Так же поступили она и Ливис.
Теперь она сжала его в последний раз, затем отступила назад, чтобы посмотреть ему в лицо. Она собиралась быть выше своей матери — она унаследовала это от своего отца, — но на самом деле Ливис был на дюйм выше Кэйлеба. Это было мило, — подумала она.
Теперь она смотрела ему в глаза и думала обо всех этих разговорах. Думала о том, как он был рядом с ней, несмотря на разные часовые пояса, всякий раз, когда она просыпалась ночью, оплакивая своих погибших морских пехотинцев. Как они смеялись над шутками друг друга. Как они восхищались друг перед другом невероятной перспективой человеческой истории, которая открылась перед ними. То, как они видели, что все действия ее родителей вписывались в стратегию, которая однажды должна была разрушить Церковь Ожидания Господнего и Священное Писание, в которое верил весь мир.
Она говорила с ним о вещах, которые никогда не мечтала обсуждать с кем-то другим. Вещи, о которых она не могла поговорить даже со своими родителями, когда поняла, как ужасно больно было обнаружить, что Церковь, в которую она верила всю свою жизнь, была основана на лжи. Что все миллионы невинных людей, погибших в джихаде, были убиты на службе этой лжи.
И что вполне возможно, что миру — или, по крайней мере, их миру — придет конец всего через четыре года с этого самого дня.
Когда она посмотрела ему в глаза, то увидела воспоминание об этих разговорах, а также о других разговорах, которые у них были. Те, что о мечтах и надеждах. Те, что о дружбе и о том, как дружба может измениться, углубиться.
— Я так рада тебя видеть, — сказала она сейчас. — Я хочу по-настоящему увидеть тебя, своими собственными глазами. Знать, что ты действительно здесь.
— Взаимно, — тихо сказал он, поднимая руку к ее лицу. Затем он улыбнулся. — Хотя, ты знаешь, мы уже собирались встретиться за ужином сегодня вечером.
— Ты идиот, — сказала она ему, накрывая его руку своей, чтобы сильнее прижаться щекой к его ладони.
— Я мужчина. — Он пожал плечами. — Я делаю все, что в моих силах.
— Боже, это страшно! — она покачала головой.
— Понимаю, что это становится хуже, когда мы становимся старше и наши мозги окостеневают, — сказал он ей очень серьезно.
— Замечательно.
— Знаю. В то же время, в своей неторопливой мужской манере, я все еще задаюсь вопросом, почему именно мы должны были впутать во все это Рани. Имею в виду, я думал, мы договорились быть "осторожными".
— Если ты думаешь, что Ранилда еще не поняла, что мы чувствуем друг к другу, ты не просто медлительный, дуф! — Эйлана покачала головой. — Она поняла это еще до того, как мы отправились в Черейт.
— Ну, хорошо. Я вижу это. — Он кивнул. — Но к чему этот фарс?
— Я могла бы сказать, что это потому, что у нас практически не было возможности обняться, прежде чем меня увезли в Черейт, и это было бы правдой. Но настоящая причина в том, что я хотела стоять так близко к тебе — наедине — когда задам тебе свой вопрос, — сказала Эйлана, и юмор исчез с ее лица, а голос был мягким.
— Ты могла бы сделать это сегодня вечером во дворце, — заметил он. — Твои мама и папа должны знать, сколько часов мы провели "наедине" на связи. Не думаю, что они пожалели бы нам минуту или две физического уединения. Или, может быть, они бы так и сделали, — добавил он с кривой усмешкой, — если бы поняли, сколько потерянных "объятий" я хотел бы наверстать!
— Конечно, они бы этого не сделали, но я не хочу, чтобы они знали об этом разговоре, пока мы его не закончим.
— Эйлана, у Мерлина есть пульт снарка, висящий над тобой двадцать шесть часов в сутки! Они не узнают, что мы разговаривали?
