В комнате они со спящей Ириной были вдвоем. Кресло перекосилось, а сам Дмитрий сидел на полу. Ни незнакомца, ни незнакомки...
"Нам пора, атме Аксенов! Награда будет неплохой. Я стану вмешиваться лишь тогда, когда сочту нужным. Вперед!"
Аксенов поднялся, вернул кресло в прежнее состояние и, застегнувшись, пошел ко входной двери...
* * *
Рената брела по парку — тому самому парку, о котором ей рассказывал Саша. Теперь она точно знала, что это тот самый парк. И еще... он очень напоминал другой, которого больше не было.
Она ходила по аллее, касалась тонкими пальцами смолистых шишечек на лапах пушистых канадских елей. Голубоватые иглы покрывал белесый налет, а если сорвать такую иголку и потереть, то под этим слоем оказывается нежная зелень, и на коже остается запах хвои...
Кустики самшита цепляли ее платье.
Казалось ей, теперь вспомнилось все. Все. Но не хватало самого главного. "Заря, свет которой..." Господи, но что же там дальше?! Почему так трудно вспомнить себя?!
Рената огляделась. Быть "солнечным зайчиком", чувствовать себя так, словно Восхождение уже случилось, и не жаждать грядущего... Ал, это так просто сказать... Но, как добавил Учитель — "однако же...". И недоговорил. Он не договорил, Ал! "Заря, свет которой..." Мой любимый, ключ для меня кроется здесь, только здесь. Я знаю это, но не в состоянии что-то сделать...
Она встала, как вкопанная. Но разве он не поможет? Разве отвернется — теперь, когда остался всего лишь шаг? Он ведь знает продолжение этого стиха! Он держит в руке своей ключ — неужели он не отдаст его ей?! Он всегда защищал, прикрывал, заботился...
"И снова ты отступаешь, сестренка!"
Что там говорила Марго? Компания "Финист"? О! Они много говорили, полагая, что вдобавок к тому, что Рената немая, она еще и глухая. Ал, ты прав! Тысячу раз прав: когда тебя считают ущербным, это дает невероятную свободу! То, к чему я стремилась всегда!
"О, мой солнечный зайчик!.. Ладно, я промолчу!"
Рената перебежала дорогу, бросилась в сторону своего бывшего дома, откуда в одно тревожное утро три года назад им пришлось спешно бежать вместе с Андреем. Она помнила их прощание. Он тщетно искал в ней свою Попутчицу. Да, это ее вина, усугубленная там, на скале в Тизэ... У него могла появиться Попутчица еще тогда, и Танрэй совершила вторую роковую ошибку, стремясь вырваться из клетки. Из того, что она считала клеткой, но что по сути таковой не являлось. Тогда у Танрэй был выход, предложенный сердцем, а она отказалась от дара и предпочла смерть... Не одну смерть. Две.
Еще два квартала. Город тонул в июльском зное. Когда же будет гроза? Это невыносимо! В Ростове нечем дышать!
Заполошная, раскрасневшаяся, Рената остановила какого-то прохожего и попыталась задать вопрос, но язык, как всегда, отказывался повиноваться. Толстенький лысоватый мужчина вопросительно глядел на нее, дивясь красоте обратившейся к нему женщины. Рената давно не показывалась людям, а тут забылась, одержимая своей целью. Она попыталась сформулировать вопрос языком жестов. Прохожий не понял. Махнув рукой и оставив собеседника стоящим с приоткрытым ртом на тротуаре, женщина помчалась дальше.
Душа, сын души...
Жизнь, дочь сердца...
Так должно было случиться, но Танрэй избрала свой путь... Все верно: таков был выбор тела и разума. И они были наказаны за нарушение вселенской истины...
Все складывалось, кроме последнего.
Он поможет! Он всегда был рядом!
Рената невольно остановилась. Простая, стандартная вывеска: "ООО "Финист". И сокол, раскинувший свои крылья над этой надписью... Трещинка на облицовке фасада здания... Дыхание зашлось, и Рената прикрыла глаза. Она нашла его.
— Вы к кому? — поинтересовалась услужливая секретарша.
