И я создала рядом с отступником еще 3 кристалла-реаниматора и запихала туда души двух балахонистых и невидимки. Рр'оки сказал, что я могу их вылечить, вот и буду лечить. И я замерла, рассматривая всех четверых. Вот так вот, когда они оказались в кристаллах и в один ряд... Балахонистые — исковерканные души, вычеркнутые из цикла перерождений. Не просто исковерканные, но и нецелые, собранные с вкраплениями чего-то раздражающего. Отделила от одного кусочек и подтянула к первой глыбе. Да, это мельчайшая частичка отступника. Вытащила схожий кусочек из второго балахонистого. А в невидимке таких три, только они так странно скомпонованы, что я их и не чую практически. И что у нас осталось? Прикусила губу, вспоминая всех уничтоженных, разорванных на неподлежащих восстановлению клочки балахонистых. Если я права, чтобы собрать 1 душу, нужно два балахонистых. Поэтому у меня не получается их исцелить. А невидимка состоит из трех разных частей. Получается, что мне надо собрать всех оставшихся балахонистых и невидимок, и только тогда я сумею сложить этот пазл.
Я осторожно приблизила пять кусочков вплотную к отступнику. Да, ошибки нет, это его. Вот как облегченно они сливаются с ним. Понятно, теперь понятно, на кого будет охотиться демонесса Миара, рождённая на Уре. И займет это у нее не менее трех веков.
Терпение, терпение и еще раз терпение. Если я хочу вернуть как можно больше душ в лоно цикла перерождений, я не должна пытаться сама искать ни балахонистых, ни невидимок. Все, кого я уничтожила, потеряны навсегда, как и все, чьими частями они являлись. Моя поспешность не привела ни к чему хорошему.
Отступник уснул. Я села у полотна-летописи мира, рассматривая значки у самого края, которых раньше не было. О, а вот похожий. Нет, не сильно и похожий. Интересно, а я могу снова посмотреть на поток времени? Потребовалось значительное усилие, но получилось. И на какое-то мгновение в поле моего зрения совместились поток и полотно. Я аж подпрыгнула: это же ключ и к одному, и к другому. Я не буду ничего делать, я буду только смотреть. Лет так 50, как Рон и говорил, только смотреть. Только смотреть. Я и так натворила столько, что самой дурно...
Кстати о 'смотреть'. Полезла в списки искать Кассандру. Нашла. Так, ее потомки до настоящего времени... Что? У меня перехватило дыхание. Не может быть! Проверила снова. Отшвырнула списки прочь. Нет! Нет-нет-нет! Снова подтянула списки, снова проверила. Списки не лгут. Они не умеют этого. И ошибки в них нет. Стоп, я потом подумаю об этом. У меня в голове и так все это не умещается.
Вернулась в замок и сразу же переместилась в комнату Курца, прочь от сочувствующего взгляда Реймы. Нет, она не может все это знать, но... Мой принц должен сейчас спать на кровати. В проносящихся перед глазами видениях обо всех возможных попытках вернуть моего принца в нормальное состояние не было ни одного с успехом. Но я должна их все испытать, вдруг видения ошибочны или я чего-то не понимаю.
— Ох, братишка, — я присела на край кровати Курца и осторожно провела рукой в воздухе, нащупав кончиками пальцев моего принца. Все, что я успела перепробовать за последние пару дней, чтобы сделать его хоть как-то видимым, не работало. Рон спал, а остальные СакКарра-Ши как-то странно на меня посматривали и пытались периодически меня отвлечь, но я упорно снова и снова пыталась вернуть Курцу внешность (это как-то помогало не думать об уничтоженных балахонистых). Качественно я его замаскировала, до жути качественно. Остается только хоть немного сгладить последствия.
— Здравствуй, Луата, — негромко позвала хозяйку этого дома, шившую то ли занавеску, то ли еще что-то.
— К-конни, — она вздрогнула и прикусила губу.
— Не волнуйся, я ненадолго. Тут такое дело... — вздохнула и накрутила на палец подвернувшуюся прядь волос.
