У него нет сил.
Глава сорок первая
Об Элдсе и Милпе
Пять с половиной лет назад
Каладин протиснулся мимо ревущей Ларал и споткнулся у входа в операционную. Он уже много лет работал с отцом, но столько крови не видел никогда. Как если бы кто-нибудь выплеснул на пол ведро свежей красной краски.
В воздухе висел запах паленой плоти. Лирин бешено работал над светлордом Риллиром, сыном Рошона. Из живота молодого человека торчало что-то очень страшное, похожее на клык, нижняя часть правой ноги была раздавлена и висела только на нескольких сухожилиях, обломки костей торчали, как тростники из пруда. Сам светлорд Рошон, закрыв глаза, лежал на боковом столе и стонал, держась за ногу, пронзенную еще одним костяным копьем. Из-под неумело наложенной повязки сочилась кровь, текла по столу и падала на пол, смешиваясь с кровью сына.
Каладин стоял у двери, раскрыв рот. Ларал продолжала вопить. Она схватилась за дверную раму, а несколько охранников Рошона пытались ее оттащить.
— Сделай что-нибудь! — захлебываясь слезами, кричала она. — Быстрее! Он не может! Он был там, когда это случилось, и дал мне уйти! — Спутанные фразы перешли в невнятные крики. Стражникам удалось увести ее прочь.
— Каладин! — рявкнул отец. — Ты мне нужен!
Потрясенный, Каладин вошел внутрь, вымыл руки, потом собрал бинты, хлюпая по луже крови. Он бросил взгляд на лицо Риллира; с правой стороны кожи почти не было. Веко исчезло, сам голубой глаз был разрезан и сморщился, как выжатая виноградина. Каладин поторопился к отцу, с бинтами в руке. В следующее мгновение в двери появилась мать, за ней Тьен. Хесина зажала рукой рот, потом вытолкнула Тьена наружу. Тот запнулся, едва не упал и выглядел ошалелым. Она немедленно вернулась обратно, без него.
— Воды! — крикнул Лирин. — Хесина, принеси еще. Быстрее!
Мать засуетилась, хотя она редко помогала во время операций. Трясущимися руками она схватила одно из ведер и метнулась наружу. Каладин взял другое, полное, и принес отцу. Лирин в это время удалял огромную кость из живота юного светлоглазого. Оставшийся глаз Риллира мигнул, голова затряслась.
— Что это? — спросил Каладин, прижимая бинт к ране, пока отец убирал в сторону странный предмет.
— Зуб белоспинника, — сказал отец. — Воды.
Каладин взял губку, окунул ее в ведро и выдавил воду в рану на животе. Вода смыла кровь, и Лирин внимательно оглядел рану. Он стал прощупывать ее пальцами, а Каладин держал наготове иголку и нитку. На ноге уже был жгут. Ногу придется ампутировать, но позже.
Лирин колебался, пальцы что-то искали в зияющей дыре на животе Риллира. Каладин опять прочистил рану. Он посмотрел на отца, озабоченный.
Лирин вынул пальцы и подошел к светлорду Рошону.
— Бинты, Каладин, — коротко сказал он.
Каладин быстро подошел ко второму столу, хотя и посмотрел через плечо на Риллира. Когда-то красивый юный светлоглазый опять задрожал, конвульсивно подергиваясь.
— Отец...
— Бинты! — повторил Лирин.
— Что ты делаешь, хирург? — проревел Рошон. — Что с моим сыном? — Спрены боли крутились вокруг него.
— Твой сын умирает, — сказал Лирин, выдергивая зуб из ноги Рошона.
От страшной боли светлоглазый заорал, хотя Каладин не мог сказать, из-за зуба или из-за сына. Рошон стиснул зубы, когда Каладин сдавил повязкой его ногу. Лирин вымыл руки в ведре, потом быстро протер соком черного василька, чтобы отогнать спренов горячки.
— Мой сын еще жив, — простонал Рошон. — Я вижу, он шевелится! Займись им, хирург.
— Каладин, оглушающей воды, — приказал Лирин, беря иглу.
Каладин, шлепая по лужам крови, метнулся к задней стене комнаты, открыл крайний стенной шкаф и достал маленькую бутылочку с прозрачной жидкостью.