Смазливая девочка эта секретарша. Миленькая.
Рената не стала повторять ошибку, пробуя изъясняться на языке глухонемых, и написала в отрывном блокнотике: "К Ромальцеву В.А.".
— Он вас ждет?
Рената кивнула: "Да".
"Надеюсь, да".
Дрожащей рукой Рената коснулась позолоченной ручки двери.
В этот момент дверь открылась, и из кабинета вышел пожилой мужчина.
— А вы это к кому?
— Это к Владислав Андреичу! — объяснила предупредительная секретарша.
— Ну надо ж какие фемины к нашему Владику наведываются! — оценил незнакомец, скользя взглядом по фигуре посетительницы.
Не горя желанием вслушиваться в реплики очередного престарелого Паниковского, Рената проникла в кабинет.
Ромальцев поднял голову.
Рената кинулась к нему и стала быстро писать в блокноте, но он положил руку на бумагу и поднялся.
"Ты пришла слишком рано!"
Она вздрогнула: он не разомкнул губ, но слова прозвучали во всем ее теле, женщина даже не могла понять, откуда именно исходили они.
"Саша... Я прошу лишь одного: окончания этой фразы!"
"Но ведь ее автор — не я. Откуда мне знать?"
Его синие глаза приобрели былую непрозрачность.
"Ты ее знаешь!"
"Но смысл, который вложен в нее, известен только автору"...
Рената коснулась его руки, закрывшей лист блокнота. Влад смотрел на нее непонятным (как всегда — непонятным) взглядом.
"Повтори ее, Танрэй. Если ты повторишь ее, это будет означать, что ты вспомнила все".
"Я не могу".
"Прости, Танрэй. Я делаю лишь то, что в моих силах".
"Помнишь? Ты говорил: "Твои глаза — полынный мед. Волосы твои — мед из полыни". Горек полынный мед, Саша, Ал!"
— Это был твой выбор, — сказал он вслух.
И тут она увидела перед собой темно-карие глаза своего мужа, Николая. Ни вчера, ни сегодня он так и не вернулся. А это значило...
"Что мне делать?"
— Я не знаю, ладонька. Мое время вышло. Мы в тех краях, откуда не возвращаются.
Рената обняла пальцами кисть Влада, подняла к ее к лицу и, закрыв глаза, коснулась губами его ладони.
— Теперь ты обращаешься не к тому... — прошептал Влад, прижимая Ренату к себе и глядя в окно, где золотились меж зеленых листьев спелые абрикосы.
"Да, да... Адресат выбыл. Послание возвращено отправителю... Но к кому мне обратиться?"
— К отправителю, солнышко мое. К отправителю. Сейчас все дело в нем.
"Но кто отправитель? Где мне найти его?"
Он улыбнулся и, взяв Ренату за плечи, отстранил от себя:
— Не ищи слишком далеко.
"Разве это не ты?"
— Слишком далеко!
Она заплакала в отчаянии. Он не мог, он не должен был так поступать!
Они оба стояли напротив большого зеркального стеллажа и видели самих себя — чуть искаженными, другими...
"Помнишь, тогда, в Уральских горах, ты сказал, что когда-нибудь я вспомню то время и буду считать его самым счастливым в своей жизни?"
— Конечно, помню, ладонька... — Влад провел большим пальцем по ее щеке, стирая незваную слезу.
"Это было самое счастливое время в моей жизни".
— И в моей — тоже. Как ни странно.
"Но... объясни мне... Ведь Ал — это ты? Ты? Главное, что было в нем — это ты?"
— Нет, Танрэй. Главное, что было в Але — не я. Нет главного. Как нет и второстепенного.
"Но... я не желаю ничего другого!"
— Ты мало что видела. Ты не давала себе срок, чтобы увидеть, понимаешь?
Рената замерла. Сколь знакомо звучали его слова!..
Она смотрела на его руку, на замысловатое переплетение голубоватых венок под загорелой кожей, на четкие линии, пересекавшие ладонь.
"Я люблю тебя, Ал... Саша... или кем бы ты ни был сейчас. Я запуталась в главном — возможно. Но я чувствую тебя, я люблю тебя. Ты ушел тогда так... так... я не хочу этого помнить!"
