— Да, Ваша Светлость. Спасибо.
Джаснах рассеянно махнула рукой, и Шаллан, схватив сумку, поторопилась выйти из алькова. У нее не было свободного времени с того дня, когда она рисовала в садах. Тогда Джаснах мягко пожурила ее и разрешила отдыхать в своей комнате, а не идти рисовать.
Шаллан беспокойно ждала, пока паршмены-лифтеры опускали ее на пол Вуали, потом поспешила в центральную пещеру. Долгая дорога пешком, и она добралась до района гостевых апартаментов, кивая мажордомам, служившим здесь. Наполовину слуги, наполовину стражники, они наблюдали за входом и выходом гостей.
Толстым медным ключом она открыла дверь в апартаменты Джаснах, скользнула внутрь и закрыла дверь за собой. Маленькая гостиная — ковер на полу и два стула перед камином — освещалась топазами. На столе еще стоял бокал, наполовину наполненный оранжевым вином, которое Джаснах исследовала прошлым вечером; на блюдце осталось несколько крошек хлеба.
Шаллан поторопилась в свою комнату, закрыла дверь и вынула Преобразователь из потайного мешочка. Теплое сияние камней омыло ее лицо белым и красным светом. Они были достаточно большими — и поэтому настолько яркими, что на них было трудно смотреть. Каждый стоил брумов десять-двадцать.
Пришлось спрятать их снаружи для того, чтобы последний сверхшторм зарядил их; еще один источник беспокойства. Она глубоко вздохнула, встала на колени и достала из-под кровати маленькую деревянную палочку. Полторы недели попыток, и она все еще не сумела заставить Преобразователь сделать... да, хоть что-нибудь. Она касалась гемм, крутила и встряхивала их и сгибала руку в точности, как Джаснах. Она изучила картинку за картинкой, на которых нарисовала процесс. Она пробовала говорить, концентрироваться и даже молиться.
Однако как раз вчера она нашла книгу, где предлагался полезный совет. Утверждалось, что гудение может сделать Преобразователь более эффективным. Замечание, сделанное вскользь, но и это больше, чем она нашла в любом другом месте. Она села на кровати и заставила себя сосредоточиться. Закрыв глаза, она подняла палочку и представила себе, как она превращается в кварц. Потом начала гудеть.
И ничего не произошло. Она продолжала гудеть, пробуя разные ноты и концентрируясь изо всех сил. Добрых полчаса она пыталась и пыталась, но, наконец, внимание стало рассеиваться. И тут ее кольнуло новое опасение. Джаснах была одной из самых блестящих и проницательных ученых мира. И она оставила Преобразователь там, где его было легко поменять. Не одурачила ли она Шаллан, подсунув ей фальшивку?
Это казалось слишком сложным, чтобы быть правдой. Почему бы просто не захлопнуть ловушку и не объявить Шаллан воровкой? Можно придумать множество правдоподобных объяснений того, что она не может заставить Преобразователь работать.
Она перестала гудеть и открыла глаза. Палочка не изменилась.
Я так надеялась на этот совет, со вздохом подумала она, откладывая ее в сторону. Слишком надеялась.
Она легла на кровать и уставилась в коричневый каменный потолок, вырезанный — как и весь Конклав, — прямо из горы. Здесь камень оставили преднамеренно необработанным, и он напоминал потолок пещеры. Довольно красиво, хотя она никогда не замечала этого раньше — цвета и контуры камня переливались, как рябь на пруду.
Она взяла лист из сумки и начала рисовать каменный узор. Рисунок успокоит ее, и она вернется к Преобразователю. Возможно, она опять должна попробовать надеть его на другую руку.
Угольным карандашом она никак не могла воспроизвести цвета слоев, но она могла передать очаровательный переход одного в другой. Настоящее произведение искусства. Неужели какой-нибудь каменщик умышленно вырезал такой потолок, создавая это изящное творение, или это случайное явление природы? Она улыбнулась, представив себе какого-нибудь переутомленного резчика, заметившего замечательную структуру камня и решившего вырезать — ради собственного развлечения и чувства прекрасного — узор из волн.
