Только что "дан-Энриксу" казалось, что он умирает от усталости, но сейчас сон не шел. Мысли все время возвращались к поединку.
Может быть, самым простым — и даже милосердным — было бы убить Дарнторна, пока коадъютор не прислал за ним своих людей. Во-первых, Льюберт, судя по всему, именно этого и добивался. Во-вторых, дальнейшая судьба Дарнторна в любом случае будет плачевной. Мятежники не сдадут Бейн-Арилль. Даже странно, что сэр Ирем этого не понимает. Или — понимает, но хочет воспользоваться даже самым ненадежным шансом?.. Все равно; другие заговорщики скорее убьют лорда Сервелльда, чем позволят ему пойти на попятную. Слишком уж очевидно, что из осажденного Бейн Арилля есть только три пути — либо в Совет нового императора, либо на плаху, либо в подземелья Адельстана.
Нет, Дарнторну в любом случае конец, ну разве что... разве что кто-нибудь предупредит его об угрожающей ему опасности, и Льюс каким-то чудом скроется из города.
До этого момента Крикс лежал на кровати ничком. Теперь перевернулся на спину, уставившись на начинающий светлеть проем окна.
Предупредить... Перехватить Дарнторна, когда он отправится на поединок, и все ему рассказать — а дальше пусть решает сам. Если он не дурак — поймет, что ему нужно спасать свою жизнь, а не сводить старые счеты.
Нет, нельзя. Это измена. Император уже согласился подписать приказ, и теперь каждый, кто пойдет против него, сам, в свою очередь, станет предателем и государственным преступником. Почти таким же, как лорд Бейнор. Наконец, сэр Ирем доверял "дан-Энриксу". Он показал оруженосцу неподписанный приказ только потому, что был уверен: на Крикса можно положиться. Воспользоваться этим знанием, чтобы разрушить планы коадъютора — это немногим лучше, чем ударить в спину после боя. О чем вообще тут можно думать? Неужели предать своего врага сложнее, чем старого друга и наставника?
Можно себе представить, что сказал бы Лэр или Рейхан, узнай они о его колебаниях... Вне всякого сомнения, они нашли бы, что сказать! А общий смысл их речей сводился бы к тому, что Крикс — слюнтяй и полный идиот, жалеющий именно тех, кто совершенно не достоин жалости.
Южанин прикусил губу. Бывают положения, когда поступить верно просто невозможно. Что бы ты ни сделал, все равно кого-нибудь предашь. Так — короля, которому ты присягнул на верность, сюзерена, заменившего тебе отца, и всех своих друзей. Иначе — самого себя и все, во что ты верил.
Знать бы только, что из этого страшнее.
Когда-то каждый обладатель синего плаща казался ему почти сверхчеловеком. А уж Ирем... Коадъютор часто доводил его до бешенства, но в воображении "дан-Энрикса" он всегда оставался Идеальным рыцарем. Лучшим из лучших. Мог ли он тогда представить, что лорд Ирем станет с таким хладнокровием ставить на кон чужую жизнь?
А мог ли ты тогда представить, что пойдешь и будешь резать пленных "Горностаев", как свиней на бойне?.. — шепнул голос в его голове.
Южанин резко сел в постели, пораженный, почему он раньше не рассматривал проблему под таким углом. А между тем, это было предельно очевидно. Коадъютор взял на себя непосильную ответственность за жизнь других людей, и сам загнал себя в ловушку, как и Рикс — тогда в Каларии. Ни один человек, кем бы он ни был, не должен считать, что только от его поступков — или от его бездействия — зависят судьбы окружающих. Или исход войны. Или благополучие целого города.
От этого слишком легко сойти с ума.
Крикс пружинисто поднялся на ноги, стянул с себя несвежую рубашку и вытащил из сундука с одеждой новую. Распахнул ставни, впустив в крошечную спальню поток ледяного мартовского воздуха. Небо за узким стрельчатым окном светлело медленно и будто нехотя, совсем не так, как летом или хотя бы в мае, но по ощущению "дан-Энрикса", утро уже настало. В это время суток Крикс обычно чувствовал себя бодрым и отдохнувшим, даже если накануне не ложился спать две ночи — усталость и сонная одурь временно рассеивались, чтобы перестроить свои силы и начать новое наступление ближе к обеду.
