— Конечно, гражданин коммодор.
— Людивин, — продолжил Конидис, обращаясь к гражданке Людивин Гримо, офицеру связи своего штаба, — я собираюсь провести конференцию по связи со всеми нашими командирами эскадр и дивизионов. Подготовьте ее как можно скорее, пожалуйста.
— Сию минуту, гражданин коммодор.
В отличие от Санчеза, который все еще казался полностью сосредоточенным на поставленной задаче, Гримо явно испытала облегчение от того, что ей есть чем заняться, и Конидис коротко улыбнулся ей. Затем он повернулся к Санчезу и к гражданке капитану Эгерт, видимой по комм-связи.
— Планы изменились, — сказал он им обоим. — Мы не собираемся ударять непосредственно по планете.
Брови Эгерт поднялись, но ему показалось, что в ее глазах он увидел отражение своего собственного облегчения. Санчез, с другой стороны, нахмурился... как и ожидалось, допустил Конидис.
— Однако мы не собираемся просто пойти домой, — мрачно продолжал он. — Мы в долгу перед этими людьми, и мы собираемся уничтожить каждый корабль, каждую космическую станцию, каждый центр добычи ресурсов, а также все системы связи и сбора энергии, которые есть у них. Мы собираемся полностью уничтожить их внеатмосферную инфраструктуру, и если у нас будет время, мы также уничтожим точечными ударами любую инфраструктуру, которая у них есть на планете. Теперь, когда эти ублюдки знают, кто мы такие, мы не собираемся совершать прямого нарушения Эриданского эдикта, но сделаем все, что он не запрещает. И, честно говоря, — он оскалился, — после того, что уже случилось с нами, я буду наслаждаться каждой минутой этого.
Санчез все еще казался менее чем довольным решением Конидиса отказаться от того, что с самого начала было главной целью миссии, но, судя по выражению его лица, он был полностью согласен с последним предложением гражданина коммодора. Вообще-то, Эгерт тоже выразительно кивнула.
— Хорошо, — оживленно продолжил гражданин коммодор, — во-первых, я думаю, что мы...
— Извините, гражданин коммодор.
Конидис нахмурился, услышав, что его прервали, и повернул голову.
— В чем дело, Джейсон? — спросил он более резко, чем он обычно говорил со своим оперативным офицером.
— Извините, что прерываю, гражданин коммодор. — Что-то в выражении гражданина лейтенант-коммандера Пети внезапно направило холодную сосульку по спине Конидиса. — Прошу прощения, что прерываю, — повторил Пети, — но БИЦ только что засек три свежие импеллерные сигнатуры на планетарной орбите.
— И? — спросил Конидис, когда Пети сделал паузу. Планета была все еще более чем в ста миллионах километров, далеко за пределами любой дальности стрельбы, о которой он должен был беспокоиться, даже если бы в его магазинах все еще были Катафракты.
— И БИЦ предварительно их идентифицировал, гражданин коммодор, — тихо сказал оперативный офицер. — Они определили их как два тех больших эревонских крейсера... и еще корабль боеприпасов.
Сантандеру Конидису потребовалось почти пять секунд, чтобы понять, что он тупо смотрит на Пети, а тишина на флагманском мостике КНФИ "Чао Кун Мин" была абсолютной.
ЧАСТЬ III
Глава 61
Конец 1921 и начало 1922 гг. э. р.
(4023 и 4024 гг. христианской эры)
Леонард Детвейлер, генеральный директор и держатель контрольного пакета акций "Консорциум Детвейлер", фармацевтической и бионаучной корпорации, основанной на Беовульфе, обнаружил у себя много денег, но он не очень симпатизировал кодексу биоэтики Беовульфа, возникшему после Последней войны Старой Земли и ведущей роли Беовульфа в восстановлении жестоко разрушенного материнского мира. С той войны прошло почти пятьсот лет, и Детвейлер считал, что человечеству давно пора преодолеть свой "страх Франкенштейна" (как он описал это) перед генетической модификацией человеческих существ. Он считал, что просто имело смысл ввести разум, логику и долгосрочное планирование в случайность хаоса и расточительности естественного эволюционного отбора. И, как он отмечал, в течение почти полутора тысяч лет расселение человечества по звездам уже переносило генотип человека в среду, которая была, естественно, мутагенной в масштабах, которые никогда не представлялись на докосмической Старой Земле. По сути, утверждал он, простая транспортировка человеческих существ в такие радикально различные среды приведет к значительным генетическим вариациям, поэтому не было смысла поклоняться какому-то полумифическому "чистому генотипу человека".
Поскольку все это было правдой, Детвейлер далее утверждал, что имело смысл генетически модифицировать только колонистов для окружающей среды, которая в любом случае заставит их потомков мутировать ради выживания. И это был лишь небольшой шаг вперед, чтобы утверждать, что, если это имело смысл для генетической модификации человека в средах, в которых они должны были бы жить, также имело смысл генетически модифицировать их, чтобы они лучше соответствовали условиям, в которых им придется работать.
— Энтони Рогович,
"Детвейлеры: Семейная биография".
(Неопубликованная и незавершенная рукопись, обнаруженная среди бумаг Роговича после его самоубийства.)
