были установлены на позициях. Не только это, но и его депеши к Рихтиру ускорили приближение его начальника, и остальная часть подходивших сил авангарда достигла Тривира даже раньше, чем Хэнт.
Поскольку противник, окопавшийся за толстыми, хорошо продуманными земляными валами, превосходил его численностью более чем в четыре раза, и поскольку у него не было собственной кавалерии, Хэнт не собирался штурмовать город. Вместо этого он остановился прямо за пределами досягаемости артиллерии и окопался своими собственными силами. Он должен был быть осторожен, так как его тридцатифунтовые орудия были тяжелыми и громоздкими, даже с их полевыми тележками. Чтобы привести их в походный порядок и отправить обратно в Тесмар, потребуется время, которое вряд ли будет доступно, если доларцы застигнут его врасплох внезапным нападением. Но если Рихтир и Трейлмин были довольны тем, что сидели в Тривире и подвергались осаде, Хоуэрд Брейгарт был совершенно готов сидеть за пределами Тривира и вести осаду. Он выставил пикеты на главной дороге Чирик-Чирэлтин, чтобы убедиться, что никто не подкрадется к нему с севера, и разместил под прикрытием двух сотен своих морских пехотинцев четыре из своих тридцатифунтовых орудий к северу от Тривира, где они могли держать под обстрелом поверхность реки Сент-Эйлик. Никто не сможет использовать эту реку для поддержки любого продвижения в Клифф-Пик, если они сначала не вытолкнут его с позиции, и пока он сидел там, где был, он удерживал на месте почти в пять раз больше доларцев.
