— Только если я не сильно вас обременю, — вздохнула она.
Аггрефьер просиял.
— Ни в коем случае! — Он помотал головой. — У меня нет человеческой еды, чтобы вас угостить, но, может, я смогу предложить вам отвар из трав? Он придаст сил после долгой дороги. Завтра сможете отправиться в путь отдохнувшей, когда рассветет.
Аэлин лениво кивнула. После предложения Теодора остатки сил покинули ее, и сейчас она могла думать только о том, чтобы забыться сном. Ненадолго ей это удалось. До нее изредка доносились звуки, с которыми Теодор возился у очага, готовя травяной отвар. Эти звуки вырывали ее из хрупкой полудремы, и она вздрагивала, тут же вновь ощущая навалившуюся усталость.
В какой-то момент трехпалая рука осторожно легла ей на плечо.
— Леди Аэлин? — тихо позвал Теодор. Во второй руке он сжимал глиняную чашку с отваром. — Я дал ему немного остыть, чтобы было не слишком горячо пить.
Аэлин потянулась на стуле, на котором сидела, и потерла глаза.
— Спасибо вам, Теодор. Вы очень добры.
— Я лишь хочу поступить правильно, — мягко произнес аггрефьер. Он умиротворенно уселся напротив гостьи, из его жестов исчезла прежняя нервозность. Теодор молча наблюдал за тем, как гостья осушила чашку, а затем забрал ее и отставил прочь.
— Крепкого вам сна, леди Аэлин, — сказал он.
Аэлин хотела ответить, но уже не сумела. Ее накрыла долгожданная темнота.
* * *
Сонный лес, Везер.
Тринадцатый день Сойнира, год 1490 с.д.п.
После того, как расстался с Аэлин, Дезмонд некоторое время брел по лесу в одиночестве, решив свернуть с основного тракта, дабы не попасться случайным разбойникам, однако в темноте начал слишком часто спотыкаться и вскоре решил, что необходимо устроить привал.
Пока он сумел обустроить себе приличное кострище и, сыпля проклятьями, разжег его, прошло несколько часов. Дезмонд совершенно выбился из сил.
Привалившись к большому дереву, он сел на свою дорожную сумку и уставился в темноту. Смешанный Сонный лес казался ему неприветливым, даже зловещим. Не чета малагорским паркам.
Дезмонд зажмурился, стараясь отогнать от себя мысли об Обители Солнца.
Мне никогда туда не вернуться. Как прежде, уже не будет.
По телу данталли разлилась дрожь, и он обхватил себя за плечи, не понимая, дрожит он от страха или от холода. Костер грел, но полностью отогнать промозглый холод Сонного леса не мог. Страх — перед будущим, перед опасностями, перед новым смутным временем — то и дело вонзал в Дезмонда свои острые когти. Что будет дальше? Куда ему идти? Где попытаться устроить себе спокойную жизнь? Возможно ли это здесь, на материке?
Эти вопросы грызли Дезмонда изнутри и, не сумев найти ни одного успокаивающего ответа, он закрыл лицо руками и тихо заплакал.
* * *
Теодор Гласс не помнил, когда в последний раз работал так отчаянно и спешно. Хотя его отвар должен был заставить Аэлин Дэвери пролежать в глубоком сне всю ночь, аггрефьер торопился. Он не был уверен, что Тарт, по какой-то причине благоволящая к этой охотнице, не заставит ее очнуться раньше. Впрочем, в этом случае он может рассчитывать, что окажется быстрее Аэлин. С ней он сладить сможет, а вот с Мальстеном… если этот данталли и впрямь очнется и застанет Теодора за этим занятием, добром это не кончится. Нельзя, ни в коем случае нельзя, чтобы Мальстен приходил в себя. Ведь его тоже предстоит похоронить!
Без гроба, без гроба! Так будет быстрее! — Эта мысль назойливо стучала в голове Теодора. Если хоронить без гроба, успеть гораздо проще. Но такого пренебрежения к Рорх аггрефьер себе позволить не мог. Этого богиня и Жнец Душ не простят, это станет для них оскорблением. Чтобы вестник беды — и так поступил? Нет, нет, это святотатство. Люди часто бросаются этим словом, даже не подозревая, что это такое!
Злость придала Теодору сил. В горле клокотало, и он изредка запрокидывал лысую голову на тонкой шее, издавая жалкое подобие стона, и близко не способного сравниться с настоящим поминальным криком аггрефьера. Теодора захватывало предвкушение. Он ждал смерти, которая должна была случиться уже много раз, но отступала.
Ждал, продолжая наспех сколачивать гроб из неровных занозистых досок, которые нашел на тракте — вероятно после разбойничьего налета на телегу с провиантом, — и которые собирался пустить на растопку. Ни один приличный гроб, конечно, из таких было не соорудить. Будь у Теодора время на щепетильность, он счел бы свое творение таким же оскорблением Рорх, как и зарывание тел охотницы и данталли в сырой земле вовсе без гроба! Однако мог ли он знать? Мог ли догадываться, что в эту роковую ночь ему предстоит помочь воле богини исполниться? Рорх, надо думать, прогневалась бы куда сильнее, если б аггрефьер проигнорировал этот зов.
