— Если вы не боитесь, значит, не понимаете ситуации. Боже. Я только что на мгновение заговорила как Юнис?
— Она передается по наследству.
— Надеюсь, вы поймете, почему я не могла разрешить еще одну экспедицию вниз по колесу. Я хочу, чтобы они все вернулись сюда, но не буду подвергать риску еще больше жизней, чтобы это произошло. Иногда быть капитаном — значит принимать непопулярные решения — те, за которые, как ты знаешь, у тебя есть все шансы заслужить ненависть.
— Вы хорошо поработали, Гандхари. Вы завели нас так далеко, и вы делили корабль с Юнис. Должно быть, это было нелегко — работать в ее тени.
— Воздушный шлюз всегда был недалеко.
— Для нее или для вас?
— Рассматривался любой из вариантов. Но вы знаете, я все еще не могу решить, действительно ли мы встречались с ней или нет. Она ходит и говорит как настоящая, и Нхамеджо — хотя мне больно упоминать его имя — сказал нам, что она была настоящей с самого начала. Я уверена, что Мона согласилась бы, если бы провела те же тесты — у вероломного ублюдка не было причин лгать об этом.
Гома, несмотря на свою усталость, несмотря на дурные предчувствия, рассмеялась. — Это не очень-то подобает капитану, Гандхари.
— Прошу простить меня — у меня было несколько трудных дней.
— Вы прощены. Но я согласна — я все еще не знаю, что с ней делать. Откуда взялись ее воспоминания? Они неполные, сшитые воедино из биографических фрагментов — это вообще не настоящие воспоминания. С другой стороны, сконструированная версия Юнис прожила несколько жизней на "Занзибаре". Эти воспоминания подлинны — просто они не являются частью жизни настоящей Юнис. Затем она встретила Хранителей, и они разобрали ее на части и снова собрали, используя биологический материал. И она прожила еще одну или две жизни в этой форме. Кем это делает ее? Больше или меньше, чем первоначальная Юнис? Равной ей во всех отношениях? Продолжение одной и той же личности? Если мы заберем ее обратно с собой, какие у нее будут права?
— Для нее нет прецендента, — сказала Васин. — Она такая же странная, как и все остальное на свете. Чудесная, устрашающая — пугающая. И хитрая, как лиса. Тот трюк, который она провернула с нами с зеркалами — я все еще пытаюсь разобраться в этом. Совершила ли она самое страшное преступление, какое только можно вообразить, или спасла жизни и начала новое приключение?
— Кану все равно отправился к Посейдону.
— Но по собственной воле, чтобы пощадить Восставших. Его нельзя винить за его бескорыстие.
— Интересно, узнаем ли мы когда-нибудь, что она сделала с "Занзибаром"?
— Мы не успокоимся, пока не сделаем этого. Коллективно, я имею в виду — как общество. Кроме того, она продемонстрировала нечто довольно значительное — что бы мы ни недопонимали в M-строителях, а это довольно много, у нас действительно есть возможность использовать их технологию.
— Мы просто обезьяны, бьющие по клавишам пианино.
— И, может быть, время от времени мы будем играть какую-нибудь мелодию. Это может занять время. Но я навигатор, Гома. Такие люди, как я, не успокоятся, пока мы не найдем способ использовать Мандалы. Перейти от наших самых быстрых кораблей к возможности путешествовать настолько близко к скорости света, насколько мы можем себе представить?
— Вы разочарованы, что у вас нет чего-нибудь побыстрее?
— Я возьму то, что смогу достать. Я хочу знать, как далеко простирается эта сеть — проникнуть на Мандалах так глубоко в галактику, что наше солнце станет просто еще одной безымянной точкой в Млечном Пути.
— Вы можете проскочить между этими звездами быстрее, чем успеете моргнуть, но людям, оставшимся дома, все равно предстоят долгие годы путешествий.
— Их там нет, — сказала Васин. — По крайней мере, для меня.
— Я все еще хочу домой.
— Вы поймете. И вот еще кое-что, о чем стоит подумать. В Солнечной системе Земли нет Мандалы — по крайней мере, насколько нам известно. Наши лучшие разведданные говорят, что на Крусибле — ближайшая.
— Крусибл собирается измениться.
— Если Мандалы позволят нам использовать их, тогда да. Твоя маленькая планета — и помни, я родилась не там — отныне приобретет иное значение. Крусибл станет воротами — портом въезда.
— Во что?
— Мы это выясним. Когда заставим это работать.
Они снова обратили свое внимание на далекие огни умирающих Хранителей. Это было прекрасно и возвышенно. Гома не испытывала радости по поводу гибели инопланетных машин, скорее печаль из-за того, что они не могли видеть свою собственную глупость.
В конце концов истощение замедлилось — огни гасли, как последние беспорядочные вспышки фейерверка.
— Там все еще есть другие, — сказала Васин, — но у них, должно быть, хватило ума сдержаться.
— Мне их почти жаль.
— Вы не должны жалеть их. Они причинили нам достаточно неприятностей.
