Зелар. Утро семнадцатого дня
Последняя партия гражданских рассаживалась по предоставленным Короной шаттлам. Не было ни толчеи, ни шума, ни скандалов — розовокожие держались с практически образцовой дисциплиной, беспрекословно выполняя требования руководившими погрузкой спасателями из городской службы.
Благодаря этому, почти полмиллиона жителей и гостей Зелара удалось эвакуировать за сутки. Даже с небольшим запасом. И Рам был вынужден признать правоту контрразведчика, настоявшего на начале эвакуации сразу по окончании зачистки захваченного 'дикарями' района.
Мандалорец отвлёкся от наблюдения за гражданскими, и поднял голову к небу. Занимался рассвет, самое любимое время суток Рама. Костас обожал встречать солнце, куда бы его не заносила судьба. Он искренне считал, что восход есть отображение сущности мира. Например, на Корусанте солнце о выглядывало из-за частокола небоскрёбов, скрываясь за миллиардами тонн стали и камня, как и сама планета. Солнца Татуина выходили бойцами на ринг, безжалостные к растяпам и неженкам. А Зелтрос... Зелтрос встречал утро нежной улыбкой. Лучи Зела ласкали кожу, словно нежные пальцы любимой.
Костас снял шлем, и улыбнулся, наслаждаясь ощущением тепла на лице. Мимо проплывали последние носилки с пациентами госпиталя. На одной из пациенток, смуглой и темноволосой, комендант на мгновение задержал взгляд.
— До встречи за Краем, Ракш'ика, — пробормотал он. — Я займу тебе место за пиршественным столом, рядом с мужем и братом.
И вновь поднял лицо к солнцу.
Позади раздались шаги Зары. В другое время Костас вряд ли отличил их от прочих, но сегодня среди лязга дроидов и тяжёлой поступи мандалорцев лёгкий стук каблуков не мог принадлежать никому иному.
— Кажется, ты был прав, — грустно произнесла экс-мэр, встав рядом с Рамом. — Все политики одинаковы — лживы, коррумпированы и продажны. Я внесла данные Ракши в базу туристов. Ни у кого не возникнет вопросов.
— Это не ложь, — Костас взял её за руку и прижал к своей щеке. И, как всегда, прикосновение Зары вызвало у него ощущение счастья. Ему было наплевать, что на них смотрят посторонние, что идёт война, что самому осталось жить от силы дня четыре. Всё померкло, отступило на задний план. Были только он и единственная женщина во Вселенной.
— Вернее, это ложь во благо, — открыв глаза, продолжил Рам. — Ты спасла Ракшу. И я тебе за это очень благодарен.
— Спасла... — тихо повторила Зара. — Пусть в малом, но предав корону. Солгав окружающим. Почему, чтобы совершить благо, приходится лгать? Так устроен твой мир?
Рам улыбнулся. Сунув руку в подсумок, он достал сложенный вчетверо лист флимси, и протянул зелтронке.
— Вот. Как закончится тут заварушка — слетай, и сама посмотришь.
Женщина непонимающе разглядывала набор символов и координаты, нацарапанные мелким неровным почерком по-старинке, от руки.
— Что это?
— Мой дом, — просто ответил Костас. — И ключ к системе безопасности. Теперь он твой.
Мандалорец растерялся, когда из глаз Ароры покатились слёзы. Она прижалась к его жёсткому, покрытому царапинами нагруднику и тихо плакала.
— Убей меня... — сквозь всхлипывания попросила Зара, и Костас почувствовал странную смесь раскаяния, вины, горечи, любви и обречённости. Кое кто из окружающих удивлённо оглянулся, ища источник эмпатического касания, но отыскав источник, предпочли переместиться подальше.
Костас растерянно обнимал Арору и пытался разобраться в сумбуре её чувств. Да, он тешил себя надеждой, что не безразличен ей. Ситх, он знал это! И ожидал слёз, даже глупого порыва остаться, но не подобной дикой просьбы.
— Всё нормально, — Костас осторожно погладил Зару по волосам. — Так устроен мир. Кто-то побеждает, кто-то проигрывает. В этом нет твоей вины.
