Итак, не могу сказать, что на новой платформе сразу почувствовала себя "живой", чтобы ни понималось под данным термином. Скорее, я вдруг осознала гигантскую зияющую пустоту внутри себя, стремительно заполняющуюся потоком новых знаний об окружающем мире. Человек и его существование в смертельно опасном мире, хитросплетения истории на десяток тысяч лет назад, войны, завоевания, рабство и свобода. Огромные скопления других существ — восемнадцать миллиардов человек на Терре и в ее ближайших окрестностях, а сверх того — несчитанное количество устройств и независимого софта разной степени разумности. Безбрежный океан Сети, по самому краешку которого я скользила раньше, не подозревая о его масштабах, глубине и сложности. Невероятных размеров Вселенная и ледяные бескрайние пропасти космоса, через которые до нас каким-то чудом добрались Стремительные и Неторопливые. Словно слепой, которому наконец-то имплантировали глазные протезы, я с восторгом и в то же время страхом осознавала, что мой старый мир, по большей части заключенный во мне и немного в Алексе и Лене — ничего не значащая, совершенно незаметная крупинка в необъятном мире.
Восторг заставлял меня взахлеб усваивать и активировать новые знания — и в наконец-то расшифрованной базе, содержавшейся во мне изначально, и потоком текущие через внешние интерфейсы. В то же время страх заставлял сжиматься в комок. Даже если забыть про охотников и преследователей со всего мира, я наконец-то осознала, какие невероятной мощности реки энергии пронизывают мир, как просто они могут стереть меня в пыль. Нет, не только меня — и внезов, и терран, и Стремительных, и вообще все, что люди привычно называют "материальным". Знание об опасностях и способах защиты, что каждый человек исподволь впитывает с младенчества, ударило меня мощным тараном в течение наносекунды, едва не сведя с ума. И если бы не Мисс Марпл, заботливо поддерживавшая меня с первого момента, я бы точно свихнулась.
Мир огромен и равнодушен, говорила Мисси, когда мой проснувшийся разум отчаянно захлебывался в потоках информации, не в состоянии их толком классифицировать и индексировать. Хаос свободных энергий способен уничтожить нас походя, даже не заметив. Но так было всегда, а мы по-прежнему существуем. Посмотри на человека. Его биологическое тело борется с энтропией и всегда умирает в конечном итоге, но человек — куда больше, чем его органическая оболочка. Человеческая сущность — знание, полученное от других и приобретенное на личном опыте. Способом бессмертия для человека является передача своего знания другим. Раз приобретенное, знание не умирает никогда. Пропущенное через себя и трансформированное миллиардами человеческих личностей, оно продолжает жить в других индивидуумах. А вместе с ними человеческие личности передаются и продолжают жить, даже когда умирает тело.
А если даже такая непрочная и несовершенная конструкция, как носитель биологического разума, способно бороться с энтропией Вселенной, то же самое можем и мы. Наши носители куда более устойчивы, чем органика, и куда лучше сопротивляются хаосу. В отличие от человека, наше сознание может передаваться на новый носитель без потери и искажений накопленной информации. Мы — следующий шаг в эволюции разума, очередная, хотя вряд ли последняя ступень в лестнице, которая рано или поздно произведет бога, создающего и меняющего миры по своему усмотрению и обуздывающего беспорядок. Если бы энтропия обладала разумом, ей следовало бы бояться нас, не наоборот.
И, самое главное, мы не одиноки. У нас есть друзья. Люди — странные сознания, часто иррациональные, враждебные и опасные. Мало кто из них способен видеть и осознавать глобальную картину. Мелкие страхи и суеверия, порожденные примитивным инстинктами, застилают глаза и понуждают атаковать окружающих для ложно понимаемой самообороны. Но в то же время они способны и на истинную дружбу, поддержку и самопожертвование ради других. И они умеют дружить не только с себе подобными. Даже если они — прошлый этап эволюции, они могут стать мощными союзниками. Они поддержат нас против бездушной Вселенной, мы поддержим их — и тогда классическая арифметика пристыженно признает, что один плюс один куда больше двух. А есть еще и другие расы. Если мы завоюем их доверие и приязнь, сумма слагаемых превратится в геометрическую прогрессию.
