— Боже мой, ты серьезно! — Настала очередь Кэйлеба покачать головой. Затем он нахмурился. — Я полагаю, в некотором смысле, это может быть выгодный брак, — медленно произнес он.
— Мне неприятно думать в хладнокровных династических терминах, Кэйлеб, — ответил Шарлиэн довольно серьезным тоном, — но каким бы выгодным это ни было, я должна подозревать, что в случае Жанейт, вероятно, выявится — возможно, довольно скоро еще более выгодный брак.
— Да? — Он приподнял бровь, глядя на нее, и она легонько взмахнула веером. — Брак между Жаном и Марией уже свяжет вместе Дом Армак и Дом Бейц, — отметила она. — Я считаю, что Нарман-младший на самом деле довольно приятный молодой человек, но не думаю, что нам нужно сажать Жанейт на эмерэлдский трон в качестве княгини-консорта только для того, чтобы обеспечить его будущую верность императорской короне. Он достаточно умен, чтобы видеть преимущества, и к тому времени, когда настанет его очередь занять трон, Эмерэлд будет частью империи на протяжении десятилетий, и он и его семья будут глубоко вовлечены в управление ею. Не думаю, что у него будет хоть малейший мотив или склонность быть кем-то, кроме верного сторонника короны. Но Корисанда — это совсем другой случай. Честно говоря, я бы ни за что не доверила ни одному члену дома Гектора так далеко, как могло бы выстрелить одно из этих новых орудий барона Симаунта. Слишком много крови пролилось между Корисандой и Домом Армак и Домом Тейт, и Корисанда не собирается мирно и добровольно интегрироваться в империю. Не знаю, как ты, но, учитывая все это, я никогда не смогла бы доверять ни одному из детей Гектора, а тем более самому Гектору.
— Боюсь, я согласен с тобой, — сказал Кэйлеб, и его ноздри раздулись. — На самом деле, это иногда вызывало у меня кошмары. У меня не хватит духу перебить всех возможных претендентов на корисандский трон, но я совсем не уверен, что достаточно будет просто отстранить Гектора от престола и оставить его детей в живых для заговора против нас — или для того, чтобы их использовал в качестве кошачьих лап кто-то другой... например, Замсин Тринейр или тот же Жэспар Клинтан.
— Я совершенно уверена, что это не так, — прямо сказала Шарлиэн. — Я не больше, чем ты, сторонница убийства детей только для того, чтобы они не представляли потенциальной угрозы в будущем, но факт остается фактом: мы несем здесь ответственность. Ту, которая не закончится, когда мы заберем голову Гектора. Вот о чем я думаю, когда речь идет о Жанейт.
— Каким именно образом? — спросил Кэйлеб, но по его тону можно было предположить, что теперь он довольно хорошо улавливает мысли Шарлиэн.
— Что нам нужно сделать, так это найти какого-нибудь корисандского дворянина, который достаточно популярен в Корисанде, чтобы иметь хоть какой-то шанс постепенно завоевать общественное признание в качестве нашего вассала и князя Корисанды, но достаточно умен — или, во всяком случае, достаточно прагматичен — чтобы понять, что мы не можем позволить ему выжить, если он не будет верным вассалом. И тогда нам придется привязать его к себе как можно теснее. Что вполне может означать....
Она позволила своему голосу затихнуть, и Кэйлеб кивнул. Это был не совсем радостный кивок.
— Понимаю твою логику, — признал он. — Мне неприятно думать о том, чтобы так хладнокровно выставить Жанейт на брачный аукцион.
— Это помешало тебе сделать предложение человеку, которого ты даже никогда не видел? — мягко спросила она. — Это помешало тебе сделать именно это с Жаном?
— Нет, но это...
— Это другое, — закончила она за него. — Кэйлеб, думаю, что действительно люблю тебя, но, если быть до конца честной, это было не то, на что я рассчитывала, и это тоже не было чем-то необходимым. Можешь ли ты честно сказать мне, что для тебя все было по-другому?
— Нет, — тихо признался он.
