— Ну и что ты этим докажешь?! Что?!
Скажи он хоть что угодно другое, займи позицию гордого отрицания, насмешки или рассыпавшись в признаниях, или просто обругав ее, то остался бы для нее практически все тем же Егором — почти другом, просто теперь впридачу к тому идиотом, по пьяни совершившим непоправимый и ужасный, но нечаянный поступок. В жизни случается всякое — иногда в ней случается и такое. Да, и вправду теперь Кира была куда как более снисходительна, чем раньше. Но Михеев сказал именно это и мгновенно превратился в чужака, к которому теперь не чувствовалось ничего, кроме презрения.
— А с чего тебе взбрело в голову, Михеев, что я собираюсь кому-то что-то доказывать? — с мрачной усмешкой поинтересовалась она. — Мне ты только что сам все доказал, хватит и этого.
— Да неужто? — Егор затравленно огляделся, дернулся к выходу, но тут же застыл. — Ты ведь специально меня позвала — правда? Тоже откупа хочешь?!
— Хочу чего?
— Елки! — воскликнул он, хлопнул себя ладонями по коленям и вдруг захохотал, принявшись бродить вдоль стены, согнувшись почти пополам. — А мы-то... мы-то с Пашкой... дебилы!.. думали, у нее камера тут спрятана!.. так подробно нам все потом расписала!.. А у нее тут, бля, тени! Волшебные фонарики, е-мое!.. Дебилы!.. такие бабки отдали... за тени! Ой, я не могу!..
— Может, тебе водички, Михеев? — с холодной участливостью спросила Кира, медленно продвигаясь мимо него к выходу. Но Егор вдруг неожиданно проворно метнулся ей наперерез и встал в дверном проеме, косо привалившись плечом к косяку и продолжая смеяться.
— Водички?.. ух, да!.. — Михеев качнулся и стукнулся о косяк виском, заговорив каким-то тонким кудахтающим голосом: — Я все всегда делал неправильно!.. хотя... но мы тогда так напились!.. — он наклонился, искательно заглянув Кире в лицо. — Ох, ё, мы тогда... все трое... левая девка, в баре подсели... и сюда ее никто за руку не тянул... но все эта батарея... я и помню-то мало... про такое лучше вообще не помнить... но ты мне объясни, почему я всегда так попадаю, а?!.. Что ты так смотришь? Сама что ли ангел?!
— Да упаси боже! — отозвалась она, едва сдержавшись, чтобы не отпихнуть его в сторону и не кинуться к двери. Внезапно Кира осознала, что Егор гораздо выше ее и, хоть и худощав, но достаточно крепок и может оказаться серьезным противником, если ему вдруг вздумается выступить в этой роли.
— Этим вы на жизнь зарабатываете, да? Сначала бабуля твоя, теперь ты? — Егор взъерошил свои волосы. — Мы, наверное, дураки и не первые были, а?! Может, тут у людей чердак съезжает?.. весна... до двух ночи, кажется, сидели тут... с ней... оставили на пляже... и никто ничего... и как она нас с Пашкой вычислила?.. только подкатывает в один прекрасный день твоя развеселая бабуля и говорит: пацаны, а я про вас че-то знаю!.. Ну, ни хрена себе бизнес!
— Ладно, Михеев, пооткровенничали и шабаш! — Кира сделала решительный жест в сторону полутемной столовой. — Катись домой. Не трясись — никому я не собираюсь тебя сдавать и чек с тебя брать тоже. У меня и без тебя забот хватает.
— Да, это верно, — Егор покладисто кивнул, и его взгляд из затравленного и дергающегося снова стал медленным и теперь еще и удивительно задумчивым. — Но штука в том, Кирка, что мы даже работаем вместе, и теперь каждый раз...
— Ах я еще и уволиться теперь должна?! — возмутилась Кира, скрестив руки на груди. Егор покачал головой, и в этом жесте было искреннее сожаление.
— Этого мало. Слишком мало... Знал бы, что так будет, ни за что бы не пришел сюда — честное слово! Знаешь, — он знакомо улыбнулся, — с вами, девчонками, так трудно сдружиться — вечно какая-то фигня получается... А ведь мы с тобой практически сдружились... Для меня это так необычно... Может, когда-нибудь мы и...