— Нет, это не так. Или, во всяком случае, не то, о чем мы говорили. Мама и папа не шпионят за людьми, которых они любят, больше, чем это необходимо, поэтому они назначили Мерлина и Сову ответственными за мою безопасность, а у Мерлина есть Сова, который фильтрует мои разговоры. О, если они спросят, Сова скажет им, что мы с тобой говорили друг с другом, но не о чем. Если они действительно хотят это знать, они спросят меня.
Ливис медленно кивнул, но его глаза были напряжены, когда он впитывал ее собственную сосредоточенную напряженность.
— Хорошо, это понятно, — сказал он. — Но почему ты не хочешь, чтобы они знали, что мы разговаривали?
— Дело не в том, что мы говорили, а в том, о чем мы говорили, — ответила она, и его глаза сузились, когда она снова опустила взгляд, играя пальцами со складками своего платья. Этот внезапный разрыв зрительного контакта был совсем не похож на ту Эйлану, которую он знал.
— Что именно? — мягко спросил он.
— Это то, — она снова посмотрела вверх, — что мы хотим сделать с тем, что мы чувствуем друг к другу.
Его ноздри раздулись, хотя он не мог притвориться даже перед самим собой, что действительно удивлен. Это было просто то, о чем он очень тщательно старался не думать.
— Лана, я знаю, что хочу сделать. — Он поймал обе ее руки в свои и сжал. — Думаю, что это то, что я хотел сделать еще до поездки на охоту. Но ты наследная принцесса. И не просто принцесса, ты кронпринцесса. Твои родители — самые могущественные монархи в истории Сэйфхолда, а я внук графа без каких-либо собственных титулов или каких-либо перспектив на какие-либо титулы. А двенадцать лет назад наши семьи стреляли друг в друга! Твои родители ни за что не согласятся позволить тебе выйти замуж за кого-то вроде меня.
— Боже мой, ты идиот, — тихо сказала она, и в ее голосе послышались слезы любви. — Ты думаешь, мои родители не позволили бы мне выйти за тебя замуж?! Ливис, они любят друг друга до безумия. Ты думаешь, они не захотели бы этого и для меня тоже?
— Уверен, что они бы так и сделали, но они правители, Лана. Иногда им приходится принимать решения, которые они не хотят принимать. Как то, что случилось с герцогом Истшером, ради Бога! Я восхищаюсь ими и уважаю их больше, чем могу точно выразить, потому что они никогда не уклонялись от принятия этих решений. Но они ни за что не стали бы тратить твою руку на доларское ничтожество, кем бы ни был его дед.
— Во-первых, ты не никто и никогда им не был! — сказала она немного резко. — Во-вторых, за кого они собираются выдать меня замуж в качестве дипломатического трюка? Сына императора Мариса? Сына Чжью-Чжво? Пожалуйста! Этого не произойдет, и даже если бы это произошло, я бы перерезала себе вены по дороге в собор! И нет никого другого, с кем они хотели бы или могли бы заключить династический союз. Я имею в виду, что в республике нет королевской семьи, так что это исключает Сиддармарк. И Силкия — милое местечко, но оно будет довольно прочно находиться на орбите Чариса, несмотря ни на что. Так что единственным "дипломатическим" соображением было бы, чтобы принц Ролинд — который, я согласна с тобой, примерно подходящего возраста — укрепил лояльность Таро к империи. Но на данный момент это не кажется насущной проблемой, даже если он уже не казался очень увлеченным Фрэнсис Брейгарт, и, кроме Ролинда, на горизонте больше никого нет. На самом деле, если мы будем ждать подходящего династического партнера, я умру старой девой, и мне бы этого не хотелось.
— Да, я вижу это. — Его голос был немного нетвердым, а губы подергивались.
— Ну, тогда, может быть, ты не полный идиот. — Она покачала головой, но еще крепче сжала его руки.
— Если ты хочешь жениться на мне, — тихо сказала она ему, — мама и папа скажут "да" в мгновение ока. Я не беспокоюсь об этом. Я беспокоюсь о некоторых... других вещах.
— Не уверен, что выйти замуж за меня было бы замечательной идеей — политически, я имею в виду, — возразил он с упрямой честностью. — Возможно, ты права насчет династических браков, но я вижу всевозможные недостатки в браке между короной Чариса и Доларом.