— Что ты такое?
Шаллан взвизгнула и выпрямилась, блокнот слетел с коленей. Кто-то прошептал эти слова. Она совершенно отчетливо слышала их!
— Кто это? — спросила она.
Молчание.
— Кто это? — повторила она громче, с бьющимся сердцем.
Что-то послышалось за дверью, из гостиной. Шаллан подпрыгнула и спрятала руку с Преобразователем под подушку. В то же мгновение дверь открылась, и в комнату вошла сморщенная темноглазая служанка, одетая в черно-белую дворцовую униформу.
— Ой, — воскликнула она. — Я не знала, что вы здесь, Ваша Светлость. — Она низко поклонилась.
Дворцовая служанка. Пришла убирать комнату, как обычно. Задумавшись, Шаллан не услышала, как она вошла.
— Почему ты заговорила со мной?
— Заговорила с вами, Ваша Светлость?
— Ты...
Нет, тот голос не говорил, а шептал и абсолютно точно прозвучал в комнате Шаллан. И совершенно не походил на голос служанки.
Она вздрогнула и огляделась. Полная глупость. Комната крошечная, спрятаться негде. Никаких Несущих Пустоту в углах или под кроватью.
Что же я слышала?
Наверное, шум уборки, который Шаллан приняла за слова.
Заставив себя расслабиться, Шаллан поглядела мимо служанки, в гостиную. Женщина убрала крошки и вымыла стакан с вином. К стене прислонена метла. Дверь в комнату Джаснах была приоткрыта.
— Ты была в комнате Джаснах? — спросила Шаллан.
— Да, Ваша Светлость, — ответила служанка. — Привела в порядок стол, заправила кровать...
— Ее Светлость Джаснах очень не любит, когда заходят в ее комнату. Всем служанкам сказали, чтобы они не убирали там. — Король пообещал, что очень тщательно отберет служанок, и здесь никогда никто не воровал, но Джаснах по-прежнему требовала, чтобы никто из них не входил в ее спальню.
Женщина побледнела.
— Прошу прощения, Ваша Светлость. Я не слышала! Мне не сказали...
— Тише, не волнуйся, — сказала Шаллан. — Но тебе лучше пойти к ней и рассказать, что ты наделала. Она всегда замечает, когда ее вещи двигают. Самое лучшее для тебя — объяснить все ей самой.
— Д-да, Ваша Светлость. — Женщина опять поклонилась.
— На самом деле, — сказала Шаллан так, как будто ее осенило, — ты должна идти прямо сейчас. Нечего откладывать.
Пожилая женщина вздохнула.
— Да, конечно, Ваша Светлость.
Она вышла. Спустя несколько секунд наружная дверь лязгнула, закрываясь.
Шаллан подпрыгнула, сняла Преобразователь и сунула его в потайной мешочек. Потом с бьющимся сердцем выбежала в гостиную, забыв про странный голос, — появилась возможность поглядеть на комнату Джаснах. Вряд ли Шаллан узнает что-нибудь полезное о Преобразователе, но она не могла упустить такой шанс — со служанкой, которую можно обвинить в том, что она двигала вещи.
На мгновение вспыхнуло чувство вины. Впрочем, она уже обокрала Джаснах. По сравнению с этим осмотр комнаты — ничто.
Спальня была больше, чем у Шаллан, но все равно она казалась тесной из-за неизбежного отсутствия окон. Половину комнаты занимало огромное чудовище — кровать с пологом на четырех столбиках. Раковина на дальней стене, рядом с ней туалетный столик, с которого Шаллан украла Преобразователь. Комод с зеркалом и стол, на левой стороне которого лежала высокая стопка книг.
Шаллан еще ни разу не удавалось увидеть заметки Джаснах. Быть может, ей удастся найти что-нибудь о Преобразователе? Шаллан уселась за стол, выдвинула верхний ящик и стала рыться среди кистьперьев, угольных карандашей и листов бумаги. Все лежало очень аккуратно, бумага была совершенно чистой. В нижнем правом ящике хранились чернила и пустые блокноты. В нижнем левом — маленькая коллекция справочников.