— Но Жанейт — твоя младшая сестра. — Шарлиэн улыбнулась чуть задумчиво. — Иногда я жалею, что у меня не было хотя бы одного брата или сестры, просто чтобы я могла по-настоящему испытать то, что ты сейчас чувствуешь к Жанейт. Конечно, если бы я это сделала — и особенно если бы это был младший брат, — полагаю, Мараку было бы еще труднее удержать меня в живых и на троне. Но факт в том, что ты был достаточно безжалостен, чтобы заключить необходимый государственный брак для себя, и ты был достаточно безжалостен, чтобы сделать то же самое с Жаном, по тем же причинам. Если придет время, любовь моя, ты примешь такое же решение в отношении Жанейт. Я только надеюсь, что для нее это сработает так же хорошо, как и для нас, и, как кажется вероятным, для Жана и Марии.
— И каковы, по-твоему, шансы на это? — спросил он еще тише.
— Честно? — Она непоколебимо встретила его взгляд. — Не так высоко, — сказала она затем. — Тот факт, что ты и я способны на большее, чем просто терпеть друг друга, потому что мы должны, уже ставит нас впереди игры, Кэйлеб. Тот факт, что Мария выглядит идеальной парой для твоего младшего брата, ставит нас еще дальше вперед. Но ты же знаешь, это должно где-то выровняться.
— Да, знаю, — пробормотал он, и она потянулась, чтобы сжать его руку.
— Как бы это ни получилось в конце концов, нам нет необходимости спешить навстречу этому, — сказала она ему. — Один из самых первых уроков, которые преподал мне Марак, когда я унаследовала корону, заключался в том, что с течением времени много проблем решается само собой. Я не пытаюсь намекнуть тебе, что прямо сию минуту ты должен начать строить козни о том, за кого собираешься выдать Жанейт замуж. Я только предполагаю, что в это время с твоей стороны было бы разумно не поощрять никаких возможных стремлений с ее стороны.
Кэйлеб мгновение смотрел на нее и начал открывать рот. Затем он передумал и поднял ее руку своей, чтобы поцеловать ее еще раз. Она вопросительно посмотрела на него, очевидно, задаваясь вопросом, что он начал говорить, но он только покачал головой с еще одной улыбкой.
Я действительно хотел бы рассказать тебе, как тщательно события доказали, что Мерлин был прав, когда советовал мне сделать тебя своим партнером, а не просто женой, — подумал он.
* * *
— Я думал, что все прошло довольно хорошо, — снова сказал Кэйлеб позже тем же вечером, обращаясь к совершенно другой аудитории.
Шарлиэн отправилась спать и он обнаружил, что после женитьбы у него стало гораздо меньше соблазнов засиживаться допоздна, выпивая слишком много вина или рассказывая слишком много плохих шуток с Мерлином или каким-нибудь другим закадычным другом. Однако в данный момент у него не было особого выбора, и он, архиепископ Мейкел, Ражир Маклин и Мерлин сидели на балконе дворца, потягивая деснейрское виски, и смотрели на звезды. Далекие огоньки — теперь он знал, что каждый из них был солнцем, таким же яростно ярким, как и у Сейфхолда, — сверкали, как драгоценные камни, на бархатном своде небес, в той прохладной тишине, которая бывает только в часы перед рассветом. Вряд ли у большинства людей это место ассоциировалось бы со встречей императора с тремя его самыми доверенными советниками, но Кэйлеба это вполне устраивало. Если бы ему просто пришлось заниматься государственными делами вместо спальни, он мог бы, по крайней мере, делать это с максимально возможным комфортом.
— На самом деле, я и сам думал, что все прошло довольно хорошо, — согласился Стейнейр.
— И это тоже хорошо, если вы простите меня за такие слова, ваше величество, — сказал Маклин. — Я рад, что это конкретное соглашение было достигнуто и прочно принято задолго до того, как вы отправитесь в плавание, чтобы вторгнуться в Корисанду.