Она кивнула, и глаза, которые она унаследовала от своего отца, смягчились. Это было похоже на него — беспокоиться о последствиях чего-то, что они оба обнаружили за последние месяцы, чего они оба так сильно хотели. И хотя он никогда не признался бы в этом, возможно, даже самому себе, был еще один фактор. Он действительно был "никем" в глазах слишком большой части мира, и люди, стоящие за этими глазами, несомненно, подумали бы о нем как об охотнике за приданым. Или о ней как о взбалмошной маленькой девочке, которая думает своими гормонами.
Он явно не был готов к тому, что это произойдет.
— Ливис, кроме нескольких неграмотных пастухов в Айрон-Спайн дома, в Чисхолме, во всей империи нет двух человек, которые не знали бы, что ты спас мне жизнь. Ты думаешь, это не поможет мне разобраться с моими будущими подданными? Потому что я, черт возьми, обещаю тебе, что это касается меня и моих родителей!
— Это был не я, это был Мерлин! — запротестовал Ливис.
— Который не добрался бы туда вовремя без тебя, — безжалостно сказала она. — И причина, по которой ты был там, заключалась в том, что ты гнался за этим монстром по лесу, зная, что не сможешь его убить, зная, что никакой волшебный сейджин не появится в самый последний момент, а потом ты стоял там на земле и стрелял в него, чтобы дать мне время убежать, когда ты знал, что вот-вот погибнешь на этом месте.
Ее глаза блестели от слез, а голос дрожал.
— Мои мать и отец много лет назад сказали мне, что истинное испытание любви — это знать, что другой человек всегда будет рядом с тобой, несмотря ни на что. Ну, знаешь что? Мне повезло больше, чем многим людям, потому что я знаю, что мужчина, которого я люблю, будет рядом. Что он будет стоять рядом со мной точно так же, как мой отец стоит рядом с моей матерью, даже перед лицом самого Ада, потому что он уже сделал это. Так что не говори мне, что выйти за тебя — плохая идея, Ливис Уитмин! Только скажи мне это, если не хочешь брать меня замуж.
— Конечно, я хочу жениться на тебе! — сказал он, снова заключая ее в объятия. — Я хочу этого больше всего на свете, потому что, что бы ты ни думала, я на самом деле не идиот и знаю, что никто не заслуживает того, чтобы жениться на тебе. Я просто... просто не могу не смотреть на препятствия.
— Есть препятствия, а потом есть препятствия. — Ее голос был немного приглушен в его сокрушительных объятиях, и он расслабился достаточно, чтобы она отступила назад и снова посмотрела на него, все еще находясь в кольце его рук.
— Ты абсолютно прав насчет того, как на это посмотрит остальной мир, — сказала она тогда, и, несмотря на ее молодость, он услышал прагматизм ее родителей в ее голосе. С другой стороны, напомнил он себе, она была всего на год моложе, чем был ее отец в тот день, когда он встретил Мерлина Этроуза в лесу.
— Меня не волнует большинство твоих "препятствий", и не думаю, что мама и папа тоже будут заботиться о них, — продолжила она. — Однако это не значит, что они ненастоящие, и самая большая проблема — это то, что ты доларец. Не думаю, что это будет иметь значение для большинства чарисийцев, хотя мы с тобой оба знаем, что есть некоторые чарисийцы, которые никогда не простят Долару того, что он "кошачья лапа Клинтана". — Она пожала плечами. — Глупо с их стороны, но ненависть и горе заставляют людей делать и чувствовать глупости.
— Однако это не настоящая проблема, потому что эти чарисийцы составляют меньшинство, и к тому времени, когда я унаследую какие-либо троны, большинство людей, которые так думают, будут благополучно мертвы. И я действительно не думаю, что у Ранилда или герцога Ферна возникнут какие-либо серьезные проблемы с идеей династического союза между Домом Тирск и Домом Армак. Ни один из них не настолько глуп. О, Ферн, возможно, хотел бы, чтобы я вместо этого решила выйти замуж за Ранилда, но он реалист. Кроме того, Ранилд не был связан ни с какими великими драконами и со мной, и правда в том, что, хочет он это признавать или нет, Ферн в душе романтик.