Зелтронка подняла на него наполненные слезами глаза и твёрдо произнесла:
— Есть.
Она вложила листок флимси в руку мандалорца, сглотнула подступивший к горлу ком, и призналась:
— Это я помогла клонам проникнуть в город. Сообщила координаты прохода под горой, схему маршрута...
Слёзы текли из её глаз непрерывно, но Арора продолжала смотреть Костасу в глаза.
— Я должна была, понимаешь? Это мой долг — спасти своих людей. Ты называешь это ложью во благо, но я не могу, не хочу так жить...
Она протянула руку и неуклюже, неумело вытащила бластер из кобуры мандалорца. Тот не помешал. Просто стоял и смотрел, осмысляя услышанное. Он бы ничего не предпринял, реши Арора пристрелить его прямо здесь и сейчас. Но зелтронка отошла на шаг, упёрла дуло себе в грудь и положила руку Костаса на рукоять пистолета.
Оружие привычно легло в руку мандалорца. Может, неделей раньше он бы пришёл в ярость, или испытал боль. Может, и правда пристрелил бы. Но сейчас... Сейчас всё это было уже неважно. То, что сделала Зара, ещё больше уверило Костаса во мнении: эта женщина стоила любви. Арора всегда оставалась верной долгу, пусть и наперекор долгу Рама. И это вызывало восхищение мандалорца.
Костас мягко, осторожно отобрал у Зары пистолет, и спрятал обратно в кобуру.
— Ты всё сделала правильно, любимая, — сказал он, вновь вкладывая измятый лист флимси ей в ладонь. — Прощай.
Ласково проведя рукой по её щеке, мандалорец надел шлем, и, не оглядываясь, пошёл к своему спидеру.
Фронт. Двадцать километров от Зелара. Утро семнадцатого дня
'Перемирие' не означает 'мир'. Перемирие — это передышка, которую каждый старается использовать в свою пользу. Поэтому, пока молчали пушки, стороны готовились к продолжению боевых действий.
Сепаратисты лихорадочно укрепляли позиции. Сапёры возводили новые укрепления, строя их так, чтобы атакующие, прорвав одну линию, сразу же упирались в другую, ничуть не хуже оборудованную. Строились ДОТы, запасные артиллерийские позиции, блиндажи, километры подземных галерей для безопасной переброски пехоты, и всё это связывалось в гигантскую паутину, ждущую жертв.
Республиканцы тоже не сидели, сложа руки, и прилагали максимум усилий, чтобы свести свои потери при штурме к минимуму. Для этого использовались всё наличные средства разведки — от орбитальной съёмки до обычных разведгрупп, ползающих вдоль линии соприкосновения. В глубину вражеской обороны разведчикам запретили соваться строго-настрого, чтобы по неосторожности не сорвать процесс эвакуации.
Но и того, что удалось узнать, хватило для понимания — лёгкой победы не будет. Даже при поддержке с орбиты, даже при превосходстве авиации штурмующие понесут огромные потери.
— Кровью умоемся, — озвучил общую мысль генерал-джедай Тофу, ознакомившись с результатами разведки.
Присутствовавший тут же Кипинга согласно угукнул, и добавил:
— Голову даю на отсечение — сепы и город сейчас начнут превращать в крепость.
Желающих спорить не нашлось. Война наглядно продемонстрировала губительность шапкозакидательных настроений и пренебрежения к врагу. Ну а уж убедиться в том, на что способны мандалорцы и джабиимцы, кое-кто из присутствующих на совещании смог лично. На собственной шкуре. И впечатления эти сложно было назвать приятными.
Солдаты на передовой тоже не испытывали иллюзий по поводу предстоящей операции. И, глядя в сторону вражеских позиций, каждый из них задавался вопросом — сможет ли он встретить утро следующего дня?
Схожие настроения царили среди солдат сепаратистов. Разница была лишь в том, что ими двигало желание не выжить, а просто протянуть подольше, чтобы продать свою шкуру как можно дороже. Сдаваться никто из них не собирался. Даже викваи — бывшие пираты. Их старший, выслушав предложение Дитля, растянул губы в ухмылке, и сказал:
— Босс, мы не твари, чтобы своих бросать.
