— А вот и я! Любуешься просторами? Его Величество предлагал мне в другом крыле поселиться, с видом на императорский парк... Не-е-ет, — думаю, — пусть здесь хозяйственный двор с навозными кучами, зато — подальше от покоев Его Величества! Такой, знаешь, въедливый бывает... И сынок весь в него.
Санги Бо отворотился от окна в сторону Когори Тумару, намереваясь сделать замечание насчет пьяницы-конюха, но последние слова старого друга внезапно его заинтересовали, причем столь сильно, что они не подумал скрыть любопытство, а раздражение против нетрезвого конюха и самые мысли о нем — как ветром выдуло.
— Принц Токугари? В самом деле, Когги? Я думал, он просто шалопай, тепло устроившийся за широкой отцовской спиной.
— Вряд ли ты так думал, Санги, мне-то не ври. Но — да, тут все вместе: и шалопай, и очень даже неглупый наследник. Лично я в нем вижу государя, не знаю как другие. А я бы тогда в отставку, на покой... Если не казнят. Знаешь, сколько раз я свое жалованное герцогство удостаивал личным посещением? За тридцать лет?
— Нет, не знаю. И сколько же?
— Трижды. Три раза по неделе. Вот так-то. Жив буду — в отставке наверстаю... А этот — умный малый, даром что принц.
— Одного ума для трона — недостаточно. Хватка нужна, сила нужна, усердие непомерное... вот как у тебя.
— Прекрасно, польщен сравнением. А еще что? Скажи, Санги? Ты же знаешь, как мы все любили в походах внимать твоим рассуждениям о сущем. Бывало, о жратве и бабах забудешь, и о завтрашней битве, тебя слушая да на звезды глядя. Вино скоро принесут, не беспокойся и потерпи: просто я велел распотрошить для такого случая императорские погреба, государь мне позволяет. Так что еще кроме ума и усердия необходимо в успешном императорском деле?
— Холодное сердце, холодный ум, осторожность. Злопамятность, скрытность, отвага, широта души, умение заботиться о слугах и соратниках, жажда войны и мира одновременно, приверженность семье и одиночеству одновременно... Вот, навскидку. Свойства вожака — это уж непременно, без этого все остальное — пшик!
— Ну, так поверь на слово, Санги... Не знаю, как насчет войны и мира, а все остальное — наблюдал я в нашем принце Токугари в полной мере, включая и свойства вожака, и способности к магии...
— О, точно, про магию-то я и забыл упомянуть.
— Может, и не такие глубокие они, как у тебя, но не меньшие, чем у Его Величества. А у государя, я тебе доложу, с этим все в порядке... Да, войдите! А-а... Ставьте прямо сюда, на стол... — Когори Тумару навалился жирной грудью, загреб сразу двумя руками и очистил левую половину стола от груды пергаментов, сдвинув их к середине и потеснив точно такую же горку точно таких же свитков. — Ставьте, а дальше мы сами разберемся...
Слуги расставили стеклянные кувшины с вином и водой, многочисленные мясные закуски и сласти, пучки ароматных трав и цветов, тихо удалились.
— Санги, ты не против, что мы тут запросто? А хочешь — ко мне поедем, дома как следует посидим? Я супругу предупрежу... Всех дел все равно не переделать.
— Так ведь — поздно предлагать, когда все уже накрыто. На самом-то деле — мне даже приятнее здесь, на твоем рабочем месте, нос к носу, без слуг и посторонних, и я всемерно одобряю такой подход. Но куда бы мне кружку с недопитым отваром девать, Когги?
— Брось в угол с размаху. Или в оконное стекло, как ты любил когда-то. А... давай мне, я суну куда-нибудь... Покуда Когори Тумару прикидывал, куда бы вылить содержимое глиняной кружки, не привлекая для этого слуг, и найти ей место, Санги Бо сложил обе ладони домиком над своим кубком и стремительно вогнал в него безмолвное заклинание: теперь крепость вина в этом вместилище вчетверо ослабнет... Потом с сомнением посмотрел на широченную спину своего друга, на толстенный загривок и подправил заклинание, усилил его еще вдвое. Теперь можно будет соблюсти вежливость и без опаски пить вровень...