— Действительно? — сухо спросил Ливис. — Странно. Я никогда раньше не замечал в нем этой тающей, липкой части.
— Не моя вина, если ты не обращал внимания, — ответила она с усмешкой, но усмешка быстро исчезла.
— Нет, проблема будет в Сиддармарке, потому что гораздо больше сиддармаркцев ненавидят Долар. И по гораздо более веским причинам, если уж на то пошло. Знаю, что это была не идея твоего дедушки — и уж точно не твоя. Если уж на то пошло, Ранилд был школьником, когда это случилось, так что это тоже не его вина. Но они не простили и не забыли, и то, как Долар продвинулся в промышленном плане, и то, как сблизились Долар и империя со времен джихада, действительно раздражает этих людей. Если я выйду за тебя — если мы даже сделаем какое-либо официальное объявление о том, что я собираюсь выйти за тебя, — люди, которые уже ненавидят Долар — и многие из тех же людей, которые уже возмущены "вмешательством чарисийцев" в республику, если на то пошло, — дойдут до того, что тетя Мейра называет "приступом шипения". Я бы не возражала против этого, если бы Транс-Сиддармаркская железная дорога все еще не находилась на стадии становления. Или если бы канал Силкия не был охвачен огнем. Великий герцог Канрад — не единственный человек, который понял, что Долар — другой логичный партнер канала. Если мы поженимся или даже обручимся до того, как Сиддармарк и Чарис начнут строительство канала, последствия могут быть... печальными.
Ливис серьезно кивнул, любое искушение улыбнуться ее характеристике герцога Ферна было меньше, чем воспоминанием, когда она излагала свои рассуждения. Очевидно, она много думала об этом, но ей не исполнится восемнадцати еще четыре месяца. Это было едва шестнадцать по годам убитой Терры. Он был поражен ее способностью оставаться в стороне и так ясно анализировать сложный и изменчивый мир дипломатии и так кратко резюмировать его.
Чего я не должен был делать, учитывая ее родителей, — подумал он с глубоким чувством гордости за нее и еще более глубокого уважения к ней. — Теперь, когда я знаю о ДНК, я должен задаться вопросом, есть ли для этого ген. Если так, то она, очевидно, получила его с обеих сторон!
— Мне кажется, ты только что точно объяснила, почему мы не можем пожениться, — сказал он через минуту. — С другой стороны, зная тебя так же хорошо, как и я, я уверен, что у тебя есть план, как справиться с этим, даже если я не могу себе представить, что это может быть.
— Это потому, что у меня его нет. Не для того, чтобы в ближайшее время выйти за тебя замуж в Теллесбергском соборе, — призналась она, не дрогнув, встретив его взгляд. — Я хочу... О, как я хочу! Я хочу пройти по этому проходу перед всеми этими сотнями людей и встать перед этим алтарем рядом с тобой и сказать Богу — не чертовым "архангелам", а Богу — что я всегда была и буду твоей женой, навсегда! Но этого не произойдет, пока мы не доберемся до проклятого канала. Не столько потому, что нам нужен канал, сколько потому, что нам нужно наладить отношения с Сиддармарком, который будет представлен в канале.
— Тогда почему?.. — медленно спросил он, глядя на нее сверху вниз.
— Потому что у нас, возможно, заканчивается время, — сказала она очень, очень тихо. — Если "архангелы" вернутся через тысячу лет после Сотворения мира, и если они не отреагируют так, как мы все надеемся и молимся, я никогда не увижу свой двадцать второй день рождения. — Его руки снова крепче обняли ее, но ее глаза не дрогнули. — Если есть хоть одна семья на лице Сэйфхолда, которую придется уничтожить, когда они попытаются восстановить Запреты, остановить индустриализацию, то это моя. Они не могут оставить нас в живых, если они так реагируют. Я поняла это в ту минуту, когда мама, папа и Мерлин объяснили нам это. В этом отношении я Нимуэ Элбан, а они снова Гбаба, Ливис.
