— Ну, что, судари Тогучи и Лаббори, надеюсь, мы квиты?
Ответил ему за двоих Тогучи Менс, очень тихо, почти шепотом, но — сколько ликования было в этом шепоте, сколько счастья!
— О, да, сударь, о, да! Можете навеки на нас обоих рассчитывать.
Однако у их всесильного начальника были свои представления о том, как и сколько, в перерыве между выполнением служебных обязанностей, должен радоваться награждаемый подчиненный.
— Проваливайте, судари, проваливайте, я вами пока доволен. Куда без меня пошагали! Санги, подожди несколько мгновений, покамест я с пергаментами да печатями управлюсь. А то видишь — они без свитков и пайз направились новую службу нести. И куда они пошли, вот любопытно было бы узнать?.. К своему полковнику? Так я еще не определил — к кому именно... Отварчику хочешь? Я прикажу?
— С удовольствием. Мясного с травками, но не жирного, ящерного, если можно. И совсем немного, а то мне после отвара еще вино со старым другом пить.
Когори Тумару замер, уже в дверях, и развернулся с обиженным сопением.
— Это с кем еще!? С каким таким ста... А-а!!! Ну, вот, другое дело! — Глава сыска захохотал счастливым басом, потер толстые лапы. — Опять ты меня разыграл! Все, Санги, все, не скучай, я очень быстро обернусь, не успеешь отвар дохлебать! А его немедленно принесут! Эй, там!!! Уже несут!
Несмотря на обещание, Когори Тумару отсутствовал довольно долго: Санги Бо успел дождаться отвара, принесенного в толстой, хорошо сохраняющей тепло и холод, кружке, выпить его на две трети, внимательно осмотреть, ни к чему не прикасаясь, мрачный, заваленный пергаментами и свитками кабинет... Всем существом он ощущал охранную магию кабинета, пронизывающую самые дальние его уголки... Санги подошел к окну и уставился невидящим взглядом в полупустое пространство внутреннего дворика... Сильная магия во Дворце, с такой даже Санги Бо управился бы не вдруг, приди ему в голову подобная глупая мысль. Но вельможа и воитель Санги Бо, по прозвищу Ночной Пожар, а ныне — скромный и неимущий отшельник Снег, за свою долгую жизнь познал и перевидал столько личных и государственных тайн, что отнюдь не горел желанием вляпываться еще в одну... тем более, что государь, своею императорской властью, все-таки вынудил его забыть уединение и покой, дабы разобраться с этими дурацкими предзнаменованиями. Хотя, не похожи они на дурацкие... Неужели весь этот мир может закончиться навсегда? С этими грустными признаками уходящего лета, с коптящими лампами в настенных лапах-держалках, со свитками, с пылью на оконных стеклах... с этим ленивым и, похоже, вдребезги пьяным конюхом...
— А вот и я! Любуешься просторами? Его Величество предлагал мне в другом крыле поселиться, с видом на императорский парк... Не-е-ет, — думаю, — пусть здесь хозяйственный двор с навозными кучами, зато — подальше от покоев Его Величества! Такой, знаешь, въедливый бывает... И сынок весь в него.
Санги Бо отворотился от окна в сторону Когори Тумару, намереваясь сделать замечание насчет пьяницы-конюха, но последние слова старого друга внезапно его заинтересовали, причем столь сильно, что они не подумал скрыть любопытство, а раздражение против нетрезвого конюха и самые мысли о нем — как ветром выдуло.
— Принц Токугари? В самом деле, Когги? Я думал, он просто шалопай, тепло устроившийся за широкой отцовской спиной.
— Вряд ли ты так думал, Санги, мне-то не ври. Но — да, тут все вместе: и шалопай, и очень даже неглупый наследник. Лично я в нем вижу государя, не знаю как другие. А я бы тогда в отставку, на покой... Если не казнят. Знаешь, сколько раз я свое жалованное герцогство удостаивал личным посещением? За тридцать лет?
— Нет, не знаю. И сколько же?
— Трижды. Три раза по неделе. Вот так-то. Жив буду — в отставке наверстаю... А этот — умный малый, даром что принц.
