Санса живет в своих покоях, ожидая выдачи замуж… Вроде бы за нового наследника Долины Аррен. Возможно, что этим наследником окажется-таки хитроумный Питер Белиш, он же Беляш, он же Мизинец. Но Мизинец, при всех его недостатках, не режет женщинам глотки, не полосует их плетками в спальне. Не Вонючка и не Болтон из главной ветки.
Пес Клиган, уходя от моря пламени на Черноводной, не выслушал ее песни. И вообще, судьба Клигана теперь совершенно переменилась. Он бегает по полосе препятствий Одесского учебного центра ГРУ, где готовят всех иностранных специалистов, тренируют всех союзников.
Стоп!
Ведь они-то вытащили на Солеварнях именно того Клигана, что успел услышать песню Сансы, успел отвезти Арью на Красную Свадьбу и потом унести оттуда ноги.
Коллизия?
Безусловно. И она еще чем-то разрешится, знать бы — чем.
Но стрелка переведена. Им удалось поменять главную ветку времени… Либо: им удалось попасть в нужную ветку времени. Какая разница, если перережут на сотню глоток меньше!
Коль скоро такое получилось на Вестеросе, может быть, получится и в Союзе? Чтобы на сотню перерезанных глоток меньше. Лучше, разумеется, на миллионы меньше. Но тут — методику еще отрабатывать и отрабатывать.
Капитан посмотрел на Серсею Ланнистер еще раз, уже прикрыв глаза.
Плата за новую ветку: американцы поддержали Дейнерис Таргариен, и та легко взяла Королевскую Гавань. За помощь Серсея отдаст все; в основной ветке времени она отметилась яркой готовностью идти до конца, до упора, невзирая на очевидную глупость выбранного пути.
Решать, понятно, не ему. Вопрос политический. Уйдет к аналитикам, а потом к Серову, а там и до Кирилла Трофимовича недалеко.
Капитан снова прикрылся платочком с нюхательной солью. Чего у здешних не отнять: способности грызть зубами до победного конца. Все, кто так не умел, умерли еще в молодости.
А ведь в этом зеленоглазая блондинка Серсея похожа на красноглазую брюнетку Рейвен.
Рейвен сказала непривычно короткими, рублеными фразами:
— Я ухожу. Саммер жива. Вины моей больше нет. И Таянгу больше не нужно меня ненавидеть. Попробую вернуть… Покой. Ты против?
Капитан подумал: “Маленьким я считал, что взрослые отличаются от меня знанием. Вот вырасту, и что-то там этакое узнаю. А нет, оказывается. Знание тут очень простое, ничего сложного или секретного. Просто у детей это знание понарошку, а у взрослых оно окончательно и всерьез.”
А, надо же что-то сказать. Рейвен ждет.
— Люди встречаются — люди расходятся. Бывает.
— Не хочу оставлять неясного за спиной. Почему ты так спокоен?
— Если я люблю тебя — а не себя рядом с такой крутой девчонкой — то как я могу тебя держать? Насильно мил не будешь, оно же совсем не зря пословицей стало.
— Ты все усложняешь.
— Если тебе станет легче, могу закатить скандал. Правда, вот этому не учился. Мы, снайперы, вообще народ мало… Малоэмоциональный, вот правильное слово.
— Тогда почему… Так?
— Ты пытаешься вернуться в прошлое. Когда ты, Кроу, Таянг и Саммер жили вместе, в счастье. Может, получится. Но в одну реку дважды не входят, это снова пословица.
— Так я, получается, и к тебе вернуться не смогу?
— Я не знаю. Просто не знаю.
Плакать Охотница, разумеется, не стала. Повернулась и вышла; в голове Капитана стучала издевательская цитата знаменитого кино: “Меня царицами соблазняли, но не поддался я!”
В окно Капитан смотреть не хотел, а то бы заметил, как за Рейвен почти бегом бросился парень в форменной куртке электриков порта Хедамма, что на острове Та Сторона, к востоку от Города Ноль.
Оглавление
Выстрелы в тумане
“Они спросили:”Как же так?”