— Что ты делаешь? — проревел Рошон, пытаясь сесть. — Займись моим сыном. О, Всемогущий, лечи его!
Каладин нерешительно повернулся, не переставая капать успокоительным на бинт.
— Я работаю согласно трем руководящим указаниям, Рошон, — сказал Лирин, прижимая светлоглазого к столу. — Хирурги используют их, выбирая между двумя пациентами. Если есть два пациента с одинаковыми ранами, хирург должен выбрать более юного.
— Тогда иди к моему сыну!
— А если раны не одинаково угрожают жизни, — продолжал Лирин, — надо лечить более тяжелые.
— Как я тебе и сказал!
— Но третье указание подавляет оба первых, Рошон, — сказал Лирин, наклонясь к нему. — Хирург должен знать, когда он не в силах помочь. Прости, Рошон, я бы спас его, если бы мог. Но я не в силах.
— Нет! — крикнул Рошон и попытался встать.
— Каладин! Быстрей! — приказал Лирин.
Каладин уже бежал к ним. Он прижал бинт с оглушающей водой ко рту и подбородку Рошона, прямо под носом, заставив светлоглазого вдохнуть испарения. Сам Каладин, как и положено, затаил дыхание.
Рошон выл и кричал, но его держали двое, и он ослаб от потери крови. Вскоре крик стал тише, и через несколько секунд он расслабился, понес чепуху и стал улыбаться себе. Лирин вернулся к ране, а Каладин понесся выбрасывать бинт.
— Нет. Дай ее Риллиру, — сказал отец, не отрываясь от работы. — Это единственное, что мы можем для него сделать.
Каладин кивнул и повторил процедуру для раненого юноши. Дыхание Риллира стало менее беспорядочным, но и только — юный светлоглазый, похоже, ничего не сознавал. Потом Каладин бросил бинт в жаровню; тепло уничтожало эффект. Белый пухлый бинт сморщился, стал коричневым и задымился, его края вспыхнули.
Каладин вернулся с губкой и промыл рану Рошона, над которой работал отец. Несколько осколков зуба застряли внутри, и Лирин, что-то бормоча себе под нос, начал удалять их щипцами и острым как бритва ножом.
— Бездна их всех забери, — проворчал Лирин, вытаскивая первый кусочек зуба. За его спиной Риллир замолчал. — Они посылают половину нас на войну, и все им мало. Как они ухитряются найти смерть, живя в самом тихом из городов? Лучше бы Рошону не искать этого проклятого штормом белоспинника.
— Они искали его?
— Да, они охотились, — сплюнул Лирин. — Уистиоу и я обычно шутили о том, почему светлоглазые так любят охоту. Если ты не можешь убить человека, ты убиваешь зверей. Да, ты нашел то, что искал, Рошон.
— Отец, — тихо сказал Каладин. — Очнувшись, он вряд ли отплатит тебе добром.
Светлорд, лежавший на спине с закрытыми глазами, что-то тихо мямлил.
Лирин не ответил. Он выдернул еще один кусок зуба, и Каладин промыл рану. Потом отец прижал пальцы к стенке большой дыры, проверяя ее.
Да, еще один кусок клыка, торчащий из мышцы внутри раны. Прямо за ним проходит бедренная артерия, самая крупная на ноге. Лирин протянул нож и очень аккуратно вырезал обломок. Потом задержался на мгновение, с кончиком ножа на волосок от артерии.
Если он перережет... подумал Каладин. Рошон умрет за несколько минут. Он жив только потому, что клык не попал в артерию.
Обычно уверенная рука Лирина дрогнула. Он посмотрел на Каладина и вынул нож, не коснувшись артерии, потом щипцами вытащил окровавленный обломок кости. Отложив ее в сторону, он спокойно протянул руку за иголкой и ниткой.
За его спиной Риллир перестал дышать.
* * *
Этим вечером Каладин сидел на ступеньках своего дома, сложив руки на коленях.
Рошона отвезли в имение, там за ним будут ухаживать его личные слуги. Тело его сына — в холод подземелья, и гонец уже мчался к Преобразователям с требованием заняться трупом.