— Одного ума для трона — недостаточно. Хватка нужна, сила нужна, усердие непомерное... вот как у тебя.
— Прекрасно, польщен сравнением. А еще что? Скажи, Санги? Ты же знаешь, как мы все любили в походах внимать твоим рассуждениям о сущем. Бывало, о жратве и бабах забудешь, и о завтрашней битве, тебя слушая да на звезды глядя. Вино скоро принесут, не беспокойся и потерпи: просто я велел распотрошить для такого случая императорские погреба, государь мне позволяет. Так что еще кроме ума и усердия необходимо в успешном императорском деле?
— Холодное сердце, холодный ум, осторожность. Злопамятность, скрытность, отвага, широта души, умение заботиться о слугах и соратниках, жажда войны и мира одновременно, приверженность семье и одиночеству одновременно... Вот, навскидку. Свойства вожака — это уж непременно, без этого все остальное — пшик!
— Ну, так поверь на слово, Санги... Не знаю, как насчет войны и мира, а все остальное — наблюдал я в нашем принце Токугари в полной мере, включая и свойства вожака, и способности к магии...
— О, точно, про магию-то я и забыл упомянуть.
— Может, и не такие глубокие они, как у тебя, но не меньшие, чем у Его Величества. А у государя, я тебе доложу, с этим все в порядке... Да, войдите! А-а... Ставьте прямо сюда, на стол... — Когори Тумару навалился жирной грудью, загреб сразу двумя руками и очистил левую половину стола от груды пергаментов, сдвинув их к середине и потеснив точно такую же горку точно таких же свитков. — Ставьте, а дальше мы сами разберемся...
Слуги расставили стеклянные кувшины с вином и водой, многочисленные мясные закуски и сласти, пучки ароматных трав и цветов, тихо удалились.
— Санги, ты не против, что мы тут запросто? А хочешь — ко мне поедем, дома как следует посидим? Я супругу предупрежу... Всех дел все равно не переделать.
— Так ведь — поздно предлагать, когда все уже накрыто. На самом-то деле — мне даже приятнее здесь, на твоем рабочем месте, нос к носу, без слуг и посторонних, и я всемерно одобряю такой подход. Но куда бы мне кружку с недопитым отваром девать, Когги?
— Брось в угол с размаху. Или в оконное стекло, как ты любил когда-то. А... давай мне, я суну куда-нибудь... Покуда Когори Тумару прикидывал, куда бы вылить содержимое глиняной кружки, не привлекая для этого слуг, и найти ей место, Санги Бо сложил обе ладони домиком над своим кубком и стремительно вогнал в него безмолвное заклинание: теперь крепость вина в этом вместилище вчетверо ослабнет... Потом с сомнением посмотрел на широченную спину своего друга, на толстенный загривок и подправил заклинание, усилил его еще вдвое. Теперь можно будет соблюсти вежливость и без опаски пить вровень...
Пили долго и много, но Санги, надежно защищенный заклятьями и опытом долгой рыцарской жизни, ничуть не опьянел. Однако же и Когори Тумару безо всякой магии держался преотлично, совершенно не теряя связности в речах и мыслях. Наконец, старым друзьям пришло время расставаться. Они уговорились встретиться в условленном месте, там, на западной границе, и попрощались в обнимку. Санги Бо наотрез отказался от сопровождения, охраны и денег, даже от лошади из конюшен его высокопревосходительства (в этот день он предпочел прийти во дворец пешком), получил на выходе из дворца, в обмен на расписку, швыряльные ножи, всякие разные магические приспособления и окунулся в прохладу и мрак ночной столицы.
Долго ли, коротко ли, но расстояние между одиноким путником и Дворцом постепенно увеличивалось, а оставшееся до трактира 'Без забот', в коем поселился Санги Бо, сокращалось. Трактир этот, вернее, постоялый двор, считался средней руки, и никак не для вельмож уровня Санги Бо, но отшельника Снега вполне даже устраивал, а Санги Бо — стоило лишь ему покинуть тот или иной сиятельный дом и выйти на городскую улицу — мгновенно превращался в Снега, и манерами, и помыслами.