И он сказал: ” Вот так”
А.Галич
Янг подняла глаза к небу: не обманули. Цветные облака тянулись выше и выше, но, на удивление, стояли почти там же, где и утром.
Тогда Янг опустила глаза и увидела прямо перед собой ворота. Широкие и высокие створки цвета мореного дерева, простеганные яркими звездочками начищенных бронзовых заклепок, а над ними узкая крыша под синей, блестящей, глазурованной черепицей.
Левее ворот раскрылась калитка поменьше. Выступил привратник — Янг прежде всего отметила чистую одежду — и с поклоном указал на калитку; Янг вошла и за ней сыто чавкнул хорошо смазанный замок.
Привратник уже вызвал сопровождающего, которому Янг подала ярко-лиловый платок. Получив пропуск, “садовник”, не переменившись в лице, отступил в сторону и так же приглашающе повел рукой. Его приказы гласили, что гости с лиловым платком в провожатых не нуждаются, если сами не попросят.
Янг не просила. Она стояла сейчас в большом, шагов сорок на сорок, западном дворе. Прямо перед ней, за небольшой парадной клумбой, начиналась Галерея Ворот. Налево, в северную часть, от Галереи Ворот отходили Галерея Оружия, за которой виднелась часть крыши из старой-старой, буро-коричневой черепицы — арсенал, по местному обычаю называемый пышно: “Багряный павильон”.
В иное время, конечно, Янг бы в арсенале и залипла до заката. Тем более, что рядом с богатым на железо арсеналом, в северной стороне усадьбы, находился внутренний тренировочный дворик, где Охотница тоже нашла бы, чем заняться. И всего через пол-стены тянулся Черный Павильон — мастерские с Эйлудом и его мотоциклом, который Янг тоже, наверняка бы, оценила.
Но сегодня женщина искала вполне конкретного человека, так что решила начать с самого, что ни на есть, начала.
В начале всякий гость миновал Галерею Ворот. На коротком пути в тридцать шагов гостя осматривали многоопытные слуги: не проносит ли чего опасного? не взбешен ли? не огорчен ли? наконец: чьих будет?
А главное: совпадает ли впечатление слуг с тем, что гость сам о себе сказал привратнику?
Чтобы гостя ловчей осмотреть, сопровождающий предлагал ему оценить милую красоту цветов и небольшого садика по южную сторону — либо чеканную красоту построек на северной стороне усадьбы. Там ведь за арсеналом громоздились еще Зеленый Павильон для занятий в плохую погоду, Белый Павильон со всевозможными складами-хранилищами, и, совсем за ними всеми незаметный, Павильон Клеток — старая чайная комната, где сейчас из прежней роскоши оставались только столик с красивой врезной мозаикой да великолепнейшие настенные панели, все в мифических зверях: белых цылинях, лиловых сыбусянах.
Понятно, отчего у госпожи Сюрэй не поднялась рука выкинуть либо перестроить старый павильон. Век людей краток; если в предыдущих рождениях уготовил ты себе добрую карму — восхищайся красотой и радуйся, что красота эта есть!
Из Галереи Ворот, разумеется, внутренней отделки гость не увидел. Но взор его и так услаждали разноцветная черепица крыш, прекрасная и под летним солнцем, и даже сейчас, в самом начале зимы; а еще позолота на резных карнизах, а выше алые и золотые драконы коньков, и пасти духов и демонов, стерегущих усадьбу, на каждом углу изогнутой кровли — словом, тридцать шагов покажутся любому сотней; ну и самого его можно в это время изучать внимательно, незаметно.
