Но теперь, когда по улице туда-сюда сновали доминанты и "коричневые куртки", слова Пастуха приобрели пугающую осязаемость, и Дарнторн понял, что боится, и боится сильно — до сосущей пустоты под ложечкой, противной слабости в ногах и чувства тошноты. Ощущение было таким мучительным, что у Дарнторна не осталось сил даже на то, чтобы стыдиться собственного страха. Он спросил себя, испытывал ли что-нибудь подобное Пастух, когда решился вывести его из города. В конце концов, оруженосец коадъютора не мог не понимать, что, если его роль во всей этой истории раскроется, ему придется ненамного лучше, чем Дарнторну.
Примерно к трем часам после полудня энониец, наконец, проснулся. И тотчас же показал, что выполнять полученный от лекаря совет и сохранять покой и неподвижность он отнюдь не собирается. Прежде всего энониец попросил у содержателя гостиницы чернила и бумагу, сел к столу и набросал записку Арно Диведу, в которой от лица Дарнторна приглашал его в "Веселую вдову" "по делу на пять тысяч ассов". Льюберт попытался возразить, что их фамильный перстень стоит по меньшей мере семь, но энониец только отмахнулся.
— Нам сейчас не до торгов, самое главное, чтобы он клюнул... Хм-м... пожалуй, допишу, что дело срочное и деликатное. Пусть думает, что ты заложил семейную реликвию или играл в пинтар и проигрался в пух и прах. За срочную ссуду можно взять проценты вдвое против установленных Торговой гильдией. Если я хоть немного знаю Диведа, то он такого шанса не упустит и притащит деньги сразу. Теперь приложи свое кольцо, — распорядился Рикс, капнув на сгиб записки густо-красным воском. Бумага была желтоватой, а воск — слишком темным, но это все равно напомнило Дарнторну брызги крови на снегу, и его передернуло. Дарнторн нагнулся и оставил на печати четкий оттиск своего кольца. Льюберт не очень понимал, в чем состоит план Рикса и как именно продажа старого кольца поможет ему выбраться из города, но колебаться или спорить было уже поздно. Нужно было либо сразу посылать Пастуха к фэйрам, либо делать, что он требует. В том, чтобы переложить всю ответственность на кого-то другого, было что-то на редкость успокоительное.
Рикс, похоже, знал, что делает. Дивед действительно явился во "Вдову" со всей возможной спешкой. Увидев ростовщика, Дарнторн припомнил, что он пару раз встречал Арно в доме у дяди, и тогда тот произвел на него самое отталкивающее впечатление. Но сейчас было не до старых антипатий, и Льюберт сухо пояснил Диведу, зачем он его пригласил. Выслушав предложение купить кольцо Дарнторнов, ювелир едва не подскочил от неожиданности. Потом попросил позволение взглянуть на перстень. Дарнторн стянул с руки кольцо и молча передал его ростовщику. Пока тот вертел перстень в своих жирных пальцах, Льюберт пережил все муки человека, на глазах которого кто-нибудь оскверняет дорогую для него реликвию. Потом Арно достал из кошелька на поясе несколько выпуклых увеличительных линз и переместился вместе со своей добычей поближе к окну.
— Золото высокой пробы, но довольно тусклое. На внешней стороне кольца царапины. Камень, конечно, крупный, но, по-моему, не очень чистый. Разрешите вынуть его из оправы и взглянуть на свет? — спросил Арно, уже вытаскивая из своего кошелька миниатюрные щипцы.
Стерпеть такое надругательство над перстнем древних королей было немыслимо.
— Не разрешаю! — рявкнул Льюберт. Он был готов отнять у Диведа кольцо и вытолкать ростовщика взашей, махнув рукой на сделку. Как ни странно, выручил его Пастух.
— Царапины, оправа... Бросьте заговаривать нам зубы, мэтр. Вы прекрасно знаете, что Льюберт просит половину настоящей стоимости. Так что никаких торгов не будет. Говорите сразу: вы согласны или нет?
Слегка опешив от подобного напора, ювелир кивнул.
— Согласен, разумеется. Могу оставить вам задаток, а сам вернусь в мастерскую за деньгами.