Мерлин кивнул, хотя наблюдение доктора показало его гораздо большую степень прагматизма и политической осведомленности, чем от него когда-либо ожидалось. Он с самого начала знал, что вечно озадаченный вид, который Маклин представлял остальному миру, был обманчив, но он никогда не оценивал, насколько острыми могут оказаться политические прозрения пожилого человека, когда он решит их применить.
И он стал тренировать их гораздо больше с тех пор, как Кэйлеб перенес королевский колледж во дворец, не так ли? — Мерлин задумался. — Ну, это и с тех пор, как Братья допустили его до полной истории святого Жерно.
Судя по следующим словам Кэйлеба, та же мысль вполне могла пронестись в мозгу императора.
— Я согласен с тобой, Ражир, — сказал он. — Но это возвращает меня к моей постоянной озабоченности. Через несколько пятидневок я собираюсь покинуть королевство. И Шарлиэн будет править как мой регент, а Рейджис будет ее первым советником. Тебе не кажется, что Братьям пора принять решение позволить мне рассказать хотя бы одному из них всю историю целиком?
У Маклина хватило здравого смысла держать рот на замке [еще бы, вопрос-то на самом деле должен быть задан Стейнейру]. Тон Кэйлеба был подчеркнуто приятным, но это только подчеркивало самый настоящий гнев в глубине его карих глаз.
— Кэйлеб, — сказал Стейнейр, взглянув на Мерлина, — я понимаю твое нетерпение. Действительно, понимаю. Но просто неразумно ожидать, что Братья примут это решение так быстро.
— При всем моем уважении, Мейкел, я не согласен, — категорически заявил император. Стейнейр снова открыл рот, но Кэйлеб поднял руку в жесте, который, хотя и был далек от невежливости, был, несомненно, властным, и продолжил говорить.
— Дело в том, что Мерлин был абсолютно прав, когда сказал мне, насколько умна эта женщина, — сказал он. — На самом деле, если уж на то пошло, думаю, что Мерлин недооценил ее. Она не просто "умна"; она намного умнее, и держать ее в неведении относительно чего-то такого фундаментального — значит лишать себя одного из наших самых ценных ресурсов. И не только это, но, как я, кажется, уже упоминал ранее, она моя жена, а также императрица Чариса. Как у императрицы, у нее определенно есть "потребность знать" Мерлина. И как моя жена, она имеет полное право ожидать, что я буду открыт и честен с ней, особенно когда речь идет о чем-то столь фундаментальном, как это!
Несколько секунд никто из троих не произносил ни слова. Затем Мерлин прочистил горло, что, несмотря на напряжение, вызвало невольную усмешку у Кэйлеба. Император, возможно, все еще не до конца понимал все, что связано с концепцией ПИКА, но он знал, что у Мерлина никогда не возникнет физической потребности прочистить горло.
— Во-первых, Кэйлеб, позвольте мне сказать, что я полностью согласен с вами. Но, как бы глубоко я ни был с вами согласен, существуют определенные практические реалии, которые мы просто не можем игнорировать. И одна из них заключается в том, что Братья все еще обеспокоены вашей возможной "юношеской импульсивностью". Давай посмотрим правде в глаза, вы только что женились на красивой, умной и — простите меня за это — сексуальной молодой женщине. Ничто не может быть более естественным для вас, чем быть одурманенным ею. Или, по крайней мере, чтобы все эти факторы подтолкнули вас к принятию чего-то меньшего, чем осторожное, полностью обоснованное решение, когда дело касается ее.
— Дерьмо кракена, — прямо сказал Кэйлеб. — О, полагаю, что достаточно пожилой, недалекий, капризный монах, давший обет безбрачия в какой-нибудь пустой монастырской келье, мог бы так думать. Я даже зайду так далеко, что откажусь от клятвы безбрачия. Но я король, Мерлин. На самом деле, я теперь чертов император! Это не просто решение, которое должен принять новый муж. Это решение должно быть принято правящим главой государства фактически накануне его отъезда для вторжения во враждебное княжество. Я знаю, что шансы против того, чтобы меня убили. Но никто из вас не забывает, что шансы также были против того, чтобы моего отца убили. Это может случиться. И если это произойдет, и если Шарлиэн придется рассказать правду после моей смерти, как, по-твоему, это может повлиять на ее готовность признать надежность Братьев — или тебя и Мейкела, если на то пошло?
