Была ли в том важность? Новое место в новом мире принесло ей свои дары. Принятая раззолоченным лордом, она оказалась в башне, возвышенная над всеми прежними знакомцами; возвышенная над своими мечтами, ныне походящими на забытые игрушки...
Ведьма Хейл вышла и встала рядом. — Отошел, — сказала она.
Ренарр кивнула, только чтобы ублажить старушку. Она уже видела, что отец умирает — взглянула в глаза и не нашла чувств. Он только изучал ее, отстраненный, словно сберегая подробности. Тогда она поняла. Вот как приходит смерть к умирающим: изнутри наружу. Вот так живущие заражаются ею: снаружи вовнутрь.
Подобрав подол нового роскошного платья, подаренного одержимым чувством вины мужчиной, она отозвалась: — Пойду прогуляюсь в селение.
Выйдя на звон колокола из казармы, где отдыхала в компании шестерых старых вояк, лейтенант Серап пошла к главному входу в крепость. Увидела вернувшегося сержанта Йельда. Его окружила толпа, однако он растопырил руки, будто отбиваясь от вопросов. Харадегар вбежал внутрь несколькими мгновениями ранее, чтобы позвонить и призвать Урусандера назад, в тишину зала Кампаний.
Еще двое верховых показались у входа. Серап оглянулась и увидела Шаренас Анкаду и Кагемендру Туласа. Они проехали через двор, раздвигая скопище солдат, конюхов и слуг, и остановились рядом с Йельдом; тот приосанился, поборов усталость, и отдал Шаренас честь.
Серап молча последовала за ними в крепость. Сапоги гулко стучали в коридорах, ведь на стенах остались только бледные следы гобеленов. Сержант выглядел утомленным, как и подобает тому, кто скакал всю ночь.
Серап слышала, что капитан Шаренас отсылала Йельда в Харкенас. Поняла, что сержант возил приказы к Хунну Раалу, требовал возвращения. Но кузена не было в Харкенасе. Откуда же такое напряжение?
Кастелян Харадегар и жрица Синтара ожидали их в зале Кампаний. Как и в прошлый раз, Серап невольно уставилась на жрицу — то ли в восхищении, то ли в отвращении. С трудом заставила себя отвести взгляд, обратившись к Шаренас. — Капитан, не случилось ли вам встретить командующего Урусандера на дороге?
— Он идет, — отозвалась та. — Сержант, надеюсь, ваше требование созвать командный совет будет оправдано принесенными вестями.
— Так точно, сир.
— Вы сумели переговорить с Хунном Раалом?
— Нет, — ответил Йельд. — Сир, все считают, будто он выехал к Легиону Хастов с целыми фургонами подарков солдатам. Предположительно, сир, он желает вести переговоры с командующей Торас Редоне, чтобы избежать враждебности двух легионов.
— Неужели? — Шаренас прищурилась. И повернулась к Синтаре: — Верховная жрица, мне интересно, какую роль вы приготовили себе в грядущей встрече.
— Позвольте мне, капитан, стать символом вашего беспокойства.
Шаренас скривилась. — Сомневаюсь, что кому-то из нас нужен символ столь правдоподобный.
— А я сожалею, капитан, что вы столь подозрительно настроены.
— Верховная жрица, сомневаюсь, что высоко стою в списке ваших сожалений, — взвилась Шаренас. — Но раз вы заговорили о сожалениях, хотелось бы услышать больше.
— Отлично. Среди главных сожалений, капитан, то, что я не нахожу себе места на этом совещании и любом другом. Ваш мундир уже говорит о вашей роли. Смотрю на вас — и вижу талант командования боем и снабжением. И то и другое необходимо для управления ротой солдат. Ну же, не стесняйтесь, подобно лейтенанту Серап, глядите на меня открыто. Что видите? Я стою и возвещаю перемены в мире, капитан. Если во рту горько, выплюньте меня и громко провозгласите конец переменам. Кто знает: вдруг мир вас послушается?
Шаренас долго смотрела на жрицу, потом фыркнула. — Простите меня, верховная жрица. Я была убеждена, что вы, женщины из храма, обсуждаете лишь свои влагалища.