Походящий на птичий клюв нос вестника беды жадно втянул влажный морозный воздух.
Хоть бы земля легко поддалась! — уповал он на волю Рорх, продолжая свое упорное занятие. Он надеялся успеть до зари.
Ему удалось. Когда первые лучи рассветного солнца прорезали небо, аггрефьер вынес из дома охотницу, все еще находящуюся под действием отвара и не приходящую в себя. Тщедушному аггрефьеру нести женщину было тяжело, но он упорствовал и держал священный дар Рорх крепко в своих длинных трехпалых руках. Кряхтя и пыхтя от напряжения, он все же сумел донести Аэлин Дэвери до наспех сколоченного гроба и осторожно уложить ее туда. Она тихо застонала во сне, и Теодор в страхе замер, держа в руках крышку, боясь, что охотница вот-вот придет в себя. Но боги оказались милостивы к старательному аггрефьеру и не пробудили женщину от крепкого сна.
Теодор медленно опустил крышку гроба, последний раз взглянув в умиротворенное лицо Аэлин Дэвери.
Хорошо бы заколотить, — подумал он. Однако почва должна была сработать не хуже гвоздей и придавить крышку своим весом.
Теодору вновь пришлось напрячься всем телом, чтобы скатить поставленный на импровизированные тканевые полозья гроб в вырытую яму. Получилось неровно, крышка немного съехала, да и могила была недостаточно глубокой, но на большее Теодору не хватило бы ни сил, ни времени. Отдышавшись, он замер, и прислушался. Аэлин не приходила в себя.
Пора!
Вновь взявшись за лопату, Теодор принялся зарывать могилу. На это ушли почти все его силы, однако, примяв землю в последний раз, он остановился и оценил свои труды по достоинству. Этот клочок земли отличался от других, и первое время будет легко распознать здесь могилу. Впрочем… могила — близ жилища аггрефьера? Кому придет в голову удивляться?
* * *
Сначала вокруг не было ничего. Мальстен мог бы сказать, что пустота окружала его довольно долго, однако там, где он оказался, время теряло всякий смысл. Единственное, что сопровождало его почти постоянно, — какой-то редкий мерный стук. Глухой, но различимый, напоминавший очень медленный ритм.
Затем ритм стал обретать краски. Синий сполох, затем белый… словно нечто пыталось проступить сквозь черную пустоту, явить себя. Постепенно цвета приобрели очертания, которые задерживались в густой черноте, маня к себе, как блуждающие огоньки.
Мало-помалу Мальстен начал чувствовать, что под ногами есть нечто твердое, по чему можно пройти, и медленно стал пробираться к манящим силуэтам домов, затянутых призрачным туманом и отдаленно напоминавших Фрэнлин. Поначалу идти было трудно: что-то будто не желало отпускать его, тянуло назад. Но Мальстен продолжал идти и наконец сумел выйти на мощеную улицу, ведущую к большому дереву, пробившему себе путь наверх прямо сквозь камни дороги. Толстые ветви облысели: похоже, в этом призрачном городе стояла середина осени. Небо затягивали сизые облака, пропускавшие лишь рассеянный, сероватый дневной свет.
Под ветвями мощного дерева стояла чья-то фигура. Мальстен безошибочно узнал того, кто поджидал его здесь, ведь его образ отпечатался в памяти намертво.
Сезар Линьи.
— Здравствуй, Мальстен, — поздоровался бывший наставник.
— Ты мне снишься? Снова?
Собственный голос показался Мальстену приглушенным, будто утопленным в слишком густом влажном воздухе.
— Нет, Мальстен. Это не сон. Ты знаешь, где ты?
— Нет, — последовал честный ответ. Обычно Мальстен страшился показывать Сезару свои слабые места, какими бы они ни были, однако на этот раз ему совсем не хотелось врать наставнику.
— Подумай, — вздохнул Сезар. — Прислушайся. Что ты слышишь?
Мальстен прикрыл глаза. Вокруг него вновь сомкнулась чернота. Он на миг испугался, что образ города вместе с Сезаром канут в небытие, но заставил себя сосредоточиться и последовать совету наставника. Он слушал.
— В городе совсем тихо, — сказал он. — Ни людей, ни животных, ни птичьего пересвиста. Только изредка доносится какой-то мерный стук. Ты его слышишь?
Мальстен открыл глаза и посмотрел на Сезара. Тот лишь моргнул в ответ. Ни улыбаться, ни отвечать он не стал.
— Что это, по-твоему, такое? — упорствовал он в своем расспросе.
— Больше всего похоже на… пульс, — нахмурился Мальстен. — Только очень медленный.
В голову пришла одна мысль, но она показалась почти безумной.
— Это мое сердце? Одно?
— Верно, — кивнул Сезар.
— Значит, я ускользнул на теневую сторону мира? — Мальстен почувствовал досаду и опасение. Он не мог припомнить, при каких обстоятельствах это произошло, но предчувствовал нечто очень недоброе.