Брор поглядел на него, затем — на непривычно молчаливых и серьёзных экс-пиратов, и молча кивнул. Больше эту тему не затрагивали.
Напряжение росло и копилось, и предчувствие грядущей бойни, казалось, можно было попробовать языком на вкус.
Радары ПКО сепаратистов отслеживали перемещение кораблей врага на орбите, и, следуя их указаниям, шевелились стволы орудий, словно принюхиваясь к жертве.
Республиканские 'Аккламаторы', в свою очередь, старательно наводились на уже разведанные цели. Операторы радаров контрбатарейной борьбы чутко замерли перед мониторами, ловя малейшие признаки вражеских орудий.
Артиллерия, танки, авиация, пехота — всё застыло в готовности. Осталось лишь дождаться сигнала, и финальная битва за Зелтрос разгорится.
Фронт. Позиции КНС. Полдень семнадцатого дня
Когда раздался первый взрыв вражеского снаряда, Рам даже обрадовался: началось. Наконец-то закончилось то томительное ожидание, что выматывало душу пустой, слабовольной надеждой: а вдруг не начнётся? А вдруг случится чудо?
Теперь же, когда чуда не случилось, и будущее определилось, стало намного легче.
Костас поднял перископ, и вывел изображение с него на тактический планшет.
Первая линия укреплений сепаратистов скрылась за пеленой дыма, в котором грозовыми разрядами сверкали вспышки взрывов. Казалось, в том аду не может быть уже ничего живого, но стоило республиканцам снизить интенсивность огня, как открылись орудийные порты, и теперь уже пушки КНС подали свой голос, накрывая выявленные батареи врага.
— А красиво, — неожиданно подал голос Нэйв. — Эдакая величественная картина разрушения — жуткая, и одновременно прекрасная.
— Это чем же она прекрасная? — озадачился Радж.
Мандалорец восседал в кресле, с чашкой кафа в одной руке, и бутербродом — в другой, являя собой воплощение безмятежности. Если бы не броня, и карабин на коленях, легко можно было бы подумать, что он находится не в командном бункере на линии фронта, а мирно завтракает в тематическом кафе, что так любят жадные до модных новинок штатские.
— Мощью и неукротимостью, — ответил Грэм. — Воплощение мощи стихии.
— Водэ, тебе бы книги писать, или поэмы, — заметил Костас.
Усевшись рядом с контрразведчиком, он тоже налил себе кафа, и принялся ждать.
Обстановка позволяла пока что расслабиться. Республиканцы не стали изобретать репульсор, и атаковали по проверенной схеме: бомбардировка выявленных позиций врага, и штурм при поддержке артиллерии и авиации, взаимодействие которых у клонов было на высшем уровне.
Брор оставил мандалорскую и джабиимскую роты в качестве мобильного резерва, чтобы подкреплять ими дроидов на наиболее угрожаемых участках. Полуроту, составленную из бывших пиратов-викваев, и пары десятков не присоединившихся к бунту 'дикарей' полковник вообще оставил при штабе, намереваясь бросить в бой лишь в самый последний момент: слишком низкая боеспособность была у этого неслаженного, собранного на скорую руку, подразделения.
Потому трое друзей и могли позволить себе роскошь наслаждаться покоем, в относительной безопасности бункера — их очередь воевать ещё не наступила.
Фронт. Позиции КНС
Грохнуло. С потолка посыпались пыль и мелкая крошка. Радж отряхнул припорошенные наплечники, и покачал головой:
— Нет, ну не шабуиры, а? Быстро пристрелялись.
— Да уж, — Костас нахлобучил шлем.
Грохнуло ещё раз. В коридоре что-то с треском рухнуло, остро завоняло горелым пластиком. И тут же, без паузы, кто-то заголосил — истошно, в надрыв, как могут кричать только от сильной боли.
— Вот и за нас взялись, — отстранённо резюмировал Нэйв.