— Михеев махнул рукой, хмуро посмотрел на свои ладони и сделал шаг вперед. Кира мгновенно отшатнулась, быстро оглядевшись.
— Михеев, ты что?!
Глупо было спрашивать — и так уже было понятно "что". Глаза Егора стали спокойными, сосредоточенными, какими бывали всегда, когда он возился с какой-то программой, но сквозь это спокойствие проглядывали истерика и страх, и он непрерывно морщился и подергивал головой, словно рядом с ним звенел невидимый комар.
— Егор, ты когда собираешься деинсталлировать какую-то программу, тебя ведь машина всегда спрашивает: "Вы уверены?" или "Вы хорошо подумали?"
— Всегда обожал твое чувство юмора, — несчастным голосом произнес Михеев и провел ладонью по лицу. — Но ты все правильно сказала — нельзя лезть без спроса в чужие тайны.
Он начал разворачиваться, точно собирался уйти, но в тот же момент из разворота кинулся на нее. Предугадав все-таки этот бросок, Кира метнулась в сторону, но Егор успел поймать ее сзади за кофту, прихватив при этом и несколько прядей волос, и рванул обратно. Что-то треснуло, голову ожгло, будто огнем, Кира, вскрикнув, потеряла равновесие и шлепнулась на пол, по пути рассадив себе лоб о ручку дверцы шкафа. Она тотчас же перевернулась, но Егор уже схватил ее за ноги, навалился на них, перехватывая все выше и выше, и Кира, несмотря на грохот музыкального центра, слышала его надсадное дыхание. Она замерла, перестав сопротивляться, но едва оскалившееся лицо Михеева появилось над ней, косо, по-кошачьи полоснула ногтями его по лицу. Взвыв, он дернулся назад, прижав к глазу ладонь. Между его пальцами свисала, зацепившись, черная прядь Кириных волос, и казалось, что у Егора выросли необычайно длинные ресницы. Кира рванулась снова, одна ее нога освободилась, и она изо всех сил брыкнула Егора в грудь. Михеев упал навзничь, повалив канделябр, и, вскрикнув, тотчас вскочил, хлопая себя по загоревшимся волосам и по шее, куда попали брызги расплавленного стеарина. На паласе появилась курящаяся дымом пропалина.
— Что ты делаешь?! — завопил взъерошенный Егор, глядя на Киру сверху вниз дикими глазами. — Больно же!
— Надеюсь!.. — просипела она, смаргивая кровь, оттолкнулась ногами и отъехала по паласу в сторону, к другому канделябру, подхватила его, хрустнув подстеленной газетой, и вскочила. Егор, словно играя, дернулся из стороны в сторону, обнимающее расставив руки и кривя губы в чем-то, отдаленно похожем на улыбку, потом снова кинулся на нее, зацепив по пути провернувшееся кресло. Кира, пригнувшись, ловко крутанулась у него под рукой — отличная алимана, преподаватели были бы в восторге, — и пока Михеев разворачивался, успела размахнуться и ударила канделябром по обернувшемуся к ней лицу. Что-то хрустнуло, во все стороны полетели, кувыркаясь, горящие свечи, и Кира отпрыгнула назад, все еще сжимая в руке канделябр и морщась от жгучих капель стеарина, попавших на кожу, потом кинулась к спасительному дверному проему. Но когда она уже переступила порог, в плечо вцепились крепкие пальцы, развернули и швырнули в сторону. Уронив канделябр, Кира врезалась спиной в стену, вскрикнув от боли, и начала оползать вниз, судорожно хватая ртом воздух. Подскочивший Егор поддернул ее вверх и стукнул затылком о стену, беззвучно шевеля губами. Вся нижняя часть его лица была залита кровью, и оплывали красным, шедшие наискосок, через глаз, длинные царапины. В стенку за спиной Киры раздраженно постучали, и Егор, мгновенно зажав ей рот, ухмыльнулся и облизнул окровавленные губы, потом выплюнул выбитый зуб. Глаза его сейчас казались огромными и совершенно безумными. Он огляделся, словно решая, что с ней делать дальше, и в этот момент по железному подоконнику снова грохнуло, потом вздрогнула железная решетка, послышалось громкое, густое рычание, и что-то скрежетнуло по железу. Но сейчас Егор даже не вздрогнул, словно ничего не услышал.