— В этом твоя беда, Танрэй. Ты никогда не хотела помнить. Уйти и забыть — проще всего. Казалось бы — проще. Но если бы ты знала, как это усложняет! А сейчас ты уйдешь. И этих минут ты точно не вспомнишь, пока не закончишь строфу... Прощай.
"Тогда скажи мне то, чего не говорил никогда!"
— Прощай! — настойчиво повторил он и провел рукою, помнящей поцелуи, по лицу Ренаты...
...Она подняла голову и потерла глаза. Ей что-то снилось, но что? На мониторе плавала "майкрософтовская" заставка, сотрудницы болтали о каком-то фильме...
Глаза горели, словно от слез. Что-то было, что-то, связанное с Сашей, Николаем, бог знает с кем еще... Но этот сон теперь не вспомнить. И не забыть. Уж таково загадочное свойство снов...
* * *
— Вы шьете саваны?
Жуткий в своей необычности вопрос заставил Марго вздрогнуть, вскинуть голову и выглянуть из-за монитора.
— Меня направили к вам!
В дверях стоял довольно молодой худощавый мужчина. Но в широко расставленных карих глазах его не было той молодости, фальшью которой обманывало лицо. Эти глаза, наполненные угрюмой мрачностью, казались древними и смотрели не во внешний мир, а внутрь незнакомца.
— Для чего? — растерянно спросила Рита.
— Ну... зачем же шьются саваны... Не на банкет или бал, надо полагать... Моя сестра умирает, и я хотел бы, чтобы вы сшили для нее погребальную одежду.
— О, господи! Я соболезную...
Мужчина невесело рассмеялся:
— А разве вы знаете ее или меня?!
Марго смутилась.
— Так принято, — подсказал он.
Голубева кивнула, и незнакомец с удовлетворением причмокнул губами.
— А почему вы хотите... хоронить ее... в саване?
— Помилуйте, а в чем же мне ее хоронить?
— Но... я не слышала, чтобы сейчас...
— Так что вы мне посоветуете, в таком случае, Маргарита Валерьевна?
— Простите?
— Ах, да! Не представился. Это вы меня простите! Дмитрий. Дмитрий Аксенов.
— А по отчеству?
— Какое там отчество. Спасибо хоть имя осталось, — его лицо покривила неприятная усмешка.
— Я не понимаю.
Марго действительно не понимала. Он был не слишком похож на человека, ожидающего скорой утраты близкой родственницы. Циник? Возможно. Сюда кто только ни заходит...
— Наверное, нам стоит встретиться сегодня вечером, Маргарита Валерьевна.
— Зачем?
— Вы мне нравитесь. Итак? Впрочем, не отвечайте!
И, развернувшись, он вышел вон. Похоже, сумасшедший. Марго, как это частенько бывало с нею в состоянии смятения, переложила на своем столе все папки с места на место.
Незнакомец тем временем проследовал по коридору. При выходе в холл на него внезапно налетела невысокая рыжеволосая девушка.
— Ух ты! — он поймал ее в свои объятья. — На ловца и зверь бежит!
Стеклянный взгляд заплаканных зеленовато-янтарных глаз не замечал его.
— У-у-у! — Дмитрий встряхнул ее за плечи. — Никак атмереро снова пошутила? Знакомый почерк! Что ж, скачи, солнечный зайчик. Нам еще рано встречаться с тобой...
Двигаясь, будто маленькая сомнамбулка — плавно и вяло, девушка скрылась за дверью одного из офисов. Аксенов с любопытством заглянул внутрь.
Она села за свободный стол, сложила руки и, опустив на них голову, заснула. Сотрудницы с удивлением посмотрели на нее и тут же забыли о существовании этой девушки. Дмитрий закрыл дверь, прищелкнул пальцами:
— А-а-а-атмереро! Ах-ах!
Мальчишка лет пяти, ожидавший его в холле, поднялся со стула:
— Дядь Дима! Теперь-то мы пойдем гулять?
— О, да, Дюша! Теперь-то мы погуляем!.. — ухмыльнулся Аксенов.
Мальчик вложил ручонку в его ладонь.