Вдруг ноздри его уловили запах свежей человеческой крови... и дерьма. Стало быть, кого-то убили только что. И, судя по тишине и мраку данного переулка, переполоха сие убийство не вызвало... Или у кого-то живот лопнул сам собой. Снег увидел, как из густого мрака, который был для его глаз не более, чем прозрачными сумерками, стягиваются к нему незнакомые люди, все сплошь мужчины... неряшливо, пестро одетые... вооруженные как попало... Какая тоска. Если бы не запах недавней смерти — можно было бы надеяться на тихий, мирный укорот событий... Он бы слегка струсил и откупился бы от них парой серебряных кругелей... Нет. Девять отвратительных харь — здоровенная городская шайка, вышедшая на неотступный разбой. И что им всем по притонам не сиделось, в такой-то мрачный вечер?.. Вот ведь досада!
— Эй, сударь, ну-ка стой!.. — При помощи немудрящего уличного колдовства в руках у окруживших вспыхнул один факел, другой... — О-уу, прощу прощения, папаша! Мы слышим: шпоры стучат, меч об секиру лязгает — испугались, думали — разбойники идут по наши души! Ан ошиблись: одинокий почтенный человек следует по своим почтенным делам.
— Мой меч на ходу не лязгает. И секира тоже.
Снег стоял, окруженный грабителями, расслабленный и безмятежный, однако, то была необходимая видимость, внутренне он был весь — ушки на макушке и полностью готов к резне. Ах, многое бы он дал, чтобы ее избежать!.. Раньше, раньше надо было думать, да иной дорогой следовать, не спрямляя путь, а еще лучше — пристроиться в хвост патрулю городовой стражи, как умные-то люди по ночам делают. И там, дальше, между деревьями, еще кто-то притаился... Нет, показалось.
— А мне послышалось, что лязгает... Гугур, лязгало ведь? Ты тоже слышал?.. Видите, сударь, даже неграмотный и не обремененный сообразительностью простолюдин — слышал... А вы утверждаете, что нет. Эта неискренность меня, нас всех, огорчает, обижает. От души надеюсь, сударь, что вы утешите нашу обиду обильной и добровольной помощью. Снедью, одеждою, или деньгами, либо еще как-нибудь, ну, одним словом, чем позволит ваша доброта. Вы понимаете горечь и смысл моих слов?
— Понимаю. 'Отдай мне свое, а чужое я и сам возьму'.
— Что-что? — Предводитель разбойников сделал еще один осторожный шажок в сторону Снега.
— Я говорю, сударь Гладкая Речь, что вы слишком дурно воспитаны для невежи. Видимо, ремесло разбойника и сословие простеца вам глянулись более, нежели честь и участь дворянина. Похоже, вас еще никогда не сажали на кол?
Оскорбительные слова седого незнакомца звучали так ясно и спокойно, что сомнений у главаря не осталось: старикашка нисколько не напуган и по добру ничего им не отдаст. Это за нынешний вечер уже второй такой упрямец... Что ж, канавы уличные вместительны... однако жаль... всегда приятнее, когда ограбленный умирает покорно и в страхе за свою пустячную жизнь, нежели когда с ним приходится возиться...
Легкий 'придворный' меч плохо годился для войны, тем не менее, обладал всеми свойствами боевого оружия: прочный, острый, гибкий — он словно сам прыгнул в руку Снега из ножен на левом боку. Почти и не понадобилось никакого умения: разбойник подошел близко, видимо — чтобы самому рубить без помех... С этакой дрянной кольчугой — и такая неосторожность, ай-яй-яй... Все равно — незачем и об нее сталь тупить. Меч презрительно свистнул — раз, другой и третий, да так прытко, что все три свиста слились в единый короткий посвист — голова и обе руки шмякнулись на брусчатку с отвратительным мягким стуком, а туловище неуверенно, словно бы не решаясь присесть, еще целое мгновение стояло на глупых, ничего не понимающих ногах...