— Вот, уже и соседи... бузят... Плохо ты... обращаешься с гостями... — рассеянно пробормотал он, шаря взглядом вокруг, потом взглянул на Киру. — Что? Ты мне хочешь что-то сказать?
Его пальцы соскользнули с ее губ, переместившись на подбородок, и Кира задыхающеся прошептала:
— Ты здесь... не гость...
— Ты же сама меня пригласила!.. — казалось, он искренне удивился и даже оскорбился. Кира слабо дернула головой и прохрипела:
— А... теперь я... отменяю... приглашение...
Михеев тихо засмеялся, и в тот же момент в люстре что-то хлопнуло, и свет в квартире погас, и вскрикнув последним аккордом, захлебнулся центр. Комната погрузилась в мягкое сияние свечей.
— А я думал... ты привираешь насчет проблем с проводкой... — Егор отчего-то перешел на шепот, а потом вдруг уставился на что-то возле плеча Киры, очень медленно опуская руки, и тотчас она почувствовала вместо каменного холода под своей спиной что-то мягкое, шевелящееся и, взвизгнув, рванулась вперед, на Михеева, но почти одновременно с ее броском что-то сильно, хоть и довольно деликатно, отбросило Киру в сторону. Она сразу же развернулась, нелепо взмахнув руками, и застыла, в ужасе глядя на Егора, который стоял возле стены, дергаясь и распахнув рот в беззвучном вопле, а на его предплечье сомкнулись челюсти огромного пса-стража, наполовину высунувшегося из стены. Задняя часть пса по-прежнему была тенью, черной и плоской, но в комнату выглядывало существо совершенно объемное и живое, лохматое, с взъерошенной шерстью и густо-вишневыми глазами, в которых бурлило голодное нетерпение. Пес был совершенно реальным, и реальными были его клыки, стиснувшие человеческую руку, и кровь, струившаяся из-под них, тоже была совершенно реальной — никак не игрой теней. Бледно-серый туман, вытягивающийся из стены, окутывал бьющегося человека и вцепившегося в него пса, утопив их с головой, а по обоям уже, суетясь и мельтеша, поспевали другие, и увидев их, Егор рванулся еще раз — рванулся отчаянно, так что хрустнула кость, но пес держал крепко. И тотчас же из стены высунулась еще одна собачья голова и сомкнула челюсти на его плече. Третий пес ухватил Егора за ногу, высунувшись из стены всего лишь до основания шеи, в тот же момент подоспел еще один и поймал его другую машущую руку, рванул назад, скрывшись так, что объемной осталась лишь его острая морда, и Егор стукнулся о стену, прижатый к ней, точно распятый, и раскрыл рот так широко, что, казалось, сейчас он вывихнет себе челюсть, но по прежнему ни единого звука не раздалось в играющем мерцании свечей — слышался только сырой хруст распарываемой плоти. На его исказившемся лице застыла невыносимая мука человека, пожираемого заживо, и все новые и новые псы высовывались из стены и вцеплялись в него, где придется, раздирая одежду и с треском ломая кости мощными челюстями, но никто из огромных собак не показался дальше, чем наполовину, никто из них не оторвался от стены, словно где-то в ее глубине были натянуты застегнутые на их шеях крепкие цепи. То там, то здесь из-под их клыков взметывались фонтанчики крови, и та застывала в сером тумане, покачиваясь и перекатываясь алыми шариками, словно в невесомости, и ни единой капли не упало на протертый палас.
Кира хрипло выдохнула, неосознанно сделав шаг вперед, и в этот момент с окровавленных губ умирающего Михеева наконец-то сорвалось одно-единственное, едва различимое слово, больше похожее на агонизирующий вздох:
— ...помоги...