— Не желаешь молока? — огорошила она меня вопросом.
— А давай, — кивнула. — А чего-нибудь покрепче нет?
— Есть, — она отложила работу и поднялась.
Я наблюдала за нею, за ее движениями, эмоциями. Похоже, она много чего успела передумать за последнее время.
— Вкусно, — отпила глоток из предложенного бокала. — Тут такое дело, — вернулась к проблеме. — Внешность ведь для мужчины не главное, как считаешь? Нет, Курц сейчас просто спит, он устал очень, так что еще несколько дней спать будет. Но вот его внешность...
В общем, поговорили мы с ней, душевно так посидели. Заодно и плетения в ее амулете-веточке поправила. А напоследок я опять попросила ее не рассказывать Курцу о моем визите.
А потом я в Облака махнула. Все время моего присутствия в населенном мире за пределами моего замка я ощущала обеспокоенность, странное опасение. Паранойя? Без одного из моих ребят в сопровождении я чувствовала себя просто голой. Хуже, чем голой. Даже присутствие заполонивших округу моих замаскированных животных не помогло. Стоит ли говорить об ощущении неусыпного контроля от новенького возвращателя? СакКарра-Ши на страже и, тем не менее, что-то свербело, опасность — не опасность, но что-то этакое.
В храме Старрибы царило запустение, древнее и угнетающее. Рядом бесшумно появился Ниррам.
— Урман знает? — спросила его.
— Нет, — ответил незамедлительно. — Ты расскажешь Курцу?
— Не знаю, — пожала плечами. — Как сказать о таком? И зачем? Как задолго ты начал готовить Урмана? Ты хоть когда-нибудь отпускал его от себя. У тебя когда-нибудь был Старший Прислужник, которого бы ты не готовил к служению задолго до его рождения?
— Был, очень давно, — пожал плечами. — Мне не понравилось. Неэффективно к тому же.
— Действительно, — провела рукой по стене, где мозаикой был выложен цветок Старрибы. — А предупредить не мог?
Ответом мне был только задумчивый взгляд чуть прищуренных глаз. Да уж, Старший Прислужник — это совершенно особенный человек. Ну что, девочки, все еще не хотите отделяться? А я не хочу тренироваться, о чем и сказала Нирраму.
* * *
удален кусок — размышлялка
* * *
А еще через 2 дня проснулись пятеро моих ребят. Крайт, Мартин и Зархар покрутились-покрутились и вскоре свалили. Как же, полтора месяца почти прошло, как бы вся их интрига не развалилась. Было бы настроение, платочком вслед помахала бы или одно из недавних видений пересказала.
— Конни, — встретившись со мной взглядом, Тиал отвел глаза. — Мы... это...
— Все хорошо, — постаралась его успокоить. — Сходи лучше к двуликим, а я в саду побуду.
Меня отпустило смутное беспокойство, что было со мной в последние дни, и мне хотелось только побыть одной, уложить в голове все, что я узнала и что надумала.
Курц
Я вошел в кабинет Конни, поморщившись от особенно ярко вспыхнувшей плиты под ногами. Она стояла у окна и, я уверен, опять смотрела в никуда с загадочной улыбкой, от которой у меня щемит сердце. Что ее вызывает? Отчего так печальны ее глаза? И в каком времени это что-то находится? Она же так и не рассказала нам, что с ней происходило в прошлом.
— Конни, — позвал ее.
— Курц? — медленно обернулась. — Курц, хорошо, что ты зашел. Присядь.
Она встала за спинкой кресла и положила руки мне на плечи. А через некоторое время огорченно вздохнула и отступила.
— Ты ведь заранее знала результат, да?
— Я видела, — согласилась. — Но попытаться должна была.
— Какие ты еще придумала варианты?
— Ну, можно попробовать снова вызвать напряженность между нами. Это даст мне дополнительную энергию и усилит до предела желание тебя увидеть. А там, может быть, мое 'хочу' и сработает.
— Нет, — отмел этот вариант. — Чем рисковать твоим очередным исчезновением, я так лучше похожу. А на крайний случай у меня твои амулеты маскировки есть. Уж пару минут видимости они мне дадут.