Ноябрь 1921 года э. р.
Королева Берри выглядела немного озадаченной флагманским мостиком "Чао Кун Мина". Вернее, "Спартака", как его решило переименовать правительство Факела.
— Позвольте мне прояснить. Вы управляете сражениями отсюда?
— Я могу заверить вас, ваше величество, что после того, как вы проведете некоторое время на одном из них, — адмирал Розак махнул рукой вокруг, — все это действительно обретет смысл, вместо того, чтобы казаться несметным множеством мигающих огней и странно выглядящих значков. При наличии опыта, например, это — здесь он указал на тактическую схему — наиболее удобное приспособление. И довольно легко интерпретируемое, хотите — верьте, хотите — нет.
Берри изучала обсуждаемое приспособление с большим сомнением.
— Это похоже на видео, которое я однажды видела. Документальный фильм о глубоководных светящихся рыбах, выглядевших действительно странно и передвигающихся совершенно случайно, насколько я могу судить.
Он усмехнулся.
— Я знаю, что, на первый взгляд, это чересчур. Мне было девятнадцать лет, когда я в первый раз вышел на флагманский мостик — это был старый "Князь Игорь" — и я чуть не натолкнулся на тактическую схему, так я был растерян. За это моя задница получила одну из худших трепок, если вы меня простите за грубое выражение.
Берри улыбнулась, но эта улыбка исчезла в ближайшее время.
— Вы уверены в этом, Луис?
Она говорила неофициально, потому что в течение нескольких недель после того, что получило название битвы при Факеле, через небольшое число лидеров Факела, кто знал правду об убийстве Штейна и событиях, которые последовали за случившимся на "Цене греха" и в других местах пронеслись тихие, но глубокие кардинальные изменения. Изменения в том, как они смотрели на контр-адмирала Луиса Розака.
До битвы они считали Розака союзником, это правда. Но это был чисто союз по расчету, и ни один из них не доверял адмиралу. "Не настолько, чтобы не кинуть его — когда я был малышом", как выразился Джереми. Действительно, они не только не доверяли Розаку, но и относились к нему с глубоким подозрением.
Сегодня все еще было маловероятно (мягко говоря), что кто-нибудь спутает адмирала со святым. Но было невозможно сопоставить предыдущую оценку Розака как человека, движимого единственно, всецело и исключительно его собственными амбициями, с адмиралом, который возглавил оборону Факела при такой невероятной цене для своих собственных сил и с риском для собственной жизни.
Человек, движимый яростными амбициями, да. Исключительно амбициями, однако... Нет. В это больше невозможно было поверить.
При этом, однако, растущая теплота внутреннего круга Факела по отношению к адмиралу была свечой по сравнению с восторженными объятиями, которыми население Факела приветствовало выживших в битве майянских людей. Любой офицер или матрос флота, отправившийся на планету — и там не было никого, кто бы этого не сделал, за исключением тех, кто все еще был слишком тяжело ранен, чтобы совершить поездку — клялся тогда и после этого, что не было, никогда не существует сейчас и никогда не будет в будущем увольнения на берег лучше, чем то, которым они наслаждались на Факеле в течение нескольких недель после битвы.
Никто на Факеле не сомневался, что эти сражавшиеся майянские мужчины и женщины спасли население планеты от полного уничтожения. Не тогда, когда начали говорить офицеры госбезопасности, которые остались в живых в битве, и те, которые сдались после нее.
А они начали говорить очень быстро, и они говорили, говорили и говорили. Их подталкивал страх перед тем, что Факел передаст их Республике Хевен. Затем их начали допрашивать Джереми Экс и Сабуро, и в течение двух дней глубокой надеждой каждого сотрудника государственной безопасности стало то, что они будут переданы флоту Хевена.
Представления Джереми Экса о "законах войны" и надлежащих правилах обращения с военнопленными встретили бы одобрение гунна Аттилы. И хотя Берри Зилвицки, возможно, шикала на Джереми, она не собиралась заставлять замолчать Сабуро.
Каждый допрос он начинал с того, что помещал голографическое изображение между собой и допрашиваемым. "Ее звали Лара. И ее призрак действительно, действительно, действительно хочет, чтобы ты рассказал мне все, что знаешь. Или ее призрак будет очень, очень, очень раздражен".
Поэтому в течение нескольких дней они знали все — по крайней мере, все, что было известно Сантандеру Конидису и другим выжившим офицерам. Но этого было достаточно, чтобы понять три важнейших момента.
Во-первых, "Рабсила" с уверенностью стояла за всем этим заговором. Во-вторых, система Мезы сыграла важную роль в обеспечении обучения и материально-технической поддержки. И, в-третьих, и вне всякого сомнения, "Рабсила" спланировала и приказала полностью нарушить Эриданский эдикт.
Однако, после этого — к немалому удивлению Конидиса и его подчиненных — все угрозы и жестокое обращение прекратились. В течение месяца все выжившие из государственной безопасности были переселены на остров и снабжены необходимыми материалами для постройки достаточно удобных, хотя и простых жилых помещений, а также достаточным запасом продовольствия, доставляемого раз в неделю под усиленной охраной.