Стражи, скрытые за потолком и в потайных выгородках Галереи, внимательно разглядывали Янг. Видели они рослую женщину с сильной, прямой спиной, почти как у военных-мужчин; с крепкими, загорелыми, вовсе не изнеженными руками, даже с характерными потертостями на костяшках; со следами от старых-старых, давно затянувшихся шрамиков на шее чуть ниже уха; с яркими золотистыми волосами, подстриженными коротко: открыта шея и немного тела между ключицами. Синеглазая гостья носила белую рубашку на чужеземных пуговках, поверх нее короткий кожаный жилет, пояс, на котором висели два накладных кармана, из тех карманов блестела пара ярких, позолоченных, латных рукавиц — а более совсем никаких украшений. Ниже пояса гостья носила мужские штаны и памятные многим стражникам шнурованные высокие ботинки. Здесь, в усадьбе Сосновые Склоны, ботинки такие сочетались, как правило, с лиловым опознавательным платком.
Гостья шла по доскам Галереи Ворот со спокойным любопытством, без капли страха, без крошки пренебрежения, с подобающим уважением к чужому дому — и впечатление на охрану произвела вполне благоприятное.
Вот Галерея Ворот уперлась в Синий Павильон — приемный зал под синей, разумеется, черепицей. Там гостю, хочешь не хочешь, приходилось объявить свое имя и цель визита, и ждать, соблаговолят ли принять его хозяева.
На гостей с лиловым платком обычные правила не действовали. Есть гости госпожи Сюрэй — а есть гости госпожи Хоро, гости лис… Которые и сами не то лисы, не то духи — потусторонние, в общем, существа. От которых глупо ждать знания человеческого вежества. Хотя могут они выглядеть совершенно, как люди, и вести себя точно так же — но что у них в голове, что на сердце, обычному человеку не понять!
А потому не стоит и пытаться. Увидишь ненароком, чего не следует, и ходи потом, как в воду опущенный…
Гостья тем временем, оглядевшись, поняла, что прямо — в большой дом хозяев — ее просто так не впустят. Здесь начиналось внутреннее кольцо охраны; два стражника неподвижно замерли перед легонькими дверцами.
Гостья не стала их беспокоить и свернула направо, в Лазоревый Павильон, где всегда селили приезжих. Лазоревый и Желтый павильоны выходили отчасти в тот самый привратный садик, отчасти на западный небосвод, а с южных террас обоих павильонов открывался вид на пологий скат со старыми-старыми деревьями, по которому поместье и получило имя “Сосновые Склоны”.
Терраса Желтого Павильона переходила в Галерею Рыболова — там тоже стоял пост, потому что Галерея Рыболова простиралась по западному краю сада на юг до самого пруда. Извилистый пруд здесь и там пересекали горбатые мостики с киноварными перильцами, обрамляли всевозможные деревья, расставленные искусно и живописно, и полностью скрывающие от глаз южную стену с дозорным ходом под ней — словно бы на юге усадьба переходила в бесконечный лес.
Большой дом южной террасой раскрывался в этот самый склон-сад, образуя внутренний двор, сердце усадьбы. Обитатели ее чаще всего тут и проводили время — если, конечно, непогода не загоняла под разноцветные крыши.
Многочисленные служители усадьбы обитали вдоль восточной и северной стен. Окна их павильонов — Золотого, Лилового, Бурого — выходили на восток, потому что в давних традициях старой феодальной страны, не признающей никакой демократии, слугам подобало вставать с первыми лучами солнца.
Туда Янг не совалась. Она подошла к стражам Галереи Рыболова посмотрела на них прямо, дерзко поднимая глаза — ну да нежить, чего ей смущаться! — и снова протянула лиловый платок, и стражи расступились, разумеется, нажав на тайный завиток резьбы в углу.
Янг пошла по Галерее Рыболова, внимательно глядя на сад. Чуткий слух Охотницы уловил равномерные всплески в не затянутом льдом пруду, а скоро показался и источник звуков.
Стрелок сидел на поваленном стволике, лениво кидая в воду маленькие шишки местного дерева; разумеется, Янг не знала названия, но хорошо видела, как мужчина левой рукой тянется к ветке, не вставая, потом перебрасывает сорванную шишку в правую ладонь и незаметным жестом, словно сдавая карту, бросает шишку в пруд.