Она бросилась к нему, протягивая руки, и Егор рванулся навстречу в последней отчаянной попытке, дернув головой, и псы высунулись следом за ним, словно он тащил их за собой, а потом вдруг дружно дернули его назад, словно слаженная команда, последний, выметнувшийся из стены уже в процессе этого рывка, схватил Михеева за горло, послышался громкий чавкающий звук — и внезапно все исчезло — и Егор, и псы, и серый туман, словно их и не было — остались лишь густые широкие влажные потеки на обоях, в которые торопливо тыкались мордами собачьи тени, грызясь между собой — и потеки становились все меньше и меньше, вот уже лишь брызги остались на обоях, вот уже лишь крохотные капельки, вот уже и нет ничего — только голая старая стена и запах крови и гари среди колыхающихся свечных огоньков.
XIII.
— Кира? — изумился Иван Анатольевич, открывая входную дверь. Но когда он разглядел племянницу при свете, то удивление сменилось испугом. Вид у племянницы был жуткий — волосы растрепаны, словно у усталой ведьмы, нижняя губа разбита, лоб заклеен пластырем, юбка сидит криво, а кружевная кофточка надета навыворот, будто Кира позабыла, как нужно одеваться. — Господи боже, что случилось?!
— Ты меня впустишь? — проговорила Кира каким-то мертвенным голосом и скособочилась, болезненно глядя себе под ноги.
— Конечно, конечно... — он открыл дверь шире, и Кира скользнула в прихожую, нетерпеливо оглядываясь по сторонам. — Что случилось? Что у тебя с лицом?
— Упала, — деревянно ответила она и прислонилась к стене, сбрасывая босоножки. — Ударилась о ручку шкафа. А так ничего... Мне нужно поговорить с тетей Аней.
— Да что стряслось? — дядя Ваня захлопнул дверь, зевнул и подтянул полосатые трусы.
— Ничего, — на него глянули два огромных, совершенно пустых глаза. — Мне просто надо поговорить с ней.
— Кира, ты заявляешься в первом часу ночи просто для "поговорить"?
— Ну да, — она покачнулась и пошла в комнату, сгорбившись и свесив руки, и Иван Анатольевич, направившись следом, невольно подумал, что сейчас Кира напоминает некий сломавшийся механизм. — Разве поздний час — это преграда для родственных разговоров?
— Что-то со Стасом?
Кира хмыкнула, словно ее это предположение очень насмешило.
— Со Стасом. Да мне кажется, ему сейчас лучше всех!
— Я тебя не понимаю...
— Да я и сама себя не понимаю, — Кира переступила порог спальни и внезапно развернулась, ухватившись за ручку двери. — Ты извини, дядь Вань, но разговор сугубо индивидуальный. В гостиной пока посиди.
Прежде, чем он успел возразить, дверь захлопнулась у него перед носом. Иван Анатольевич почесал макушку и пробормотал:
— Черт знает что, в собственном доме...
Кира повернулась к Анне Петровне, сидящей на постели среди вороха простыней и кажущейся весьма величественной в своей просторной кружевной рубашке. Но секундой спустя она сжалась, и от ее величия не осталось и следа.
— Кира — ты? — удивленно спросила она. — В чем дело?
— Дело? — Кира поджала губы дужкой и задумчиво описала возле кровати полукруг, потом вдруг с размаху плюхнулась на нее, и тетя Аня испуганно отодвинулась к стене.
— Да что с тобой?! Хочешь переночевать и сегодня?.. так надо было позвонить. Ты же сказала, что ночуешь у себя в квартире.
— Вот! — сказала Кира и подняла указательный палец. — Вот о квартире я и пришла поговорить. Вернее, я пришла поговорить о твоих совместных с бабкой визитах в эту квартиру. И тетя Аня, — она расслабленно прилегла на подушки, — я тебя очень прошу говорить искренне и не вилять, иначе я плюну и на твое давление, и на твой преклонный возраст, и на то, что ты моя тетя!
— Да как ты со мной разговариваешь?! — возмутилась Анна Петровна. — Я сейчас...
— Она навещала каждого из своих постояльцев?
— Ты...
— Каждого?!
— Нет, — шепнула Анна Петровна и привалилась к стене, трагически прижимая руку к груди, но Кира сделала вид, что не заметила этого жеста.