— Слишком часто склоняли ухо к речам Илгаста Ренда, капитан. Он из времен, когда правили и говорили мечи. Мы пытались дать отпор и сумели побороть господство клинка, предложив замен наслаждения любовных игр. Удивительно ли, что он видит в нас угрозу?
— Наверно, я действительно слишком часто слушала Илгаста, — признала Шаренас со слабой улыбкой. Но улыбка увяла. — Увы, век мечей возвращается.
— Это сожаление растет во мне, капитан Шаренас, раз вы хотели услышать полный список. Но передо мной одни солдаты, так что ожидаю увидеть на лицах оживление от самых мрачных вестей нашего сержанта.
Йельд крякнул, словно Синтара ударила его в грудь. Закашлялся. — Мои извинения, верховная жрица, но не предвижу я радости от этих вестей.
Из коридора послышался стук подошв, через миг дверь открылась и Урусандер вошел в комнату. Еще недавно Серап казалось, что пламя жизни снова ярко воспылало в его душе. Увы, оно порядком ослабло под гнетом забот о возродившемся Легионе или, скорее, под грузом неуверенности собравшихся на его призывы отрядов. Он казался загнанным в угол и впавшим в дурное настроение. Глаза впились в сержанта Йельда. — Я ждал.
— Сир, я должен передать вести о массовом убийстве.
Суровое угловатое лицо Урусандера омрачилось. — Меня уже тошнит от ежедневных рапортов, сержант. Убийства отрицателей нужно прекратить, даже если придется ввести в лес весь мой легион. — Он послал Серап столь яростный взгляд, что она отшатнулась. — Ренегатов повесят.
Йельд неловко пошевелился. — Сир, жертвы не отрицатели. Они из знати.
Урусандер как будто стал ниже ростом. Оперся спиной о стену. — Говори, — прошептал он.
— Сир, простите за ужасные вести. Нападение на свадебную процессию Дома Энес. Лорд Джаэн и его дочь убиты. Как и заложник Крил Дюрав. Мне сказали, первым их нашел брат Энесдии, Кедаспела.
Урусандер издал некий звук, но Серап не смогла отвести взора от сержанта. Лицо Йельда внезапно исказилось. — Сир, в горе художник выцарапал себе глаза. Говорят, он впал в безумие. Проклинает всякого, кто желает его утешить. Проклинает Мать Тьму. Проклинает лорда Аномандера за то, что тот слишком долго задерживался в Харкенасе. Среди убитых нашли тела отрицателей, однако Кедаспела обвиняет солдат Легиона... он... он указывает на роту капитана Скары Бандариса, незадолго встреченную в лесу.
Йельд резко замолчал. Серап видела, что бедняга дрожит.
Никто не произнес ни звука.
Наконец Шаренас Анкаду прошептала: — Скара не стал бы, командир. Кедаспела действительно сошел с ума. Гневается на весь мир.
Кагемендра шлепнулся на кресло, спрятав лицо в ладонях.
— Успокойте мысли, — произнесла Синтара сурово и резко. — Все вы, усмирите гнев и негодование. Да, я слепо забрела на новый путь, но готова идти до конца. Меня тревожит один вопрос... Лорд Урусандер, послушайте.
Блеклые глаза уставились на нее.
Она приняла молчание за знак согласия. — Какой закон будет руководить нами? Солдаты Легиона требуют определенности. Требуют компенсации за свои жертвы. Настаивают, чтобы блага мира доставались не только аристократам. Но разве, — неестественно светлые глаза обежали всех, — вы проявляли печаль по павшим поселянам? По отрицателям, что прячутся, охваченные суеверным ужасом? Недавно в крепости умер отец некоей бедной девушки. Я видела похоронную процессию всего два дня назад. И все же... И все же поглядите на себя. Вы видите в новой трагедии потерю куда большую. Почему бы? Потому что убитые были знатны.
— Что за недостойная атака, — почти прорычала Шаренас. — Осуждаете нас за широту чувств? Кто бы стал сильнее оплакивать незнакомцев?
— Не приемлю ваши возражения, капитан. Если уж плачете по одному, плачьте по всем. Поймите, что любой незнакомец имел родню, его кто-то любил. Любой чужак — такой же пленник своей кожи, как все мы. Я стояла здесь. Слушала. И увидела, что для всех вас горе оказалось лестницей со многими ступенями.