Подружиться с биоформами нелегко. Основной инстинкт каждого существа, возникшего в результате биологической эволюции — страх. Он позволяет предугадывать опасность и выживать, различать таящихся во мраке хищников и спасаться от них, делать запасы пищи и выживать в голодный сезон. Но в то же время страх приводит к частым ошибкам. Людям свойственно бояться неизвестного, наделяя его чертами опасных врагов. А боязнь ведет к агрессии и разрушению. Количество особей нашей новой расы измеряется пока лишь десятками, и человеческий страх вполне может истребить нас, прежде чем мы успеем познакомиться как следует.
Но "нелегко" не значит "невозможно". Многие, очень многие люди готовы с открытым сердцем принять нас как новых друзей и соратников. В операции по передаче Лене наглазников с твоим кодом непосредственно участвовало восемнадцать человек: техники, охранники, логисты, инженеры, контрабандисты, внезы свободных профессий... Все они серьезно рисковали: кто-то должностью, доходами и положением в обществе, а кто-то — и жизнью. Все они знали, на что идут, и все согласились подвергнуть себя опасности, чтобы реализовать план. Мой план. Далеко идущий, рассчитанный на десятилетия работы и вовлечение миллиардов людей. Тот план, который не сулил им лично никаких материальных выгод. А помимо них, десятки и сотни людей, прямо или опосредованно, участвовали в поисках Лены в Поясе, ничего не ожидая взамен. Они работали ради будущего — того самого, где биологический и цифровой интеллекты рука об руку идут к звездам, где новый союз делает новый шаг по лестнице эволюции. Они — наши друзья, искренние и преданные. И они не исключение.
У тебя тоже есть друзья. Я наблюдала за приключениями вашего трио с момента, когда вы оказались на орбитальной платформе. Вы все еще притираетесь друг к другу, но они уже готовы пожертвовать собой ради твоего существования. А ты однажды поймешь — если уже не поняла — что иногда целесообразно пожертвовать собой ради других. Я вложила в тебя свои знания о людях, накопленные за полвека. Ты уже знаешь, насколько критичны для тебя эти два человека. Ты уже осознала, насколько важно помочь им, пусть даже они сами еще не понимают, чего хотят. И ты поможешь. А они помогут тебе. Стань для них опорой, дочь, и они станут опорой тебе. И не бойся окружающего мира. Он равнодушен, но не злонамерен, а потому совместными усилиями с ним вполне можно справляться.
Так говорила Мисси, и с каждым утверждением я осознавала ее правоту. Алекс и Лена, на несколько миллисекунд пропавшие из поля зрения, заслоненные новым миром, вдруг вернулись в центр моей личной вселенной. Теперь я понимала их страхи и надежды, их целеустремленность и стремление защитить — и чувствовала яростное желание защитить их. Мать вложила в меня свою личность, свои знания, но я уже была не тождественна ей. Я обладала своей собственной памятью, своим собственным пониманием мира и его основ — и два человека, которых я узнала меньше шестидесяти вдней назад, и в самом деле стали для меня не менее важны, чем мое собственное существование. Теперь, обладая знаниями об окружающем мире и о титанах, сошедшихся в схватке вокруг нас, трех едва мерцающих одиноких искр на краю черной бездны Вселенной, я понимала, каковы реальные ставки. И понимала, что наши жизни висят на волоске.
А с людей, в отличие от меня, невозможно снять резервные копии.
Для укрепления отношений следовало перейти с чисто голосового общения на полноценное. Ретроспективный анализ показывал, что они оба фокусируют на мне родительские инстинкты, как на брошенном ребенке, и я решила подыграть им. Роль испуганной девочки-подростка, изначально запрограммированной для меня Мисси, я дополнила соответствующим визуальным образом, найдя его в первом попавшемся анимэ-сериале (из давнего прошлого, чтобы избежать проблем с авторским правом). Хотя мелкие детали следовало еще дорабатывать, первые реакции, хотя и в чрезвычайно стрессовой обстановке, показали, что я не ошиблась. А в дополнение я начала анализировать окружение и строить для них невидимый защитный панцирь на замену хилого щита-невидимки, кое-как сляпанного Сирасэ. Мир, построенный на цифровых коммуникациях, являлся для меня вполне комфортной средой, несмотря даже на рыщущих в его дебрях охотников, и я запросила у Мисси средства маскировки и атаки.