Крикс окинул взглядом свою комнату, чтобы прикинуть, что забрать с собой, а что — оставить. Результат слегка обескураживал — выходило, что оставить надо будет почти все. На большинстве вещей, которые он привык считать своими, стояла эмблема Ордена. Единственная рубашка, на которой не было пресловутой вышивки, давно была ему мала — жала в плечах, а руки из обтрепанных коротких руковов торчали, словно грабли. Да и сукно от старости сделалось мягким, словно шелк. Верхней одежды, на которой не было бы орденского знака, среди его вещей не нашлось вовсе. Ни дублета, ни даже простой кожаной куртки вроде тех, какие носят городские стражники.
Придется, видимо, идти на Малую турнирную площадку в том, что есть.
Хотя, пожалуй, это было не так плохо. Завтра он уже не будет ни гвардейцем, ни оруженосцем лорда Ирема. Ну а сегодня он в последний раз послужит Ордену и его коадъютору, не допустив, чтобы тот совершил непоправимый и бессмысленный поступок.
Спал Дарнторн из рук вон плохо. Хотя он распорядился, чтобы его разбудили на рассвете, ночью Льюберт поминутно просыпался в страхе, что проспал час поединка. Вместе с тем надо было признать, что за последние месяцы эта ночь была одной из самых легких. Поминутно просыпаться и ругать себя за мнительность — это, по крайней мере, лучше, чем ворочаться без сна, таращась в потолок. После ареста лорда Бейнора огромный дом казался Льюберту необитаемым. Слуги скользили по просторным комнатам, как тени. Днем Дарнторн старался находиться где угодно, лишь бы не остаться дома, но ночами деться было некуда. В долгие, почти что бесконечные часы бессоницы ему казалось, что время остановилось, а он сам — последний человек во всей вселенной. Сейчас Льюберт с радостью променял бы свою роскошную спальню на самую крошечную комнатушку в Академии, где рядом с ним, по крайней мере, были бы живые люди. Но, конечно, это было невозможно, даже если бы его не ненавидели все поголовно обитатели Лакона.
Незадолго до рассвета Льюберт все-таки не вытерпел — сказал себе, что перед поединком следует закончить еще массу дел, и, беспощадно разбудив заспанных слуг, распорядился, чтобы ему подали умыться. Он чуть не прибил стюарда за медлительность, с которой тот соскабливал щетину с его скул и подбородка, и успел раз двадцать позавидовать "дан-Энриксу". У Пастуха усы и борода пока что не росли, хотя южанин вытянулся так, что мог, не задирая голову, смотреть даже на долговязого Нетопыря.
После бритья Дарнторн достал и осмотрел свой меч, надеясь обнаружить какие-нибудь изъяны, исправление которых могло бы его отвлечь. Увы, меч был в прекрасном состоянии. Льюберт несколько минут раздумывал, не следует ли взять кинжал, но потом рассудил, что кто-то из свидетелей — скорее всего, князь Рейхан — не преминет раздуть из этого историю. Потребует отдать Декарру лишнее оружие, не предусмотренное по условиям их поединка, да еще воспользуется поводом сказать, что Льюс пытался сжульничать. Нет уж. Не стоит лишний раз дразнить гусей, в особенности, если нужного эффекта можно достичь и без этого. Льюберт отыскал в своей комнате короткий прямой нож, которым раньше часто пользовался на охоте, и засунул его в голенище сапога.
Дрожа то ли от ноябрьского холода, то ли от лихорадочного возбуждения, Дарнторн вышел из дома — несмотря на все старания, как минимум на полчаса раньше положенного срока — и направился к темнеющим неподалеку башням Академии. Так называемая Малая турнирная площадка находилась между парком Академии и садом, примыкавшем ко дворцу. Проще всего было попасть туда через Лакон. Друзья "дан-Энрикса" сдержали свое обещание, оставив незапертой калитку для прислуги. И на том спасибо.