Оставались книги на столе. Скорее всего, Джаснах взяла с собой записные книжки, с которыми работала. Но... да, несколько осталось здесь. С трепещущим сердцем Шаллан взяла три тонких тома и положила перед собой.
"Заметки об Уритиру", объявляла надпись на первом. Том был наполнен — похоже — цитатами и выписками из различных книг, которые нашла Джаснах. Все они говорили об одном месте, Уритиру. Джаснах упоминала о нем в разговоре с Кабзалом.
Отложив том в сторону, Шаллан взяла следующий, надеясь найти заметки о Преобразователе. Блокнот, без заглавия, был исписан до конца. Шаллан быстро пробежалась по нему, выбирая отдельные фразы.
"Те, которые из пепла и огня, кто убивали ядовитым роем, безжалостные перед Герольдами..." Заметки в Машли, стр. 337. Подтверждено Колдвином и Хасавой.
"Они забирали свет везде, где бы ни скрывались. Кожа — то, что сгорело". Кормшен, страница 104.
Инния в своих записях о детских сказках говорит о Несущих Пустоту как о существах, которые, "как и сверхштормы, появляются регулярно, но непредсказуемо". Слово Опустошение дважды применяется в рассказах об их появлениях. Смотри страницы 57, 59 и 64 "Рассказов при свете камина".
"Они изменялись даже тогда, когда мы сражались с ними. Они были тенями, могущими меняться, как танцующие языки пламени. Никогда не недооценивайте их из-за первого впечатления". Взято из речи Талатина, Сияющего из Ордена Каменных Стражей. Источник — "Воплощенный" Гавлоу — обычно считается надежным, хотя именно этот отрывок взят из утраченной "Поэмы о Седьмой Заре".
И так далее. Страницы и страницы. Джаснах обучила ее такому методу делать заметки — как только записная книжка заполняется, каждая запись оценивается на достоверность и полезность и копируется в другие, более специфические блокноты.
Нахмурившись, Шаллан взялась за последний том. Записи о Натане, Ничейных Холмах и Разрушенных Равнинах. Джаснах собрала открытия охотников, исследователей или купцов, искавших водную дорогу в Новый Натан. Самым толстым из всех трех блокнотов был том, посвященный Несущим Пустоту.
Опять Несущие Пустоту. Много людей, особенно в деревнях, шептались о них и других чудовищах, рыскавших в темноте. Скрежещущие голоса, шепот штормов или даже пугающие спрены ночи. Суровые преподавательницы, учившие Шаллан, были полны суеверий и лживых рассказов о Падших Сияющих, якобы использовавших монстров, чтобы оправдать господство над человечеством.
Арденты учили иначе. Они говорили о Падших Сияющих — которых раньше называли Сияющими Рыцарями, — как о сражавшихся с Несущими Пустоту в войне за Рошар. Они учили, что только тогда, когда Несущие Пустоту были побеждены — и Герольды ушли, — Сияющие пали.
Обе группы соглашались с тем, что Несущие Пустоту исчезли. Выдумка или давно побежденные враги — результат не изменялся. Шаллан допускала, что некоторые люди — и даже некоторые ученые — могли верить, что Несущие Пустоту еще существуют и охотятся на людей. Но Джаснах, скептик? Джаснах, которая отрицала существование Всемогущего? Разве может женщина настолько запутаться, что одновременно отрицать существование Бога и принимать существование его мифических врагов?
Стук во внешнюю дверь. Шаллан вскочила, прижав руки к груди. Быстро выстроив книги в прежнем порядке, она понеслась к двери.
Джаснах бы не постучала, набитая ты дура, сказала она себе, отпирая замок и приоткрывая дверь.
Снаружи стоял Кабзал. Симпатичный светлоглазый ардент держал в руках корзину.
— Я услышал, что у тебя свободный день. — Он соблазнительно тряхнул корзиной. — Не хочешь немного джема?