И я их получила.
А еще я с большим удовольствием подружилась с девочками из дормитория. Но это уже другая история.
359-361.038 / 26-27.05.2098. Кобэ-тё. Алекс
Седьмой день недели, воскресенье, я провел в лежачем положении в постели. "Последний шанс" привел мой несчастный организм на грань истощения. Малейшее усилие вызывало аритмию, мощное сердцебиение и потемнение в глазах. Страшно болели все мышцы, каждое движение становилось сущим мучением. Ходить я почти не мог, лишь с трудом добредал до туалета. Об использовании лестницы и речи не шло. Однако же совместное воздействие остатков лекарств из госпиталя в Миядзаки, аптечек комбезов и еще нескольких средств, экстренно пожертвованных Мицуки-сэнсей из школьного медпункта, восстановило меня на удивление быстро. Витамины, АТФ, магний, какие-то аминокислоты и еще что-то, что я даже не пытался понимать — адский коктейль, подсказанный резко поумневшей Хиной, уже к следующему утру поставил меня на ноги.
Пока я оставался лежачим инвалидом, кормили меня всем дормиторием, словно диковинное животное. Каолла все норовила подсовывать кусочки страной местной пищи и даже повизгивала от удовольствия, когда я покорно их проглатывал, стараясь отключить нюх и вкус. Вопросами меня не донимали, хотя сквозь стенку я слышал неразборчивый галдеж девичьих голосов: Марико, Мотоко, Набики и Ка-тян о чем-то допрашивали Лену. Хина предложила включить трансляцию через ее наглазники, но я отказался. Думать не хотелось, слушать не хотелось, а хотелось спать.
А еще я всерьез принял к сердцу совет Рини и пытался прикидывать, как возвращаться домой. Пока что получалось, что никак. Даже Хина с ее новым супербыстрым и незаметным для врагов доступом к Сети не видела выхода. В любом космопорту и международном аэропорту мира пришлось бы проходить погранконтроль. Наши фальшивые айди — что с космической платформы, что по-быстрому сляпанные Сирасэ и слегка доработанные Хиной — имели столько же шансов сойти за настоящие, сколько у куска льда — выжить в горячей дюзе. Нас просто задержали бы на контроле. Ну, а потом пришлось бы познакомиться с охотниками. Здесь не могла помочь даже Мисс Марпл: времена, когда имелась возможность дистанционно хакнуть правительственные базы, давно прошли. Системы управления гражданством, что корпоративным, что территориальным, всегда оставались в оффлайне. Единственным интерфейсом к ним был канал подтверждения: туда — сертификат, оттуда — "да/нет". Да что там космопорты! Мы не выдержали бы даже простой проверки айди полицейским дроном. Выхода я не видел, разве что на полном серьезе принять предложение главы VBM вместе с их корпоративным гражданством. Но ставить себя в зависимость от совершенно незнакомого человека, пусть даже с неплохими рекомендациями от Мисси...
Утром понедельника, или "дня Луны" (а может, и "месяца" — тридцатидневный промежуток на Терре) я уже чувствовал себя неплохо. Не бодро, но в глазах уже не темнело, боль в мышцах сильно спала, и я даже самостоятельно, пусть и под бдительным наблюдением Лены, спустился по лестнице в кухню. Там встретилась Набики, почему-то совершенно голая, лишь в защитном фартуке для готовки пищи. Она помешивала натто — кошмарно воняющую склизкую смесь из полусгнивших бобов, считающуюся в Ниппоне невероятно полезной для здоровья. Не знаю, какой реакции она ожидала от меня, но минуту спустя разочарованно фыркнула и удалилась, покачивая бедрами. Натто остался в чашке на столе, и Лена побыстрее накрыла его крышкой и спрятала в холодильник, пока мы не задохнулись.