Пили долго и много, но Санги, надежно защищенный заклятьями и опытом долгой рыцарской жизни, ничуть не опьянел. Однако же и Когори Тумару безо всякой магии держался преотлично, совершенно не теряя связности в речах и мыслях. Наконец, старым друзьям пришла пора расставаться. Они уговорились встретиться в условленном месте, там, на западной границе, и попрощались в обнимку. Санги Бо наотрез отказался от сопровождения, охраны и денег, даже от лошади из конюшен его высокопревосходительства (в этот день он предпочел прийти во дворец пешком), получил на выходе из дворца, в обмен на расписку, швыряльные ножи, всякие разные магические приспособления и окунулся в прохладу и мрак ночной столицы.
Долго ли, коротко ли, но расстояние между одиноким путником и Дворцом постепенно увеличивалось, а оставшееся до трактира "Без забот", в коем поселился Санги Бо, сокращалось. Трактир этот, вернее, постоялый двор, считался средней руки, и никак не для вельмож уровня Санги Бо, но отшельника Снега вполне даже устраивал, а Санги Бо — стоило лишь ему покинуть тот или иной сиятельный дом и выйти на городскую улицу — мгновенно превращался в Снега, и манерами, и помыслами.
Вдруг ноздри его уловили запах свежей человеческой крови... и дерьма. Стало быть, кого-то убили только что. И, судя по тишине и мраку данного переулка, переполоха сие убийство не вызвало... Или у кого-то живот лопнул сам собой. Снег увидел, как из густого мрака, который был для его глаз не более, чем прозрачными сумерками, стягиваются к нему незнакомые люди, все сплошь мужчины... неряшливо, пестро одетые... вооруженные как попало... Какая тоска. Если бы не запах недавней смерти — можно было бы надеяться на тихий, мирный укорот событий... Он бы слегка струсил и откупился бы от них парой серебряных кругелей... Нет. Девять отвратительных харь — здоровенная городская шайка, вышедшая на неотступный разбой. И что им всем по притонам не сиделось, в такой-то мрачный вечер?.. Вот ведь досада!
— Эй, сударь, ну-ка стой!.. — При помощи немудрящего уличного колдовства в руках у окруживших вспыхнул один факел, другой... — О-уу, прощу прощения, папаша! Мы слышим: шпоры стучат, меч об секиру лязгает — испугались, думали — разбойники идут по наши души! Ан ошиблись: одинокий почтенный человек следует по своим почтенным делам.
— Мой меч на ходу не лязгает. И секира тоже.
Снег стоял, окруженный грабителями, расслабленный и безмятежный, однако, то была необходимая видимость, внутренне он был весь — ушки на макушке и полностью готов к резне. Ах, многое бы он дал, чтобы ее избежать!.. Раньше, раньше надо было думать, иной дорогой следовать, не спрямляя путь, а еще лучше — пристроиться в хвост патрулю городовой стражи, как умные-то люди по ночам делают. И там, дальше, между деревьями, еще кто-то притаился... Нет, показалось.
— А мне послышалось, что лязгает... Гугур, лязгало ведь? Ты тоже слышал?.. Видите, сударь, даже неграмотный и не обремененный сообразительностью простолюдин — слышал... А вы утверждаете, что нет. Эта неискренность меня, нас всех, огорчает, обижает. От души надеюсь, сударь, что вы утешите нашу обиду обильной и добровольной помощью. Снедью, одеждою, или деньгами, либо еще как-нибудь, ну, одним словом, чем позволит ваша доброта. Вы понимаете горечь и смысл моих слов?
— Понимаю. "Отдай мне свое, а чужое я и сам возьму".
— Что-что? — Предводитель разбойников сделал еще один осторожный шажок в сторону Снега.
— Я говорю, сударь Гладкая Речь, что вы слишком дурно воспитаны для невежи. Видимо, ремесло разбойника и сословие простеца вам глянулись более, нежели честь и участь дворянина. Похоже, вас еще никогда не сажали на кол?