Льюберт шел через запорошенный выпавшим ночью снегом парк, когда услышал за спиной чьи-то шаги. Он успел испугаться, что это какой-нибудь наставник, который захочет выяснить, с чего Дарнторну вздумалось бродить здесь до общего подъема, но, увидев узкую фигуру в сером, успокоился и даже испытал тайное чувство удовольствия. Так-так. Выходит, Риксу тоже не спалось в ночь перед поединком.
Пастух между тем догнал противника и зашагал с ним вровень. Это было бы еще терпимо, если бы пару шагов спустя южанин не сказал:
— Подожди минуту, Льюберт. Нам нужно поговорить.
"Только не это!.." — мысленно взвыл Дарнторн. Ему хотелось, чтобы все это побыстрее кончилось, и мысль, что придется выдержать еще одно сражение с ослиным упрямством Рикса, показалась ему совершенно нестерпимой. Льюберт резко, зло мотнул обросшей головой, отчего волосы упали на глаза.
— Хватит, наговорились! Я не для того вставал в такую рань, чтобы тратить время на пустую трепотню.
Но Рикс загородил ему дорогу и остановился, непреклонно скрестив руки на груди.
— И все-таки тебе придется меня выслушать.
Нет, это уже даже не осел. Бревно. Полено сучковатое...
Дарнторн рванул из ножен меч.
К счастью, заставить человека драться куда проще, чем заставить его слушать. То, что он может убить "дан-Энрикса" на месте, Льюса не пугало — он не сомневался, что тот уклонится от удара. И был совершенно прав. Не зря наставник Хлорд нахваливал проклятого южанина, свлоно какой-нибудь барышник — свой товар на летней ярмарке. Крикс отшатнулся от сверкнувшего возле его лица клинка и выхватил свое оружие.
Ну вот и все, — подумал Льюс. Теперь хочешь не хочешь, а сражаться тебе все-таки придется. А что в неудобном месте и без обязательных в подобных случаях свидетелей — ну извини, сам виноват. Впрочем, Пастуху и так и так пришлось бы плохо. Сейчас война, в такое время миротворцы долго не живут.
Все эти сумбурные, обрывочные мысли вихрем проносились в его голове, пока Дарнторн теснил своего врага к группе старых яблонь.
Радость Льюса отравляло четкое сознание, что Крикс дерется в четверть силы — даже не пытается достать противника, а только отступает, отражая самые опасные удары. И при этом продолжает нести какую-то околесицу.
— Льюc, прекрати! Это безумие... Да слушай же, дурак! Сэр Ирем собирается отправить тебя в Адельстан. Приказ будет подписан этим утром. Если... если ты не уберешься из столицы, император с лордом Иремом отправят ультиматум твоему отцу. Они хотят заставить его сдать Бейн-Арилль.
— Хватит болтать! Сражайся! — прорычал Льюберт. На защиту он давно махнул рукой — кому она нужна, если противник вообще не нападает? — и сосредоточил все свои усилия на том, чтобы достать южанина. Увы, пока тот без особого труда выдерживал навязанный Дарнторном темп. Льюберт боялся, что на лице старого врага вот-вот появится глумливая улыбочка, но почему-то Рикс отнюдь не выглядел довольным. Скорее, создавалось впечатление, что энониец просто вне себя и с удовольствием бы надавал Дарнторну оплеух, если бы только мог.
— Я вижу, так у нас ничего не получится, — процедил Рикс сквозь зубы. И, поймав меч Дарнторна на свой клинок, резко направил его вниз. Потянувшийся вслед за мечом Дарнторн почувствовал сильный и внезапный удар в плечо. То ли Пастух ударил своего противника коленом, то ли толкнул его всем корпусом. Охнув от удивления, Льюберт опрокинулся на снег. Оружия Дарнторн так и не выпустил, но толку было чуть, так как проклятый Рикс успел наступить на лезвие ногой. Отплевываясь от попавшего в рот снега, Льюберт с силой дернул рукоять — но высвободить меч, конечно же, не смог. Пару секунд спустя до него дошла все нелепость его положения. Сейчас можно было только порадоваться, что сражение происходило без свидетелей. Льюберт Дарнторн, нелепо копошащийся в снегу чуть ли не под ногами у "дан-Энрикса" — такое зрелище наверняка должно было бы привести в восторг Рейхана, Лэра и все остальную шваль.