— А как же Луата? — спросила напоследок, снова погружаясь в задумчивость.
— Она сказала, что внешность — не главное, даже если это и полное отсутствие внешности.
— Так и сказала?
Я промолчал, глядя на нее, на вновь скользнувшую по губам таинственную улыбку. А потом молча вышел во двор. Плиты под ногами мягко вспыхивали.
— И? — уточнил Тиал, глядя на светящуюся плиту под моими ногами.
— Как ты сам не видишь, — развел руки в бессмысленном, раз все равно не увиденном, жесте.
— Я про Конни, — буркнул.
— Я тоже, без изменений, — вздохнул с ним в унисон. — Да и уверен, что стоит ей очнуться, как мы все это почувствуем.
Когда неделю назад я проснулся, сначала не понял, почему из-под меня идет свет. Потом испугался, поняв, что свет идет не из-под меня, а через меня. Вскочил, плиты пола под ногами засветились, а кровать погасла. Появившийся Тиал успокоил, объяснив, что Конни везде в замке установила покрытие под названием 'датчик давления'. Интересная штука, если разобраться и учесть, что аналогичные заклинания магов на меня сейчас не действуют. Я проверял. Ни одна из защит в королевской сокровищнице Наргара не сработала, как, впрочем, и в саргорской Обители Знаний.
Вот только надежда остальных, что я сумею расшевелить Конни, полностью не оправдалась. Вспомнил, как немного придя в себя, спросил Четвертого о демонессе.
— Тебе стоит самому посмотреть. Она в саду, — и он протянул мне теплый плащ.
А в саду была зима. Мела метель, сужая видимость до трех-четырех шагов. Почему-то я не мог определить, в какой же она стороне. Пошел за Тиалом. Сначала появилось мутное пятно света, потом снег несколько поредел и я замер, рассматривая открывшуюся картину. В огненном кольце шагов пяти в диаметре, в каменном кресле, запрокинув голову к небу, сидела Конни. На коленях у нее лежал Хвостик. Зеленая трава льнула к ее ногам.
— Конни, — позвал ее. Очень медленно она повернула голову и посмотрела в мою сторону.
— Курц? — а я сжал кулаки, чтобы сдержаться. Мне казалось, что в худшем виде, чем я ее увидел там, в тоннелях, мне увидеть ее не доведется. Я ошибся. Худая до прозрачности с непередаваемой улыбкой на губах и смертной тоской в глазах. Она моргнула и медленно встала. — Курц? — огонь погас, кресло исчезло, снег растаял. — Курц, — подошла и неуверенно прикоснулась. Похоже, она меня тоже не видит.
— Я рядом, — она потерлась о мою грудь щекой.
— Ты сумеешь простить меня?
— Разумеется, — а она только покачала головой.
— Ты ведь даже не знаешь за что.
— Это не имеет значения, — не важно, в чем она считает себя виноватой.
— Это говоришь не ты, а Прислужник в тебе, — она отстранилась и отвернулась. — Тиал, оставь нас.
— А я и есть твой Прислужник, — что же на нее нашло снова?
— О да, — я не понял ее интонации.
— Прекрати, — повернул ее к себе и встряхнул. — Прекрати немедленно. Я не жалею ни о чем. И тебе не позволю.
— Ты просто не знаешь, — прошептала, закрыв глаза.
— А я и не хочу все знать, — не знаю, что она там узнала, но она грызет себя из-за этого. Из-за меня? Не позволю. Она хоть понимает, что происходит вокруг?
— Да, я бы тоже не хотела знать. Прости меня.
— Конни, посмотри на меня. Ты меня не видишь? Не важно. Не закрывайся от меня. Я не жалею, что встретил тебя, не жалею ни о чем. Мне не важно, что ты там узнала обо мне и в чем сейчас себя обвиняешь. Прекрати.
Она прижалась ко мне и замерла, прислушиваясь к чему-то.
— Ты прав, — произнесла через некоторое время. — Мне нельзя так себя вести. Прости.