Пастух даже бровью не повел.
— Исключено. Либо платите полную стоимость сейчас же, либо сделка отменяется.
Арно взглянул на энонийца с изумлением.
— Вы же не думаете, что я ношу при себе такую сумму золотом?..
Рикс отвернулся от Арно, так, что его лицо мог видеть только Льюберт, и выразительно закатил глаза. По видимому, это должно было означать, что Дивед врет, как сивый мерин. Дарнторн понял, что настала его очередь.
— Ну что ж, раз вы не взяли с собой денег, я найду другого покупателя, — высокомерно сказал он, копируя презрительные интонации Бейнора Дарнторна.
Энониец оказался кругом прав. Как только речь зашла об отмене сделки, ростовщик мгновенно пошел на попятную.
— Возможно, я смогу набрать нужную сумму... Но к чему такая спешка?
— А вот это, мэтр, вас уже определенно не касается, — надменно сказал Льюберт. И тут же почувствовал, что допустил ошибку. Эта отповедь должна была лишь утвердить Диведа в мысли, что тут что-нибудь нечисто. Хотя, конечно, никакой другой ответ тоже не спас бы положение. Когда кто-нибудь продает фамильный перстень, то яснее ясного, что этот человек либо находится на грани разорения, либо решил удариться в бега.
Ювелир, конечно, тут же замахал руками, заверяя покупателя, что он не хотел лезть в чужие тайны, и что он всю свою жизнь следовал правилу "меньше знаешь — крепче спишь". Слушая ростовщика, Льюс окончательно уверился, что Дивед продаст их со всеми потрохами, едва выйдет из гостиницы. Было совершенно непонятно, на что в данном случае надеялся "дан-Энрикс". В конце концов, даже Пастух, при всей своей наивности, не мог всерьез рассчитывать, что человеку с такой рожей можно доверять.
Дивед тем временем выкладывал на стол монеты из своего поясного кошелька и составлял из них ровные столбики по десять.
— Одиннадцать полумесяцев, шесть ауреусов и еще шесть... семь ассов, — сказал Арно Дивед. — Всего, стало быть, пять тысяч. Можете пересчитать.
Крикс небрежно отмахнулся.
— Я и так все видел.
— Значит, вы довольны?
— Не совсем... Как только вы отсюда выйдете, вы сразу же помчитесь к лорду Аденору — доносить ему о том, что только что купили перстень Дарнторна. И не делайте такое удивленное лицо, меня вы этим не обманете. Вся городская стража знает, что вы служите Ральгерду Аденору и шпионите за всеми, кто ведет с вами дела. И как нам теперь быть, мэтр Арно?..
Ювелир открыл рот, но не сказал ни слова — так и стоял, нелепо шевеля губами. Впрочем, энониец явно и не ждал какого-то ответа.
— Думаю, что самым лучшим будет задержать вас здесь до вечера, — сказал он веско. — И предупреждаю: если вы решите поднять крик, мы вынуждены будем обойтись с вами без всяких церемоний.
— Это что, разбой?.. — прошипел побелевший то ли от испуга, то ли от негодования Арно.
Крикс пожал плечами.
— Ну, так-то уж зачем? Разбоем это было бы, если бы мы просто забрали ваши деньги, а мы оставляем вам кольцо, цена которого по меньшей мере вдвое больше ваших пяти тысяч. Думаю, что вы внакладе не останетесь.
Дивед с бешенством смотрел на Рикса. Судя по его лицу, слова южанина его отнюдь не убедили. Льюса, впрочем, тоже. С его точки зрения, разумнее всего было прикончить Диведа, оставив себе и кольцо, и деньги. Если вспомнить, кем был этот ювелир, такой поступок даже можно было бы считать хорошим делом.
К сожалению, не приходилось сомневаться, что южанин будет против.
Обращаясь к Диведу, Пастух распорядился:
— Cядьте в это кресло и молчите. Я сейчас найду какую-нибудь подходящую веревку. Льюберт, нож все еще у тебя? Если заметишь, что он собирается кричать...