В былые годы Санги Бо прикончил бы подобного наглеца особым приемом, некогда очень модным в придворных гвардейских кругах: 'подплечным ходом' крест-накрест, так, чтобы всего двумя ударами рассечь противника на шесть частей... Или того проще: выхватил бы он секиру и — 'дабы не пачкать душу' — с презрением порубил бы их всех в беспорядочные, никем не считанные куски... Но годы всегда и у всех берут свое: отшельнику Снегу не перед кем было хвастать удалью и мастерством, да и незачем, старость всегда предпочитает ненужному блеску надежность, простоту и удобство...
Эти девятеро хотели его не просто ограбить, нет, они намеревались его убить, стало быть, здесь не идет речь о наказании и воспитании — вполне достаточна только правосудная кара. Что гораздо проще и быстрее. А меч — все равно пора было уваживать... Снег коротко дунул заклятьем, и оба факела погасли. Блеск меча, да три волны черной крови из безголового обрубка — последнее, что увидели в своей жизни остальные члены разбойничьей шайки, ибо неверный свет факелов вдруг сменился для них непроглядной тьмой, которая, в свою очередь, уступила место мраку еще более сплошному и окончательному. Оставшиеся восемь разбойников умерли быстро и легко: просто подойти и ударить, а на возврате меча — еще одну башку снести, потом шаг — два взмаха, налево и направо, потом шаг вперед — и то же самое... А к двум оставшимся придется вернуться на три шага...
Как ни осторожничал Снег, но все-таки вляпался сапогом в кровавую лужу и едва не поскользнулся. Ничего, служанка в трактире все ототрет, отмоет, трактирщику за все за это приличные деньги платятся... Пусть камзол и штаны заодно осмотрит, да тща... тельно. Иий-ах! Уох!
Все-таки Снегу не померещилось, когда он, в первые мгновения встречи с разбойниками, ощупывал взглядом окрестности: там, в конце переулка, за деревьями еще кто-то притаился. Поэтому Снег меч в ножны убирать не стал, но махнул им раз и другой по воздуху, якобы вытирая об него кровь, даже забормотал что-то бессвязно-раздраженное, чтобы, не насторожив, подобраться поближе к тому, кто так ловко умел прятаться. Вполне возможно, что умения таинственного незнакомца на том не исчерпываются и... Так и есть! Два яростных и невероятно быстрых удара, нанесенных Снегом в странную, понятно, что магическую, темноту возле деревьев, цели не достигли. Вернее — достигли: руку тряхнуло весьма ощутимо, до боли, но сталь лязгнула точно о такую же оружейную сталь... Его удар парировали, оба удара! Ого. Снег, уловив из тьмы смешок и удивленное восклицание, тотчас перенаправил атаку своего меча чуть повыше, к голосу. Еще удар!.. Еще два!.. Главное — о собственной защите не забыть...
— Ой! Дурак ты, что ли, сударь Санги Бо???
Услышав свое имя, Снег отпрянул. Нападение он прекратил, но остался весь в движении: ноги, туловище, меч в руке, даже голова — все словно бы раскачивалось в каком-то зыбком жутковатом танце...
— С кем имею честь?..
— Со мной. Но какая тебе в этом разница? Между прочим, ты мне рубашку на пузе посек и меня едва не пырнул, а рубашка-то не казенная, на собственные денежки купленная, четыре кругеля отдал...
— А-а, это ты... — Снег словно бы обмяк, он прекратил свои странные движения, и меч его опустился. — Я должен был бы сразу догадаться, по твоим глупецким шуткам и ухваткам. Что тебе от меня надо? Это, небось, ты сие отребье на меня напустил?
— Во-первых, здравствуй.
— Ну... и тебе добрый вечер.
— Во-вторых, мнится мне, что ты, разгоряченный битвою, не оставил мысли поразить меня мечом, что ты хитришь со мною в данный миг... А, Санги-Снег?
— Что ты ерунду болтаешь...
— Что вижу — то и на языке. Нет, это же надо: злоумышлять против своего старого друга Зиэля! Вставь меч в ножны, умоляю тебя, мне страшно.