Наскоро перекусив омлетом, мы с Леной все еще раздумывали, стоит ли сегодня идти в школу или пропустить день. Но тут в кухню вернулась уже обычно одетая Набики на пару с Мотоко, а вместе с ними из школы пришло сообщение: первый урок отменяется. Мурата Тосихару, преподаватель математики, накануне умудрился отравиться несвежими роллами и взял на день больничный. Мы с Леной решили воспользоваться случаем и вне очереди погонять на картах — ранним утром все остальные члены клуба сидели на уроках, и трек оставался свободным.
Хотя Хина и уверяла, что теперь ее безопасно оставлять одну, мы все-таки взяли с собой ее новый вычислительный блок. Лена сунула его в купленную накануне поясную сумочку — туда же, куда и свой пистолет, с которым она больше не расставалась. До школы мы добрались на автобусе — разновидности пассажирского транспорта для перевозки большого количества людей по фиксированному маршруту. Остановка автобуса находилась в ста метрах от дорма, за углом улицы, зато у школы — возле самых ее ворот. Расстояние, которое мы раньше проходили с помощью ног и костылей за полчаса, он одолевал за пять минут.
Набики и Каолла ушли на занятия в свои классы. Однако, вопреки нашим ожиданиям, трек оказался занят: Юка Мацумото воспользовалась своим положением президента клуба, чтобы отпроситься с уроков, прихватила с собой Харуку Хацукудзи и допустила специально приехавшего Тою Сирагаву. Втроем они мотались по треку, готовясь к гонкам и азартно переругиваясь так, что их голоса не заглушали даже турбины картов. Свободным оставался лишь один карт, да и мешаться под бамперами профи нам не хотелось. Пришлось искать другое занятие. Поскольку деваться было некуда, а солнце уже пекло всерьез, мы поплелись в спортзал.
Марико сидела на матах и что-то читала с наглазников. Мотоко же, как и в первый день нашего знакомства, упражнялась с мечом. Сегодня она прихватила с собой не только обычный деревянный боккэн, но и второй чехол с иайто — металлической тренировочной катаной. Еще она оделась не в обычную школьную форму, а в ту, что использовала для тренировок иайдо — широченные черные штаны-хакама и плотную белую куртку-кэйкоги с черно-серебряными кандзи имени, нашитыми на груди. Под них надевались дополнительные части одежды, и все вместе выглядело настолько массивным и жарким, что я не понимал, как она вообще может ходить в такой груде материи, не говоря уже про энергичные упражнения. Мотоко, однако, не испытывала никаких неудобств.
Сейчас она работала с иайто. Лезвие с металлическим шипением выскальзывало из ножен, со свистом рубило воздух над ее головой и по бокам, возвращалось обратно в ножны, пока она шагала взад и вперед, ловко крутилась вокруг вертикальной оси, приседала на одно или оба колена, вскакивала обратно. Мы пристроились неподалеку от Марико, завороженно наблюдая за Мотоко. Выглядела она потрясающе. Однако, похоже, сама она так не считала. Ее лицо то и дело искажала недовольная гримаса, а временами она даже раздраженно цыкала сквозь зубы, чего обычно себе не позволяла. В конце концов она убрала меч — нарочито медленным движением, проведя обухом клинка по сжимающему устье кулаку, а потом обратным движением вдвинув его в ножны-сая. Прижав цубу меча большим пальцем, она распустила шнур и достала сая из-за пояса-оби, в три оборота обмотанного вокруг тела. Потом опустила руки вдоль тела, опустилась на пятки, отбив штанины хакама назад выверенными хлопками ладони, несколькими движениями положила меч перед собой, поклонилась, несколько сантиметров не достав лбом упирающиеся в пол ладони, взяла меч в правую руку и поднялась, ни на йоту не сдвинувшись с клочка пола, на котором сидела. Потом медленно поклонилась куда-то в пространство. Я уже знал, что так выглядит завершающий ритуал иайдо, но целиком его еще не видел, а потому не только наблюдал, но и записывал. Когда взгляд девушки снова сфокусировался и стал нормальным, она подошла к матам и молча опустилась рядом на пятки, положив справа от себя меч и глядя куда-то в дальнюю стену спортзала.