— Доволен?.. — хрипло спросил Рикс. Дышал он тяжело; похоже, все-таки устал. — Теперь давай поговорим, как два нормальных взрослых человека.
— Не о чем тут говорить. Условие было — драться насмерть. Так что бей.
— А шел бы ты, Дарнторн... — процедил энониец. Льюс оскалился.
— Что, Рикс, кишка тонка ударить безоружного? Тогда верни мне меч, и мы продолжим.
Ничего особенного в словах Льюса не было, но Пастух все равно раздулся, словно жаба.
— Обойдешься! Балаган окончен, — злобно сказал он и в подтверждение собственных слов вложил Эльбрист обратно в ножны. — ...И вставай уже, хватит валяться у меня в ногах.
— Ну как хочешь. Я тебя предупреждал, — тихо сказал Дарнторн. Пальцы обхватили нож, припрятанный за голенищем сапога. Дарнторн ударил — быстро, снизу вверх, целя в правый бок южанина.
Глаза "дан-Энрикса" расширились. Льюберт почти не сомневался, что Пастух успеет перехватить его руку или просто увернуться от удара. На худой конец, хотя бы отскочить назад. Но, похоже, на сей раз он переоценил противника. Застигнутый врасплох южанин промедлил с защитой, и эта секунда промедления решила дело.
"Достал" — со странным изумлением подумал Льюберт. Во рту у него почему-то пересохло.
Энониец зажимал раненый бок локтем, и по серому колету расплывалось темно-красное пятно. Немного постояв — как будто бы в раздумьях, падать ему или нет — "дан-Энрикс" сделал шаг назад и привалился к узловатой яблоне.
— Я же предупреждал... — пробормотал Дарнторн. — Сказано было — насмерть, значит, насмерть.
Несмотря на удачный конец дела, Льюберту хотелось выть. Пока его язык болтал Хегг знает что, в голове вертелась только одна мысль — что он наделал?!
И еще — как дальше с этим жить?
Впрочем, через несколько секунд до Льюберта дошло, что для смертельно раненого энониец держится слишком уж прямо.
— Тебе нужно в лазарет, — пробормотал Дарнторн, не узнавая собственного голоса. — Ты подожди, я сбегаю за лекарем.
— Как-нибудь обойдусь, — прошипел энониец, отлепляясь от ствола. Льюберт почувствовал, что его бьет крупная дрожь — не то от пережитого недавно ужаса, не то от облегчения. Ему казалось, что слова "дан-Энрикса" долетают до него откуда-то издалека. — Убийца из тебя, Дарнторн, еще паршивее, чем фехтовальщик.
— Если не хочешь лекаря, я приведу Рейхана с Лэром, — предложил Дарнторн. Но энониец снова мотнул головой.
— Никого не нужно приводить. Помоги мне.
Дарнторн позволил Риксу опереться о его плечо и, приноравливаясь к шагу раненого, побрел в сторону тропинки. Его спутник ощутимо тянул влево.
— Лазарет в противоположной стороне, — рискнул напомнить Льюберт.
— Забудь про лазарет. Сейчас мы выйдем в город и пойдем в "Веселую вдову".
Дарнторн сморгнул. Все, что он мог вспомнить о "Вдове" — это известная на всю столицу баня, расположенная в полуподвальном этаже, вино и девки.
Очевидно, Рикс имел в виду что-то другое.
— Может, объяснишь, зачем тебе сейчас кабак? — сварливо спросил Льюс.
— Затем, что в этом, как ты выразился, кабаке не принято о чем-то спрашивать людей, которые платят вперед. А еще — за деньги там можно достать все что угодно. Кстати, деньги у тебя с собой?
Дарнторн почувствовал, что к лицу приливает кровь.
— Я вижу, ты решил замять эту историю? — процедил он. — А мое мнение тебя не интересует? Или ты считаешь, что я должен тебе помогать и радоваться, что все так удачно обошлось?! Как это на тебя похоже... Думаешь, что если человек — подлец, он непременно трус?