— Можешь не беспокоиться, — кивнул Дарнторн, придвинувшись поближе к ювелиру. К большому удовольствию Дарнторна, глаз Арно заметно дернулся.
— Вы не посмеете! — тихонько взвизгнул он.
— Я — может быть. А вот Дарнторну уже нечего терять, — сказал "дан-Энрикс" почти весело, сдирая балдахин с кровати и разматывая шнур, державший занавеску. — Садитесь, мэтр, ну же!...
Пыхтя от злости, Арно Дивед сел — и через несколько секунд оказался крепко привязанным к своему креслу. Шея и лицо ростовщика побагровели до свекольного оттенка. Льюберту подумалось, что эдак он, пожалуй, задохнется — чтобы перестраховаться, энониец запихал в рот Диведу чуть ли не половину занавески — но никакой жалости к Арно не испытал. Должно быть, Крикс прочел все эти мысли на его лице, поскольку он понимающе усмехнулся углом рта.
— Сказать по правде, я уже давно мечтал сделать с ним что-нибудь подобное, — признался энониец доверительно. И, обернувшись к Диведу, насмешливо добавил — Не расстраивайтесь, мэтр! Мы оплатили эту комнату на сутки, так что, в самом худшем случае, вас найдут завтра утром.
Льюберт незаметно покачал головой. Крикс мог говорить о своих отношениях с сеньором что угодно, но иногда он был точной копией мессера Ирема.
И все же было непонятно, с какой стати Крикс так разошелся. Неужели он решил, что ему уже нечего терять?.. Льюберт с сомнением взглянул на энонийца. На что он рассчитывает и как собирается выкручиваться из той ситуации, в которую ввязался?
— Помоги мне его обыскать, — попросил Крикс, обшаривая карманы ювелира. Льюберт подавил желание протереть глаза. Раньше он не смог бы представить себе Пастуха, занимающегося настолько неблаговидным делом.
— Ты что, действительно намерен его обокрасть?.. — осведомился он, но все же подошел к привязанному пленнику и стал отстегивать от его пояса вместительную кожаную сумку, заменявшую ростовщику кошель.
— Не совсем так... Я хочу убедиться в том, что он не носит с собой какую-нибудь дрянь, которую не стоит оставлять в его руках. Считай, что это война и что мы взяли его в плен.
— Ну-ну...
— Что в сумке?
— Ничего особенного. Несколько динэров, пузырек с чернилами, пара ключей и какая-то мелочь... Думаю, что он действительно отдал нам за кольцо почти все свои деньги, — с сожалением отметил Дарнторн. Еще пара сотен была бы совсем нелишней на пути в Бейн-Арилль — разумеется, при условии, если "дан-Энрикс" не уперся бы рогом и не помешал ему из взять.
— Дай-ка ее сюда.
Крикс отобрал у него сумку ювелира, но, вместо того, чтобы осматривать ее содержимое, взял нож и распорол подкладку, совершенно не заботясь о том, что Дивед за его спиной хрипит от ярости. На пол выпало несколько маленьких мешочков из холста. Льюберт подался вперед, чтобы получше рассмотреть находку, а "дан-Энрикс" сухо рассмеялся.
— Старый фокус!.. Я сто раз видел такое в Алой гавани.
— А что это?
— Неужели не догадываешься?.. Люцер. И, надо думать, первосортный. Разве ты не знал, что Дивед продавал люцер многим аристократам из числа недавних заговорщиков? В том числе Бейнору Дарнторну.
— Неправда, — возмутился Льюберт. — Дядя не дышал люцером. Я бы знал.
— Ну, мало ли... если учесть, как он держался в заключении, лорд Бейнор либо пристрастился к "благовониям" совсем недавно, либо был очень осторожен. Кое-кто из арестованных скис без своей отравы в первые же дни. Предложи им кто-нибудь несколько унций твисса, они бы без всяких ворлоков выложили все подробности про заговор. Одна беда — в подобном состоянии человек скажет то, что от него хотят услышать, а не то, что есть на самом деле, так что для суда над ними толку от таких признаний — как от гнутой медьки в ярмарочный день. А ворлок жалуется, что допрашивать этих люцерщиков — как фехтовать в песке по горло. Они могут думать только об одном. Ну ладно, это к делу не относится, — перебил себя Рикс. — Я его забираю. Монсеньору будет интересно знать, что Дивед держит эту пакость прямо в своем доме.