Шаллан, успокоившись, посмотрела на открытую комнату Джаснах. Ей действительно нужно посмотреть ее заметки. Она повернулась к Кабзалу, намереваясь сказать ему "нет", но его глаза так манили. И еще намек на добрую улыбку, расслабленная поза.
Если она сейчас пойдет с Кабзалом, быть может, появится возможность спросить его о Преобразовании. Но не это заставило ее решиться. Нет, ей необходимо расслабиться. Она и так на грани срыва, мозги набиты философией, каждую свободную минуту она пытается заставить Преобразователь работать. Ничего удивительного, что она слышит голоса.
— Я люблю джем, — объявила она.
* * *
— Варенье из правдягоды, — сказал Кабзал, поднимая маленькую зеленую баночку. — Из Азира. Легенды говорят, что тот, кто съест эти ягоды, будет говорить правду, во всяком случае до следующего заката солнца.
Шаллан подняла бровь. Они сидели на накрытых одеялами подушках в садах Конклава, недалеко от того места, где она впервые экспериментировала с Преобразователем.
— Это действительно так?
— Не думаю, — сказал Кабзал, открывая баночку. — Сами ягоды безвредны. Но если сжечь листья и стебли растения, то получается дым, опьяняющий людей и ввергающий их в эйфорию. Так что люди часто собирают стебли, разжигают из них костер, садятся вокруг него и едят ягоды и получают... интересную ночь.
— Это чудо... — начала Шаллан, потом укусила себя за губу.
— Что? — подтолкнул он.
Она вздохнула.
— Чудо, что их не называют рождьягоды, учитывая... — Она покраснела.
Он улыбнулся.
— Хорошая мысль!
— Отец Штормов, — сказала она, еще больше краснея. — Мне ужасно трудно держаться в рамках приличия. Дай мне еще варенья.
Он улыбнулся и протянул ей кусок хлеба с намазанным на него толстым слоем зеленого варенья. Паршмен с мутными глазами — позаимствованный из Конклава, — сидел на земле рядом со стеной из сланцекорника, играя роль импровизированной компаньонки. Она чувствовала себя так странно, находясь рядом с мужчиной почти ее возраста в присутствии одного-единственного паршмена. Освобожденной. Раскрепощенной. Но, может быть, все дело в солнечном свете и свежем воздухе.
— Мне ужасно трудно быть ученым, тоже, — сказала она, закрывая глаза и дыша полной грудью. — Мне слишком часто хочется быть снаружи.
— Многие из великих ученых всю жизнь путешествовали.
— И на каждого из них приходятся сотни тех, кто сидел в дырах и библиотеках, зарывшись в книги.
— Но они и не хотели другой жизни. Большинство людей со склонностью к исследованию предпочитают свои дыры и библиотеки. Но не ты. И это делает тебя такой интригующей.
Она открыла глаза, улыбнулась ему и взяла восхитительный кусок хлеба с вареньем. Этот тайленский хлеб такой рассыпчатый, больше похож на пирожное.
— Ну, — сказала она, пока он жевал кусок, — ты чувствуешь себя более правдивым?
— Я ардент, — ответил он. — Мой долг и призвание — быть правдивым всегда.
— Конечно, — сказала она. — Я тоже все время говорю правду. Вообще говоря, я настолько наполнена правдой, что иногда она буквально выдавливает ложь изо рта. Для нее нет места внутри, видишь ли.
Он сердечно улыбнулся.
— Шаллан Давар, я не могу представить себе, что такая милая девушка как ты может сказать хоть одно слово неправды.
— Тогда, что бы не свести тебя с ума, я буду выдавать их пáрами. — Она улыбнулась. — У меня сейчас кошмарное время, и эта еда ужасна.
— Ты только что опровергла всю науку и мифологию, сопровождающую процесс поедания джема из правдягоды!
— Замечательно, — сказала Шаллан. — У варенья не должно быть ни науки, ни мифологии. Оно должно быть сладким, красивым и нежным.
— Как и юные дамы.
— Брат Кабзал! — Она опять вспыхнула. — Это не совсем прилично.