— Жестокие речи, верховная жрица, — сказала Шаренас. — Вы тревожите наши раны. Но я не нахожу в ваших словах бальзама утешения.
— Какой закон будет нами руководить? Этот вопрос жжет меня, капитан. Пламя взлетает высоко, поглощая душу. Примите на себя бремя праведных, но сделайте это со смирением. Оплакивайте нас всех — уверена, никто из вас не лишен дара слез.
Пальцы Шаренас побелели, сжатые в кулаки. — И что дальше?
— Правосудие.
Голова Урусандера резко поднялась, глаза вдруг стали зоркими, сияющими.
Верховная жрица выпрямилась, как будто возгордившись проклятием, выбелившим ее кожу. — Не знаю такого закона, по которому смерть одного можно оплакивать больше, чем смерть многих.
— Есть такой, — возразила Шаренас. — Мы оцениваем прижизненные заслуги. А иногда измеряем расстояние, и чем ближе был нам погибший, тем сильнее горюем. Вы говорите о потопе слез, жрица, но я вижу не благословенный океан, а горькое море. Нас связывают законы ограничений плоти, возможностей души. То, чего требуете вы, нас опустошит...
— Оставив что?
— Саму Бездну.
— Переполненная душа, капитан, есть место теней и сумрака. Вычистите ее, выметите, и ничто не помешает литься свету. Слушайте. Я говорю, что пережила это. Сгорела изнутри. От прежней женщины осталась лишь видимая оболочка, но и она преображена Светом, пылающим в душе. — Она подошла к Урусандеру. — Владыка, делайте что требуется, верните мир в Куральд Галайн. Я буду ждать, в доказательство своей власти я поделюсь своим даром.
Кагемендра Тулас резко встал, уронив кресло. Не отрывая ладоней от лица, побрел к двери и вышел в коридор. Ноги шаркали, словно это шел пьяница.
Шаренас прорычала нечто неразборчивое и побежала за приятелем.
Через мгновение золотой свет излился от верховной жрицы, заполнив помещение. Ослепленная Серап закричала.
И услышала голос Синтары: — Когда всякое горе по умершим смыто, что остается? Каждый из вас отворачивается от смерти и глядит в лицо жизни. Не по мертвецам скорбите, по живущим. По родне и чужакам в равной мере. Скорбите, пока не будете готовы прийти ко мне.
Приходите ко мне, и мы поговорим о правосудии.
Свет лился, заполняя плоть и кости Серап, превращая в огонь всё, чего касался. Пав на колени, она рыдала словно дитя.
Кагемендра Тулас, дрожа, прильнул к стене в конце коридора. Шаренас догнала его и повернула к себе; он пытался сопротивляться, но ее воле нельзя было противостоять — через миг она уже обнимала его. — Проклятая жрица, — зашипела она. — Потрясение ослабило нас, она тут же нанесла удар... нет, не могу и вообразить ее амбиций. Могу лишь бояться. Этому я уже научилась.
— Хватит, — сказал он. — Теперь быть войне. Неужели не видишь? — И он так сильно ее оттолкнул, что женщина пошатнулась. — Но я не буду сражаться! Клянусь! Не буду сражаться!
Она смотрела на него, стоя у противоположной стены. В ближайшей комнате было много народа, все обернулись на звук ссоры, однако ее глаза следили лишь за другом. — Кагемендра, прошу.... Знать ничего не сделает. Пока что. Никто из них, даже Аномандер. Им нужно призвать Легион Хастов. И Хранителей. Нужно заключить союз с Шекканто и Скеленалом...
Глаза его широко раскрылись. — Как?
— Слушай. Соперник Матери Тьмы рожден был в зале, который мы покинули.
— Не хочу слушать. Вот, затыкаю уши. Не слышу!
Шаренас покачала головой.— Не Синтара, друг. Она лишь майхиб, сосуд, брошенный нам Азатенаями. Никому не дано угадать их замысел — разве что полное разрушение Куральд Галайна? Мы видели начало, но не можем знать конца.
— Будет война! — Крик отразился от стен, яростно пронесшись до Великого зала.