Вооруженные силы Факела не выставляли никакой охраны на самом острове, и даже не занимались морским патрулированием, за исключением небольшого количества судов. Но наиболее предприимчивые сотрудники бывшей государственной безопасности, которые экспериментировали с возможностью попыток побега морем, вскоре отказались от этого. Оказалось, что формы жизни в теплых океанах Факела были столь же обильными, как и во влажных тропических лесах. Особенно хищник, который выглядел как десятиметровый гибрид омара и ската-манты, и чьи диетические предпочтения, казалось, исключали камни, но абсолютно ничего больше.
* * *
Эта мера была предпринята по просьбе Розака.
— Я действительно был бы гораздо счастливее, если бы знал, что ни один из этих выживших не смог рассказать никому — в том числе и Хевену — что именно здесь произошло, и каким оружием я обладал, и какую тактику использовал.
— Конечно, адмирал, — сказал Дю Гавел. — Но... ах... это все еще оставляет само население Факела. Которое, по последним данным, составляет чуть более четырех с четвертью миллиона людей и возрастает — это только иммиграцией — почти на пятнадцать тысяч людей каждую стандартную неделю.
Розак пожал плечами.
— Это не идеальный мир. Но у выживших из государственной безопасности был бы стимул говорить — скорее, выложить все начистоту, как только Хевен доберется до них — а у ваших людей этого нет. На самом деле, из того, что я слышал, вы начали очень эффективную народную кампанию по установлению и поддержанию высокого уровня безопасности.
— Да, верно, — сказал Хью.
Берри взглянула на него, улыбнулась — а затем скорчила гримасу.
— Я все еще думаю, что "болтливые губы топят корабли" — банальный лозунг.
— Так и есть. Это тоже работает. — Были некоторые темы, в отношении которых Хью Араи не испытывал никакого стыда. — Как долго вам нужно, чтобы мы держали их, адмирал?
— Честно говоря, не знаю. В уравнении для нас все еще слишком много переменных, чтобы мы могли знать, что будет происходить. Если содержание заключенных сопряжено с финансовыми трудностями, я могу поговорить с губернатором Баррегосом и посмотреть, не...
Дю Гавел отмахнулся.
— Не беспокойтесь об этом. Чего у Факела нет, это нехватки или ограничений финансов, даже с учетом необходимости оказывать начальную поддержку иммигрантам, большинство которых обычно прибывает не более чем с одеждой, которую они носят. Но поддержка обычно длится недолго, потому что рынок труда находится на подъеме. Множество фармацевтических компаний почитают за счастье обосноваться здесь и заменить "Рабсилу" в любых операциях.
Веб обменялся взглядами с Джереми, Берри и Танди Палэйн.
— Считайте, что дело сделано, адмирал, — сказала затем Палэйн с одной из своих одновременно ослепительных и свирепых улыбок. — Мы будем держать их на острове так долго, как вы хотите.
* * *
— Вы уверены, Луис? — повторила Берри сейчас. — Вы заплатили ужасную цену за этот корабль и те другие.
На мгновение лицо Розака показалось немного осунувшимся.
— Да, нам пришлось. Но есть несколько очень веских причин, по которым было бы лучше, если бы уцелевшие суда государственной безопасности были поставлены на службу Факелу, а не в Майе.
— Например? — спросила Берри.
Он посмотрел на нее, потом пожал плечами.
— Поверьте мне, это не случай неуместной галантности с моей стороны, ваше величество! — Он фыркнул с явным весельем, затем посерьезнел. — Дело в том, что для нас они были бы белыми слонами. Есть... причины, по которым мы бы предпочли, чтобы никто со Старой Земли не рылся в Майе, Берри, а если мы начнем принимать экс-хевенитские корабли на службу, кто-то, скорее всего, сделает именно это.
— И они вряд ли это сделают, когда туда дойдет весть о битве? Или вы думаете, что вам сойдет с рук простое ее замалчивание? — Берри знала, что она выглядела скептически. — Мы готовы держать рот на замке, Луис, но не забывайте все эти фармацевтические компании. Я предполагаю, что теперь очень скоро у нас тут появятся репортеры из Лиги, и, когда это случится, мы никак не сможем скрыть тот факт, что здесь в системе произошла битва! Оружие и фактические потери — это одно, но...
Она слегка пожала плечами, и он кивнул.
— Понятно. Но мы собираемся рассказать галактике, что настоящий бой вел флот Эревона. Наши корабли были ограничены флотилией, о которой все знают, что она защищала планету от любых ракет, которые, возможно, пришли бы. И мы также не планируем афишировать, насколько тяжелыми были наши потери. — Настала его очередь пожать плечами с проблеском боли в глазах. — Мы не можем скрыть от остальной части галактики, что мы потеряли здесь некоторых людей, но все наши официальные отчеты собираются указывать, что люди, которых мы потеряли, действовали как кадры, которые помогали дополнить эревонские экипажи. Единственные люди, которые могли бы рассказать кому-либо что-то иное, застряли на вашем острове, и никакой репортер — или лакей Лиги — не доберется до них там, не так ли?