— Расплата оказалась для тебя слишком сильной, — спокойно сказал Сезар. — Она забрала тебя сюда. Но лишняя энергия ушла, и ты готовишься вернуться.
Мальстен склонил голову изучая наставника.
— А ты — мой проводник обратно? Ты по-настоящему здесь?
На этот раз на лице Сезара показалась снисходительная улыбка.
— Нет, Мальстен. Сезара Линьи, которого ты знал, давно нет в живых. Я — та часть тебя, которую ты с ним отождествляешь. Образ, который живет в твоей памяти. Я не сам пришел сюда, это ты вызвал меня. Выбрал именно такой вариант пробуждения. Кажется, ты хочешь о чем-то со мной поговорить.
Мальстен отвел взгляд.
— Вряд ли нам есть, о чем говорить. Лучше помоги мне вернуться. Я ведь за этим позвал тебя сюда?
Сезар нахмурился, и Мальстен мог поклясться, что видит на его лице сочувствие. Впрочем, теперь, когда он знал, что это не истинный его наставник, нетрудно было разглядеть на этом лицо что угодно.
— Я — твой проводник обратно, ты прав. Только вернуть я тебя смогу лишь после того, как ты получишь от меня то, зачем позвал.
Мальстен задумался.
— Сезар Линьи, которого я знал, всегда указывал на мои ошибки. Если я выбрал в качестве проводника тебя, стало быть, ты здесь за этим. Указать мне на ошибки. Верно?
Сезар кивнул.
— Для этого тебе нужно вспомнить, что произошло перед тем, как ты ускользнул.
Мальстен попытался воскресить в памяти лениво плывущие образы мира, который сейчас был от него невообразимо далек. Что он помнил?
— Я помню Ийсару, — покачал головой Мальстен. — Она пришла, чтобы… — Он осекся и поднял на Сезара отчаянный взгляд. — Боги, она ведь провела во дворец захватчиков! Она сделала это, чтобы отомстить мне!
— И ей это удалось, — прикрыв глаза заметил Сезар. — Ты пошел с ней, не заподозрив угрозы. Доверился женщине, затаившей на тебя обиду.
Мальстен поджал губы. Сейчас он и сам понимал, насколько глупо поступил, хотя в тот момент он лишь хотел как лучше.
— Все получилось бы, если б…
— Если б Колер и его люди каким-то образом не сделали себя похожими на хаффрубов и вдобавок не надоумили Ийсару сковать тебя красной накидкой? — Сезар скептически хмыкнул. — Ты понимаешь, что во всем, что может тебя оправдать, слишком много «если»?
Возразить было нечего. Мальстен опустил голову, почувствовав себя нашкодившим мальчишкой.
— Ты слишком часто уповаешь на удачу, — недовольно цокнул языком Сезар. — А играешь при этом по-крупному. Даже слишком. В таких делах можно рассчитывать на удачу, только если ты баловень судьбы, да и то с осторожностью. А тебя, Мальстен, баловнем судьбы даже с большой натяжкой назвать сложно.
Мальстен хмыкнул.
— Я уповал не на удачу, — возразил он. — Столько раз мне доказывали, что я чуть ли не всесилен. Но стоит мне на это понадеяться, как находится какая-то мелочь, которая доказывает мне обратное.
— Разве не поэтому я всю твою молодость учил тебя тому, что ты не всесилен? Не для того ли называл бездарью? — На лице Сезара вдруг показалась печальная улыбка. Он внимательно посмотрел на своего ученика. — Мальстен, ты хоть раз задумывался, зачем я на самом деле это делал?
Эти слова заставили Мальстена поморщиться.
— Сезар, а не ты. Ты лишь часть меня, откуда ты можешь знать, что им двигало?
— Потому что я — единственная часть тебя, которая способна это понять. Мальстен, надо быть полным идиотом, чтобы по-настоящему считать тебя бездарью. — Сезар пожал плечами и невесело усмехнулся. — Никто не смог бы искренне назвать тебя так при всем желании. Для этого нужно знать хоть одного данталли, кто обращался бы с нитями лучше тебя, а я не уверен, что хоть кому-то на Арреде встречалось такое существо со дня падения острова Ллиан.
Сезар глубоко вздохнул и перевел взгляд на опустившего голову ученика. Отчего-то слова о силе и мощи вызывали в нем необъяснимую горечь.
— Но сила опьяняет, Мальстен. Кого как: кто-то чувствует вседозволенность, кто-то безнаказанность, кто-то считает, что ему все нипочем, кто-то верит в свою неуязвимость, кто-то считает, что он все контролирует. И далеко не все готовы брать на себя ответственность, которая уравновешивает силу на второй чаши весов.
Мальстен нахмурился.
— Мне не было дела до власти, — в сердцах произнес он.
— Было, — возразил Сезар. — Другое дело, что ты считал это неблагородным, поэтому не стремился к экспансии. По крайней мере, в явном виде. — На губах Сезара показалась заговорщицкая улыбка. Мальстен поднял на него возмущенный взгляд.