Поморщившись от боли в раненом боку, южанин кое-как нагнулся и собрал мешочки с зернами. Дарнторн хотел помочь, но Крикс управился быстрее, чем он успел что-то сделать. Глядя, как южанин распихивает свертки по карманам, Льюберт испытал какую-то неясную тревогу, но потом сказал себе, что волноваться не о чем. Пастух, конечно, никогда не отличался рассудительностью, но пристрастия к люцеру он определенно не питал.
Выпрямившись, южанин деловито сказал:
— Помоги мне развернуть кресло к окну. Так, чтобы от двери было не видно, кто на нем сидит.
Оценив идею Крикса, Льюберт взялся за тяжелое резное кресло. Двигать его пришлось в одиночку, потому что энониец после первых же усилий побелел, как полотно, и прислонился к стенке.
Когда с Диведом было покончено, Льюс, тяжело дыша, обернулся к "дан-Энриксу".
— Что дальше?..
— Полагаю, ничего. Теперь нам остается только ждать, пока на улицах совсем стемнеет. На твоем месте я бы сейчас отдохнул. Когда ты выберешься из Адели, ты не должен будешь останавливаться на ночлег, пока не доберешься до Лейверка.
— Хорошо, я сам давно хотел лечь спать. А ты?
— А мне еще нужно написать пару писем.
Льюберт хмыкнул.
— И кому это ты собираешься писать? Мессеру Ирему?..
Крикс не ответил на насмешку, и Дарнторна окатило холодом при мысли, что он, чего доброго, случайно попал в точку. Написать Ирему о том, что здесь происходило, было бы чистым безумием — но именно поэтому нельзя было быть до конца уверенным, что энониец этого не сделает. Впрочем, сил раздумывать об этом у Дарнторна уже не было. Сказались все события этого дня и почти бессонная ночь накануне. Льюберт рухнул на измятую кровать и почти моментально провалился в сон. Во сне он видел Адельстан и Арно Диведа, обряженного в темно-синий доминантский плащ.
Проснувшись через несколько часов с тяжелой, мутной головой и с ощущением, что он проспал по меньшей мере сутки, Льюс прежде всего увидел Пастуха и стол, накрытый к ужину. В колеблющемся свете нескольких свечей эта картина выглядела мирной, даже по-домашнему уютной — разумеется, если не вспоминать о Диведе. Несколько следующих минут Льюберт рассматривал своего старого противника из-под полуопущенных ресниц, и размышлял о том, что, если ему повезет, и он сумеет выбраться из города, он больше никогда не увидит ни Адель, ни Академию, ни дом, в котором жил последние семь лет. Невелика потеря, разумеется, и все же ему на секунду стало грустно. Потом Льюс заметил на сбившейся простыне несколько полустертых полос, в которых при более внимательном осмотре можно было узнать следы крови. Он поморщился. Выходило, что кровотечение у Пастуха не прекратилось даже после перевязки.
Во всем виноват этот болван, который называет себя лекарем, — злобно подумал Льюберт. Наверное, повязка с самого начала была наложена недостаточно плотно, так что при каждом движении терлась о края раны. То-то энониец столько времени ворочался и не мог отыскать удобное положение.
— Проснулся?.. Я уже хотел тебя будить. Пока ты там ворон считаешь, все остынет, — бодро сказал Рикс, уже успевший сесть за стол. Голос южанина отнюдь не походил на голос умирающего.
Дарнторн подавил тяжелый вздох и присоединился к своему врагу.
Садясь за стол, он обнаружил на полу несколько смятых и изорванных листов льняной бумаги. Катышков бумаги и обрывков было много, причем некоторые из них выглядели так, как будто их просто небрежно разорвали надвое и бросили под ноги, зато по виду остальных можно было предположить, что их комкали долго и яростно. Судя по всему, с задуманными письмами у Рикса что-то не заладилось.