И она переместила нас к себе в кабинет. Глядя в окно, она очень кратко рассказала о своих скачках, о том, что происходило в это время в мире, о моем нынешнем состоянии. Я слушал ее голос, почти физически ощущая тоску ее глаз, хотя она и стояла ко мне спиной. На вопросы о том, что же она узнала такого страшного, она не ответила, вообще сделала вид, что не заметила их. А может быть, действительно в тот момент о чем-то своем думала или ее очередное видение накрыло.
— Курц, — вдруг она встрепенулась. — Я знаю, что ты еще полностью не пришел в себя, но нам надо срочно поменять схему взаимодействия.
Стоило мне попасть в Облака, как меня охватило престаннейшее ощущение. Конни после моих попыток его описать долго прислушивалась, а потом со своей новой улыбкой назвала его грузом ответственности и порекомендовала не сильно волноваться. Как она сказала: 'Не сомневайся, братишка, ты справишься, в конце концов, случайности не случайны', — и было в этих ее словах что-то такое, отчего они звучат в моей голове снова и снова. Уверен, тут ключ к ее нынешнему состоянию.
Сам процесс перестроения схемы взаимодействия прошел как-то незаметно для нас шестерых. Мы потом сравнили ощущения: никаких ни у кого. Просто пришли, посидели минуту в креслах в ее беседке и все. А вот Конни устала очень сильно. Попросила нас переместиться во двор ее замка и не расходиться. Потом она сидела на крыльце, а мы выстраивались то так, то этак, повинуясь ее странным распоряжениям.
— Конни, может быть, объяснишь для чего это? — спросил Зархар.
— Надо кое-что понять, — ответила не сразу. — И кое-что я поняла. А кое-что — нет. Может быть просто потому, что я не вижу чего-то. Вот вы местами поменялись, и картинка изменилась. Может быть, я просто никогда не видела вас в правильном порядке? А может быть, порядок и не важен.
— Конни, а можешь поконкретнее? Это как-то связано с твоими приключениями?
— Конкретнее не могу. Сама не знаю, — по ее глазам стало понятно, что она снова задумалась о чем-то нам неведомом и вдруг она четко и ясно произнесла. — Прислужник не может пережить своего бога. Кто-нибудь знает, а одна шестая часть Прислужника может? Я знаю: не может.
Она поменяла нас еще несколько раз местами, а потом без малейшей подготовки спросила:
— Крайт, а старик со шрамами уже закончил свою безделушку собирать?
— Какой старик? — нахмурился дроу.
— Левая щека. Три шрама. У него еще бокалы в тайнике у камина хранятся.
— Троод? — Пятый удивился. — Я его уже лет 10 не видел.
— А, значит, еще не собрал, — и опять она улыбнулась этой улыбкой.
— Конни? Что ты имеешь в виду?
— Ничего-ничего, — она помахала рукой. — Забудь. Думаю, на сегодня все. Не знаю, как вы, а я — спать, — и тут же переместилась в свою комнату.
— Навестить старика? — Крайт повернулся ко мне, периодически кося взглядом на свет под моими ногами.
— Если только ты сам собирался это сделать, — пожал плечами, не сразу осознав бесполезность жеста. — Скорее всего, она что-то увидела.
— Курц, она хоть тебе что-то сказала?
— Что-то, это ты верно сказал. Пошли поедим, и я расскажу, что сам помню и что она рассказала.
В столовой брат посоветовал в ближайшее время есть только в одиночестве или в проверенной компании, чтобы не смущать никого. Ну, притом что Конни просила не сильно распространяться в населенном мире о моем нынешнем состоянии, это будет не сложно.
Проснувшись через двое суток, она практически сразу позвала меня и очень долго экспериментировала в попытках сделать меня снова видимым. Вот чего-чего, а упрямства у нее не отнимешь. Я уже после пятой попытки был готов все бросить, а она не успокоилась и после двадцатой. Вот только периодически она замирала в своих приступах задумчивости. Не так, как когда она почти застывала, засыпала на ходу, по-другому. А от ее улыбки и взгляда в эти моменты у меня просто останавливается сердце.