— Я не слепа, Кагемендра. И не беспомощна, как и ты.
— Не буду сражаться!
Дверь зала Кампаний распахнулась, показался Урусандер. Кожа его была белее алебастра, седые недавно волосы пронизали золотые нити.
— Вот он, — негромко проговорила Шаренас. — Вот идет равный соперник.
Урусандер прошел мимо нее и встал перед Кагемендрой Туласом, а тот смотрел будто на призрака, необычайное привидение, притащившее с собою тысячи потерь выкопанных, очищенных и выставленных словно трофеи. Спина еще сильнее вжалась в стену, едва Урусандер протянул руку, намереваясь коснуться его. Через миг рука упала.
— Старый друг, — заговорил Урусандер. — Прошу тебя. Скачи к ним. Скажи, что я не заговорщик. Скажи, я выслежу убийц. Скажи, что Легион в полном их распоряжении.
Однако Кагемендра потряс головой. — Не поеду, сир. Я отыщу нареченную. И заберу из Куральд Галайна. Так далеко, как только можно ускакать. Будет нужно — свяжу ее, засуну кляп и надену мешок на голову. Сир, оставьте меня в покое.
Слезы показались на щеках Урусандера. Он отступил, опуская взор. — Прости меня, прошептал он.
— Я поеду, — вызвалась Шаренас.
Верховная жрица приближалась, за ней шагали Серап, Йельд и Харадегар. Бледные лица, словно это процессия призраков. Позади белый свет лился и клубился дымом, подкрадываясь всё ближе.
— Я поеду, — повторила Шаренас, выходя вперед. Схватила Кагемендру за рукав и потянула к выходу.
— Да, — сказал Урусандер вслед. — Лучше вам бежать, друзья. Мне ее не остановить.
Шаренас неслышно ругалась. "Этот свет сожжет само правосудие".
Мертвы?
Илгаст Ренд сел за стол, как примороженный ил приколоченный. Красными глазами уставился на гонца. Мысли сновали в панике. "Послать гонца к командующему Калату Хастейну. Вернуть. Витру придется обождать. У нас война.
Но я не могу ждать. Солдат во мне кричит. Урусандер еще слаб. Отряды его разбросаны по королевству. Прячется в Нерет Сорре, мнит его далеким островом за бурными морями. У меня наготове Хранители, я словно псарь с тысячей поводков. Поклялся ничего не предпринимать, но клятва... старый дурак! Клятва принесена во время мира.
Пролита кровь знатных. Убиты невинные.
Урусандер, ты зашел слишком далеко. Но вижу тебя в крепости, на троне, вороны свиты каркают и бьют крыльями, пока ты не ослепнешь и не оглохнешь, ветер от крыльев приятно холодит лицо — и ты думаешь, будто измерил весь мир.
Нам ждать следующего шага?
Не думаю". Он пытался успокоить дыхание. Дважды и трижды прокашлялся, прежде чем ответить гонцу. — Я полагаю, лорд Аномандер собирает своих домовых клинков. Полагаю, прочие Великие Дома спешно вооружаются.
— Милорд, — начал гонец, — там были убитые отрицатели...
Илгаст Ренд фыркнул и резко встал. — Нужно верить, что кролики оскалили зубы? Небрежность обмана кажется самым дерзким оскорблением. Нет, нас даже не пытались обмануть. Легион Урусандера ударил — я видел это в глазах Хунна Раала. Он хвастался, он смешивал угрозы и негодование. Намеревался вызвать смятение, но презирал всех.
— Ваши приказы, милорд?
— Отдыхай. Потом возьмешь трех лошадей и поскачешь к Калату Хастейну на Манящую Судьбу.
— Лучше без отдыха, милорд, — сказал юноша.
— Ты утомлен.
— Новость неотложная. Может быть, еще одного пошлете вслед за мной?
— Отдыхай. Не хочу, чтобы рассказ пропал под многими слоями лакировки. Калат услышит то, что ты рассказал мне. Но добавь: я веду Хранителей на Нерет Сорр. Намерен атаковать лорда Урусандера, пока силы его рассеяны. Намерен вырвать сердце восстания.
Лицо мужчины посерело, однако он молча отдал честь.