Над горизонтом стояло солнце, красное как кровь. И куда бы Каладин ни посмотрел, мир был красным.
Дверь операционной хлопнула, и отец — такой же усталый, как и Каладин, — неверной походкой вышел наружу. Он глубоко вздохнул, сел рядом с Каладином и тоже уставился на солнце. Интересно, ему тоже оно видится кровавым?
Они молчали, пока солнце медленно опускалось за горизонт. Почему оно красивее всего именно тогда, когда готово исчезнуть в ночи? Быть может, оно злится, что приходится уходить? Или, как балаганщик, дает представление перед отъездом?
Почему самая яркая субстанция человеческого тела — кровь — скрыта под кожей, и никто не видит ее, пока не произойдет что-нибудь плохое?
Нет, подумал Каладин. Кровь не самое яркое, что есть в человеке. Глаза тоже могут быть очень красочными. Кровь и глаза. И то и другое человек наследует от родителей. Как и принадлежность к аристократии.
— Сегодня я видел человека изнутри, — наконец сказал Каладин.
— Не в первый раз, — ответил Лирин, — и, конечно, не в последний. Я горжусь тобой. Я ожидал, что ты заплачешь, как обычно делаешь, когда мы теряем пациента. Ты учишься.
— Я не имел в виду раны, — сказал Каладин.
Лирин какое-то время не отвечал.
— Да, понимаю.
— Ты бы дал ему умереть, если бы меня здесь не было, верно?
Молчание.
— И почему нет? — спросил Каладин. — Это бы спасло нас!
— Я бы не просто позволил ему умереть. Я бы убил его.
— Ты мог бы дать ему истечь кровью, а потом сказать, что не сумел спасти его. Никто бы не стал тебя спрашивать. Ты мог.
— Нет, — ответил Лирин, глядя на закат солнца. — Не мог.
— Почему?
— Потому что я не убийца, сын.
Каладин задумался.
Лирин поглядел куда-то вдаль.
— Кто-то должен начать. Кто-то должен сделать шаг вперед и поступать правильно, только потому, что это правильно. Если никто не начнет, остальные не пойдут за ним вслед. Светлоглазые изо всех сил убивают друг друга и убивают нас. Из леса принесли не всех. Элдс и Милп. Рошон бросил их там.
Элдс и Милп. Два горожанина, которые тоже участвовали в охоте; команда, несшая двух раненых светлоглазых, не взяла их с собой. Рошон, боявшийся за Риллира, приказал оставить их, чтобы передвигаться быстрее.
— Светлоглазые не заботятся о жизни, — сказал Лирин. — А я обязан. Вот почему я бы не дал Рошону умереть, даже если бы тебя здесь не было. Хотя благодаря тебе я перестал сомневаться.
— Очень жаль, — сказал Каладин.
— Ты не должен так говорить.
— Почему?
— Сын, мы должны быть лучше их. — Он вздохнул и встал. — Иди спать. Ты мне можешь понадобиться, если принесут Милпа и Элдса.
Очень маловероятно; скорее всего, оба давно мертвы. Те, кто принес светлоглазых, сказали, что у них очень плохие раны. Да и белоспинники все еще там.
Лирин пошел внутрь, но Каладин остался.
Дал бы я ему умереть? спросил себя Каладин. Легкое движение ножа, и он был бы там.
Рошон принес городу и их семье только вред, но оправдывает ли это убийство?
Нет. Прямое убийство ничем нельзя оправдать. А что с обязанностью помогать? Не помочь — совсем не то же самое, что убить. Совсем другое.
Каладин все думал-думал, самыми разными способами взвешивая слова отца. И, наконец, с ужасом понял. Он бы дал Рошону умереть на столе. Это было бы лучше для семьи Каладина; это было бы лучше для всего города.
Когда-то отец высмеял его желание идти на войну. И сейчас, когда Каладин сам решил стать хирургом, мысли и поступки Кала казались ему ребяческими. Но Лирин считал, что Каладин не способен на убийство.
Ты даже не можешь наступить на крэмлинга без чувства вины, сын, говорил он. Вонзить копье в человека совсем не так легко, как ты думаешь.