Оскорбительные слова седого незнакомца звучали так ясно и спокойно, что сомнений у главаря не осталось: старикашка нисколько не напуган и по добру ничего им не отдаст. Это за нынешний вечер уже второй такой упрямец... Что ж, канавы уличные вместительны... однако жаль... всегда приятнее, когда ограбленный умирает покорно и в страхе за свою пустячную жизнь, нежели когда с ним приходится возиться...
Легкий "придворный" меч плохо годился для войны, тем не менее, обладал всеми свойствами боевого оружия: прочный, острый, гибкий — он словно сам прыгнул в руку Снега из ножен на левом боку. Почти и не понадобилось никакого умения: разбойник подошел близко, видимо — чтобы самому рубить без помех... С этакой дрянной кольчугой — и такая неосторожность, ай-яй-яй... Все равно — незачем и об нее сталь тупить. Меч презрительно свистнул — раз, другой и третий, да так прытко, что все три свиста слились в единый короткий посвист — голова и обе руки шмякнулись на брусчатку с отвратительным мягким стуком, а туловище неуверенно, словно бы не решаясь присесть, еще целое мгновение стояло на глупых, ничего не понимающих ногах...
В былые годы Санги Бо прикончил бы подобного наглеца особым приемом, некогда очень модным в придворных гвардейских кругах: "подплечным ходом" крест-накрест, так, чтобы всего двумя ударами рассечь противника на шесть частей... Или того проще: выхватил бы он секиру и — "дабы не пачкать душу" — с презрением порубил бы их всех в беспорядочные, никем не считанные куски... Но годы всегда и у всех берут свое: отшельнику Снегу не перед кем было хвастать удалью и мастерством, да и незачем, старость всегда предпочитает ненужному блеску надежность, простоту и удобство...
Эти девятеро хотели его не просто ограбить, нет, они намеревались его убить, стало быть, здесь не идет речь о наказании и воспитании — вполне достаточна только правосудная кара. Что гораздо проще и быстрее. А меч — все равно пора было уваживать... Снег коротко дунул заклятьем, и оба факела погасли. Блеск меча, да три волны черной крови из безголового обрубка — последнее, что увидели в своей жизни остальные члены разбойничьей шайки, ибо неверный свет факелов вдруг сменился для них непроглядной тьмой, которая, в свою очередь, уступила место мраку еще более сплошному и окончательному. Оставшиеся восемь разбойников умерли быстро и легко: просто подойти и ударить, а на возврате меча — еще одну башку снести, потом шаг — два взмаха, налево и направо, потом шаг вперед — и то же самое... А к двум оставшимся придется вернуться на три шага...
Как ни осторожничал Снег, но все-таки вляпался сапогом в кровавую лужу и едва не поскользнулся. Ничего, служанка в трактире все ототрет, отмоет, трактирщику за все за это приличные деньги платятся... Пусть камзол и штаны заодно осмотрит, да тща... тельно. Иий-ах! Уох!
Все-таки Снегу не померещилось, когда он, в первые мгновения встречи с разбойниками, ощупывал взглядом окрестности: там, в конце переулка, за деревьями еще кто-то притаился. Поэтому Снег меч в ножны убирать не стал, но махнул им раз и другой по воздуху, якобы вытирая об него кровь, даже забормотал что-то бессвязно-раздраженное, чтобы, не насторожив, подобраться поближе к тому, кто так ловко умел прятаться. Вполне возможно, что умения таинственного незнакомца на том не исчерпываются и... Так и есть! Два яростных и невероятных быстрых удара, нанесенных Снегом в странную, понятно, что магическую, темноту возле деревьев, цели не достигли. Вернее — достигли: руку тряхнуло весьма ощутимо, до боли, но сталь лязгнула точно о такую же оружейную сталь... Его удар парировали, оба удара! Ого. Снег, уловив из тьмы смешок и удивленное восклицание, тотчас перенаправил атаку своего меча чуть повыше, к голосу. Еще удар!.. Еще два!.. Главное — о собственной защите не забыть...
— Ой! Дурак ты, что ли, сударь Санги Бо???