— Это очень убедительный аргумент, — сказал Стейнейр через мгновение. — И, между прочим, я полностью согласен с этим. Но есть один аспект, который Мерлин упустил из своего анализа минуту назад.
— Например? — бросил вызов Кэйлеб.
— Правда в том, что за последние несколько месяцев Братья приняли больше людей в то, что мы могли бы назвать "внутренним кругом", чем за предыдущие десять лет, Кэйлеб. Не забывайте, что некоторые из этих людей, такие как Жон Биркит, потратили буквально всю жизнь — и притом долгую — на защиту этой тайны, беспокоясь о том, что произойдет, если в их механизмах безопасности будет хоть малейший изъян. В данный момент они чувствуют себя незащищенными и выведенными из равновесия. Откровенно говоря, они не хотят рассказывать об этом никому другому, если в этом нет крайней необходимости.
— Это не лучшая основа для принятия решений, Мейкел, — заметил Кэйлеб, и архиепископ кивнул.
— Не могу не согласиться с вами в этом. К сожалению, именно это и происходит. И как бы ни было важно — даже жизненно важно — как можно скорее полностью ввести императрицу во "внутренний круг", не менее важно, чтобы мы поддерживали доверие тех, кто уже находится внутри этого круга.
— Как бы мне ни было неприятно это признавать, Кэйлеб, думаю, что в его словах есть смысл, — тихо сказал Мерлин. Кэйлеб впился в него взглядом, и Мерлин пожал плечами. — Я не утверждаю, что не говорить ей — это хорошее решение. Я просто боюсь, что в данный конкретный момент, учитывая прагматические ограничения ситуации, у нас действительно нет никакого "хорошего" решения. Так что нам просто придется сделать все, что в наших силах, выбирая между менее оптимальными вариантами.
Кэйлеб издал сердитый хрюкающий звук, но его гримаса также свидетельствовала, по крайней мере, о нежелании принимать правду, но не о прямом согласии. Однако он еще не совсем закончил и снова откинулся на спинку стула.
— Хорошо, — сказал он. — Я уступлю в том, что касается Шарлиэн... по крайней мере, на данный момент. Но как насчет Рейджиса? Он будет ее главным политическим советником здесь, пока меня не будет, и, видит Бог, он провел последние два или три десятилетия, показывая, что знает, как хранить государственную тайну! Тебе не кажется, что пришло время сказать ему правду?
— На самом деле, Кэйлеб — сказал Стейнейр, — боюсь, я скорее считаю, что время рассказать Рейджису всю правду вообще никогда не наступит.
Император посмотрел на него с явным удивлением, и Стейнейр вздохнул.
— Я знаю Рейджиса Йованса с тех пор, как он был чуть старше, чем мальчиком, ваше величество, — сказал он более официально, чем это было принято у него с Кэйлебом. — Он все еще был мичманом, а я был всего лишь послушником, когда мы впервые встретились. Я питаю к нему глубочайшую привязанность и с радостью доверил бы ему свою жизнь или судьбу моего королевства. Но я должен сказать вам, что как бы он ни разочаровался в храмовой четверке, как бы он ни был привержен разделению Церкви Чариса и Церкви Храма, я не верю, что он готов — или когда-либо будет — принять всю правду о Лэнгхорне, Бедар и Пей Шан-вей. На самом деле я более чем немного напуган тем, как он может отреагировать даже на открытие того, что Мерлин, в конце концов, на самом деле не "живой". Он верит в архангелов, Кэйлеб. Глубоко внутри, где сходятся воедино те самые вещи, которые делают его таким сильным, решительным и заслуживающим доверия, он верит. Я не думаю, что он сможет выйти за рамки этого. И, если быть до конца честным с вами, я не знаю, имеем ли мы какое-либо право просить его об этом.