Как не странно, страха он не не испытывал. Ощущение вообще было необычным, двойственным: с одной стороны — словно Нэйв наблюдает со стороны, с другой — вот он видит всё вживую. Обоняет запахи дыма и свежей крови, слышит крик раненого. Но единственное чувство, что переживал сейчас контррразведчик — это досада. Досада от того, что всё заканчивается так — в бункере под землёй, на чужой планете, до которой, по большему счёту, Нэйву не было никакого дела. Досада от того, что не будет ни весёлой пирушки в честь свадьбы, ни долгой жизни с женой.
Грэм покосился на мандалорцев, и украдкой вывел на экран деки снимок спящей Ракши, сделанный им несколько дней назад. Так недавно, и в то же время неимоверно давно...
— Ты всё сделал правильно, — раздался над головой контрразведчика голос Раджа.
Вздрогнув, словно его застали за чем-то неприличным, Нэйв убрал снимок, и поднял голову.
Мандалорец с щелчком вогнал в гнездо батарею, щелкнул предохранителем, и подмигнул:
— Пошли, вод'ика. Умирать подано.
Генеральный штаб КНС. Семнадцатый день операции на Зелтросе
Завершив сеанс связи с Дитлем, Гривус быстрым шагом покинул кабинет. Генерал был зол, и в первую очередь — на самого себя.
Калишиец ненавидел ощущение собственного бессилия. Всю свою жизнь он твёрдо придерживался правила никогда не сидеть, сложа руки, если где-то творится несправедливость, или кто-то нуждается в помощи. Именно благодаря этому он стал сначала лидером своего народа, а затем — возглавил армию восставших против ига Республики.
А сейчас выходило так, что он вынужден сидеть, и смотреть, как гибнут его солдаты. И плевать, что вины Гривуса в этом нет.
Лязг генеральских шагов разносился по коридорам крепости, словно набат. Офицеры штаба и дроиды, услышав, их, понимали, что генерал не в духе, и торопились убраться с его пути.
— Генерал, сэр, — адьютант догнал Гривуса, бесстрашно отвлекая генерала от его мыслей. — Посланник в очередной раз спрашивает, когда вы сможете выделить время на встречу с ним.
— Посланник? — круто развернувшись, прорычал Гривус. — Что за...
Генерал замолчал на полуслове, неимоверным усилием удержавшись от того, чтобы не хлопнуть себя по лбу.
Речь шла о посланнике от Сената Республики, прибывшего десять дней назад с поручением организовать переговоры о Зелтросе. Тогда Гривус даже не стал слушать адьютанта, велев ему передать посланнику, что генерал занят. Смысла в переговорах генерал на тот момент не видел вообще: операция по захвату Зелтроса развивалась успешно, и тратить время на пустопорожнюю болтовню Гривус не желал.
С тех пор посланник — гражданин Корпоративного Сектора Автаркия, соблюдающего нейтралитет, — периодически напоминал о своём присутствии, каждый раз получая один и тот же ответ: генерал занят. Собственно, Гривус полагал, что посланник уже свалил восвояси, несолоно хлебавши, но тот оказался на диво настырным.
Гривус понял, что у войск на Зелтросе появилась надежда. Поправив плащ, генерал выпрямился, и уже спокойно распорядился:
— Передайте посланнику, что я приму его в своём кабинете... через час.
Быстрее было нельзя — демонстрация заинтересованности автоматически ставила Гривуса в положение просителя. А он не собирался давать представителям Республики дополнительных очков.
Зелар. Фронт
Нэйв оглядел своё воинство, приготовившееся к бою. Скорее всего — последнему. Пятеро викваев, и джабиимец — его прежние подчиненные, — выглядели абсолютно спокойными. Касл и Уно о чём-то трепались вполголоса, проверяя гранатомётные заряды, Гримо флегматично курил сигарету за сигаретой, с тремя остальными своими братьями проводя последнюю проверку станковых бластеров. Не было ни нервных смешков, ни лишней болтовни — здесь собрались те, кто уже всё для себя решил. За одним исключением: приданный заряжающим 'дикарь' — молодой ботан, — всё порывался то пошутить, то рассказать анекдот, маскируя свой страх бравадой. В конце-концов это достало Гримо, и виквай, стукнув новичка по каске, приказал ему заткнуться, и не отвлекаться от работы. Потом наговорятся. Ботан метнул на него затравленный взгляд, но замолчал, сосредоточившись на проверке батарей.