* * *
Саша забрался на металлическую детскую "горку" и, подталкиваемый детворой, скатился вниз. Няня Люда невдалеке разговаривала с чьей-то бабушкой и одним глазом поглядывала на воспитанника.
— Ой! — Сашу нечаянно сбил с ног съехавший следом мальчишка постарше.
Ребята забарахтались в песке.
— Сашкин! — Людмила подскочила к ним, подняла обоих на ноги, стала осматривать Сашу, а потом сделала замечание незнакомому мальчику: — Осторожнее же надо! Ты ведь уже большой, зачем поехал, когда он еще не встал?
— Я соскользнул...
— Беда мне с тобой, Дюша! Беда! — посетовал мужской голос.
Люда обернулась. К мальчишке подошел мужчина и отряхнул на нем одежду.
— Извините, — сказал он Людмиле. — За ними не уследишь...
— А все же следовало бы... — проворчала та, но раздражение прошло, и няня улыбнулась ему. — Сын?
— Племянник. Решил потратить время, общаясь с юным поколением. Ведь знаете же: чтобы узнать все о каком-то народе, достаточно приглядеться к его детям...
— А вы что, иностранец?
— Да нет. Боюсь, что это вы — иностранцы.
В его темных глазах заплясали чертики. Люда подозрительно оглядела его и вернулась к своей собеседнице, не сводя глаз с Саши.
Незнакомец присел на корточки и о чем-то заговорил с мальчишками. Саша смеялся и с явной симпатией отвечал мужчине. Люда успокоилась: сын Гроссманов никогда не ошибался в людях. Она убеждалась в этом уже не раз. И если уж Саня выбрал этого человека, то, несмотря на необычность, тот, скорее всего, неплох.
Племянник Дюша вскоре убежал от них резвиться на каруселях, а Саша и Дюшин дядя уселись в песке и принялись, болтая, что-то лепить. Саша то и дело бегал с пластмассовым ведерком к фонтану, а незнакомец, оставаясь один, щурил глаза и в лучах вечернего солнца поглядывал на Людмилу. Она смущенно улыбалась и отворачивалась. Неужели?.. Но она такая некрасивая... На нее никогда не заглядывались мужчины, а этот проявляет интерес. Люда краснела и отвечала бабульке невпопад. Впрочем, та была слишком занята монологом о своей жизни, чтобы заметить ее невнимание.
— Это маманька твоя? — спросил Сашу дядя Дима (они уже успели познакомиться и найти общий язык).
— Не-а... — ответил мальчик, аккуратно собирая ладошками песок и формируя из мокрой кучки нечто похожее на конус. — Это тетя Люда. Мама работает...
— Видели мы, как "работает" твоя мама... — пробормотал в сторону Дмитрий и помог Саше нарастить постройку. — Ты неплохой созидатель... архитектор...
— А что это?
— Тот, кто строит дома.
— Мы что — строим дом? — с сомнением в голосе осведомился мальчик, изучая то, что они создали совместными усилиями.
— А как же!
— Я думал — замок...
— Вот так всегда: постройку бросаем на полпути... А все почему? От недопонимания целей...
— Я хочу построить замок.
Саша зажмурил один глаз от светящих в лицо солнечных лучей и задорно поглядел на Дмитрия. Тот, скорее невольно, чем сознательно, протянул руку и взъерошил золотисто-русые волосы мальчишки. Он думал о своем и не слышал ребячьей болтовни.
— Что говоришь? — переспросил Дмитрий, возвращаясь к реальности.
— Я хочу построить замок. А ты?
— А я — башню. Башню старого дракона.
— Мне нравятся драконы. Они красивые, — Саша деловито полил песок остававшейся в ведерке водой. — А как сделать башню дракона?
— Чем выше, тем лучше.
— Выше тебя?
— Выше неба.
— Ну ничего себе! — восхитился мальчик, однако прагматик взял в нем верх над романтиком: — Нам песка не хватит...
— Не хватит, — признал Дмитрий. — Вот так суровая реальность разбила наши с тобой хрустальные мечты, племянничек... Что ж, зато потом это кое-кому пригодилось...