Отец ошибался. Пугающее, ошеломляющее открытие. Не глупые мечты или сны наяву о боевой славе. Реальность.
В это мгновение Каладин понял, что может убить, если понадобится. Некоторых людей — как гниющий палец или раздробленную ногу — необходимо уничтожить.
Глава сорок вторая
Нищие и официантки
Как и сверхштормы, они появляются регулярно, но непредсказуемо.
Слово Опустошение дважды применяется в рассказах об их появлениях. Смотри страницы 57, 59 и 64 "Рассказов при свете камина".
— Я пришла к выводу, — объявила Шаллан.
Джаснах, оторвавшись от исследования, посмотрела на нее. С необычным для нее уважением она отложила книгу в сторону и уселась спиной к Вуали, разглядывая Шаллан. — Очень хорошо.
— То, что вы сделали, легально и справедливо, в юридическом смысле, — сказала Шаллан. — Но не морально и, безусловно, не этично.
— Итак, ты разделяешь мораль и закон?
— Почти все философы согласны с этим.
— Ты тоже так думаешь?
Шаллан заколебалась.
— Да. Можно быть моральным, не следуя закону, и, наоборот, можно действовать аморально, следуя закону.
— Но ты сказала, что я действовала "справедливо", хотя и "аморально". Мне кажется, что определить различие между ними не так-то легко.
— Действие может быть справедливым, — сказала Шаллан. — Это что-то сделанное, его можно рассматривать независимо от намерений. Убийство четырех человек с целью самозащиты — справедливо.
— Но аморально?
— Моральность имеет дело с вашим намерением и рассматривает ситуацию в более широком контексте. Искать человека только для того, чтобы убить его, аморально, Джаснах, независимо от возможного результата.
Джаснах постучала по столу кончиком ногтя. Она надела перчатку, камни на сломанном Преобразователе распирали ее. Прошло уже две недели. Конечно, она уже обнаружила, что прибор не работает. Почему она так спокойна?
Почему пытается сохранить это в тайне? Возможно, боится, что потеряет политическую силу. Или сообразила, что ее Преобразователь подменили. А может быть, Джаснах, несмотря ни на что, вообще не пыталась использовать Преобразователь? Шаллан должна была уехать, давно. Но если она уедет до того, как Джаснах откроет подмену, все подозрения падут прямо на нее. Беспокойное ожидание почти свело Шаллан с ума.
Наконец Джаснах кивнула и вернулась к книге.
— Вам нечего сказать? — удивилась Шаллан. — Я только что обвинила вас в убийстве.
— Нет, — ответила Джаснах. — Убийство — юридическое определение. Ты сказала, что я убила неэтично.
— Вы думаете, что я ошибаюсь, верно?
— Да, — ответила Джаснах. — Но, во-первых, ты веришь в то, что говоришь, и, во-вторых, за твоими словами стоит разумная мысль. Я просмотрела твои заметки и поняла, что ты разобралась в различных философских системах. И, в некоторых случаях, высказала очень проницательные замечания. Урок оказался очень поучительным. — Она открыла книгу.
— И это все?
— Конечно нет, — сказала Джаснах. — Мы еще вернемся к философии; но сейчас я удовлетворена тем, что ты заложила твердую основу для будущего изучения.
— Но я все еще считаю, что вы не правы. Я все еще думаю, что в этом случае существует абсолютная Правда.
— Да, — сказала Джаснах, — и тебе потребовалось две недели борьбы, чтобы прийти к такому заключению. — Джаснах посмотрела Шаллан в глаза. — Это было не просто, а?
— Да.
— И ты все еще сомневаешься?
— Да.
— Вполне достаточно. — Джаснах слегка сузила глаза, на ее губах появилась мягкая утешающая улыбка. — Пойми, дитя, что я пытаюсь делать добро. Будем надеяться, что это поможет тебе сражаться со своими чувствами. Иногда я спрашиваю себя, не могу ли я достичь большего со своим Преобразователем. — Она повернулась и углубилась в чтение. — На остаток дня ты свободна.
Шаллан мигнула.
— Что?
— Свободна, — повторила Джаснах. — Можешь идти. Делай все, что придет в голову. Обычно ты рисуешь нищих и официанток, но выбирай сама. Уходи.