Услышав свое имя, Снег отпрянул. Нападение он прекратил, но остался весь в движении: ноги, туловище, меч в руке, даже голова — все словно бы раскачивалось в каком-то зыбком жутковатом танце...
— С кем имею честь?..
— Со мной. Но какая тебе в этом разница? Между прочим, ты мне рубашку на пузе посек и меня едва не пырнул, а рубашка-то не казенная, на собственные денежки купленная, четыре кругеля отдал...
— А-а, это ты... — Снег словно бы обмяк, он прекратил свои странные движения, и меч его опустился. — Я должен был бы сразу догадаться, по твоим глупецким шуткам и ухваткам. Что тебе от меня надо? Это, небось, ты сие отребье на меня напустил?
— Во-первых, здравствуй.
— Ну... и тебе добрый вечер.
— Во-вторых, мнится мне, что ты, разгоряченный битвою, не оставил мысли поразить меня мечом, что ты хитришь со мною в данный миг... А, Санги-Снег?
— Что ты ерунду болтаешь...
— Что вижу — то и на языке. Нет, это же надо: злоумышлять против своего старого друга Зиэля! Вставь меч в ножны, умоляю тебя, мне страшно.
Санги Бо вздохнул и послушался.
— Но и ты тоже прекрати юродствовать. Эти — твоих рук дело?
— Скорее, твоих, — любезно возразил незнакомец.
Магическая тьма рассеялась и превратилась в обычный ночной мрак, ничуть не мешающий собеседникам видеть друг друга. Перед Санги Бо стоял бородатый верзила, по виду ратник, широкоплечий, плотный сложением, но при этом ничуть не жирный. На бритой голове крохотная шапочка, тело без кольчуги, камзол нараспашку, под камзолом темная рубашка... вернее черная, в левой руке легкий двуручный меч.
— А ты почему свой не прячешь? Зарубить меня собрался?
— О... извини, задумался. — Тот, кого Снег назвал Зиэлем, щегольским, нарочито ленивым движением, вскинул руку и забросил меч в заспинные ножны. — Так что ты там спросил?
— Я спросил, зачем тебе понадобилось насылать на меня этих мерзавцев? Давай отойдем куда-нибудь, а то очень уж от них смердит...
— Пойдем. Я, вообще-то говоря, рассчитывал, дорогой мой Снег, что мы поговорим у тебя дома?
— У меня нет дома. Во всяком случае, тот что есть — очень далеко отсюда.
— Ну... на постоялом дворе "Без забот", где ты остановился — зачем цепляться к словам? Нет, отвечаю на твой вопрос, я их не насылал, они сами по себе разбойники... были. Я только чуточку подправил им охотничью тропу, дабы, так сказать, совместить их и наши с тобою предопределения.
— Зачем?
— Гм... из любопытства, прежде всего. Хотелось посмотреть, что сделало святое отшельничество со знаменитым рыцарем.
— И что оно сделало?
— Отвечу стихами: "Твои движения в сече — скупы, словно чувства и речи." И только ради меня ты сделал приятное исключение, затанцевал как и встарь.
— Что поделать, возраст.
— Ясное дело. Так мы пойдем к тебе или нет?
— Нет, Зиэль, нет. Я имею право не приглашать тебя, и не приглашаю. Здесь говори, что хотел.
— Ну... хорошо. Давай хоть в попутный трактирец заскочим, пропустим по кружечке? Не отказывайся, разговор значимый.
— Для кого значимый?
— Для меня. Для тебя. Для Лина с Мотоной. Для Когори Тумару. Для императора. Для империи. Для всего подлунного мира.
— А-а... На Морево намекаешь. Ну, пойдем. Только, чур, я пить не буду, устал за сегодня.
— Чур, и я тоже.
Старые знакомые свернули из переулка на более просторную дорогу, уже мощеную брусчаткой, а не булыжником, вскоре показался и трактир.
— "Посошок". Видишь, сударь Снег, название-то какое? Все приметы благоприятствуют.
Снег не стал любопытствовать, что за приметы увидел Зиэль и чему они благоприятствуют, а просто толкнул дверные створки и первый вошел в трактир. В зале было пусто, за трактирной стойкой — никого.