Все это Стрелок проделывал бездумно, плавно, так что шлепки шишек по воде забавно перемежались с резким стуком колотушки-черпака под бамбуковым акведуком. Словно бы в тумане над не остывшим с лета прудом невидимая винтовка чеканила те самые равномерные серии, “часы-ходики”, прославившие Стрелка на Ремнанте.
Янг остановилась и некоторое время смотрела, не понимая, что ей теперь делать.
— Чего встала?
Хоро оказалась позади беззвучно — разумеется, ее вызвал привратник, а место указали стражи, но Янг ни о чем не задумалась. Она повернулась к волчице-оборотню — здесь, у себя дома, Хоро, конечно же, не прятала ни ушей, ни хвоста — и несколько растеряно сказала:
— Вот. Не знаю, как быть.
Дочь Хоро, платиновая блондинка Мия, которую в иных местах и временах называли то Миури, то Мьюи, бесшумно встала за правым плечом. Фыркнула негромко:
— С ним все в порядке. Поверь, он вполне способен пережить… Если даже от него ушла такая замечательная… Хм… Женщина… Как твоя мать.
Охотница самую чуточку прикрыла веки. Сказала ровно-ровно:
— Я обязана ей жизнью. Ни больше, ни меньше. Я ни в чем и никак не смею ее винить. Вот Хоро… Собирает семью. Рейвен тоже… Собирает семью.
— А мужики?
— А им некогда, Мия. Они опять мир спасают.
— Пожалуй, да, — согласилась Хоро. — Наш эксперимент с прошлым дал шанс поменять жизнь. Мальчики сразу побежали менять мир. Не меньше. Кто Вестерос… Кто Союз. А Рейвен обошлась без великих потрясений.
Янг выдохнула — тоже негромко, чтобы Стрелок их не заметил.
— И все равно вы теперь взъерошенные.
Хоро улыбнулась:
— Янг, это все и есть жизнь. Она, по большей части, не из великих дел складывается. Рейвен прикинула, что так выйдет лучше — для нее самой, для Саммер, для Руби, для Таянга… Таянг вместо твоей мамы никого ведь не нашел?
— Ну да, сначала меня и Руби воспитывал, а когда мы с сестрой в Академию отъехали…
— Долго не мог поверить своему счастью? — Мия приподняла уголки губ.
Янг в спор не полезла.
— Ну хорошо, для всех лучше — а для Стрелка?
— Я простая богиня урожая, и то в отставке. Не я придумала антропологию, не я назвала мужчин топливом эволюции. Это все ученые, — Хоро улыбнулась ехидно, точно как Мия. — Что ты замерла столбом? Ты о нем переживаешь — ты и ступай к нему.
Янг пожала плечами, шевельнулась будто вперед и сразу же качнулась на каблуках назад. Заложила большие пальцы за пояс. Вдохнула сырой ветер, пахнущий мокрым деревом. Наконец, призналась:
— Его мама только что умудрилась продинамить. Вроде и понять ее могу, но человек-то сейчас что должен про меня думать? Яблоко от яблони и все такое. Я пыталась Вайсс уговорить. С Вайсс он уже… Пересекался. Тот штык с красной обмоткой — ее подарок.
— Вайсс… А, помню, — Хоро провела рукой по перильцам. — Такая… Снежная блондинка. Поет хорошо. Богатая наследница. Так?
— Так. Но Вайсс тоже не дура. Посмотрела на меня и очень выразительно ничего не сказала.
Янг выдохнула, разогнав сырую морось шага на четыре. Мия поглядела на Капитана: кажется, тот пока не замечал женщин… Да, женщин он теперь долго замечать не захочет. Мия спросила:
— Почему ты вообще не можешь остаться в стороне? Типа, тактичность проявить?
Спросив, Мия картинно задумалась, потом столь же нарочито-радостно сама себе ответила:
— Ну, конечно! Янг — и в стороне?
Хоро обошлась без театральщины. Просто хихикнула:
— Янг — и тактичность?
— А помнишь, как сама говорила? Если у меня в группе человеку плохо, Луну с неба сниму.
Волчицы переглянулись. Охотница стояла спокойно — так спокойно, что мать и дочь сразу расхотели шутить.