Это было правдой, и ее слов должно было быть достаточно, чтобы рассеять сомнения Гомы. Но, тем не менее, Хранители были добры к Юнис — или, по крайней мере, милосердны — и они преподнесли ей подарок сверх всякой меры. Возможно, для них это было пустяком, добрым жестом, почти слишком незначительным для их понимания — как человек, по минутной прихоти поднимающий перевернутое насекомое обратно на ножки. Но они сделали ее человеком, вдохнули жизнь в ее легкие, дали ей мечты и печали, все то, что свойственно смертным. Они вернули Юнис к ней самой.
Гома могла бы многое простить им за это.
Она отправилась повидаться с Ниссой, чтобы ей было о чем доложить Кану. Нисса все еще была без сознания, все еще на попечении доктора Андисы. По крайней мере, теперь для нее делалось все возможное, хотя Андиса не собиралась упускать свои шансы. Ее скафандр потерял энергию раньше, чем в нем закончился воздух, так что холод высоких слоев атмосферы был ее первой проблемой. Несмотря на слои изоляции, она все еще страдала от обморожения лица и конечностей, которое теперь виднелось там, где Андиса нанесла синюю медицинскую мазь, особенно вокруг висков и скул. После обморожения наступило кислородное голодание, и она не могла избежать какого-то неврологического повреждения. Но они восстановили тепло и подачу воздуха перед восхождением, так что с этого момента ситуация, конечно, не ухудшилась.
— Я едва знаю ее, — сказала Гома, — но хочу, чтобы она жила. Это не только из-за Кану, из-за того, что ее смерть сделает с ним после всего этого. Она проделала весь этот путь, пережила все, вплоть до колеса, — даже Ужас. Это неправильно, что она должна умереть от гребаного обморожения и кислородного голодания!
— Мы сделаем все, что в наших силах, — мягко сказала Андиса.
Конечно, они бы так и сделали, но это нисколько не успокоило Гому. — Кану все еще там, внизу. Я хочу подбодрить его, дать хоть какую-то причину думать, что с ней все будет в порядке.
— Это бессознательное состояние частично является медицинским решением. Я ввела ей настолько большую дозу факторов роста нейронов, насколько осмелилась рискнуть. Они укрепят поврежденные структуры, предотвратят дальнейшее разрушение и спровоцируют определенную степень реконструкции синапсов. Но лучше всего, чтобы она не бодрствовала, пока идут эти процессы.
— Я не сомневаюсь в вашем мастерстве, Мона. Я просто хотела бы, чтобы у меня было что-то конкретное, что я могла бы ему дать.
— Скажите ему, что она жива и получает наилучший доступный уход. Это единственный честный ответ, который я могу дать. Как только появятся новости получше, вы будете первой, кто их услышит. А пока, Гома?
Она гадала, что будет дальше. — Да?
— Это было прекрасно — помочь ей. Она была бы мертва без вас, но вы дали ей надежду. Теперь скажите Кану, чтобы он беспокоился о себе, а мы будем беспокоиться о Ниссе.
— Я так и сделаю.
Она нашла немного чая, плеснула себе в лицо водой, чтобы прогнать усталость, затем возобновила контакт с группой на подъеме. Она воспользовалась общим каналом, обращаясь ко всем сразу. Возможно, Ру и был ее мужем, но сейчас она беспокоилась о каждом члене группы, включая Гектора.
— Мы держимся, — сказал Ру. — Припасы хорошо помогли. Пока что наши костюмы работают нормально. На самом деле делать особо нечего, кроме как ждать. Мы видели, как вы взлетели — пожалуйста, скажи мне, что вы планируете вернуться за нами?
Вопрос Ру, возможно, был несерьезным, но Гома слишком устала, чтобы утруждать себя чем-либо, кроме прямого ответа. — Как только вы подниметесь выше, мы сойдем с орбиты и снова вернемся. Вы видели фейерверк?
— Да, и к тому же это было очень красиво. Кану говорит, что это, должно быть, были Хранители.
— Он прав, — подтвердил Гома. — Они бросались на луны, их резали на кусочки — как будто они видели в этом свой единственный шанс подобраться поближе к колесам. Но это не сработало. Похоже, они сдались — по крайней мере, бойня, похоже, на данный момент закончилась. Я не думаю, что это означает, что мы видели последнего из них — должно быть, их еще много, они ждут, чтобы увидеть, что произошло. Но если они ожидают ответов от кого-либо из нас, я не уверена, что они их получат.
— Кану мог бы с этим не согласиться, — сказал Ру. — Он прошел через весь этот Ужас точно так же, как Юнис много лет назад. Он сказал, что это дало ему определенную перспективу.
— Кану там?
— Да, — ответил он после минутного молчания. — Рад тебя слышать, Гома. Есть какие-нибудь новости о Ниссе?
Голос Кану звучал более настороженно и сосредоточенно, чем когда она впервые встретила его на выступе. — Доктор Андиса делает все, что в ее силах, — ответила Гома, обрадованная тем, что слышит его голос. — Нам нужно поддерживать ее в стабильном состоянии, пока мы не сможем доставить ее на борт "Травертина". На большом корабле у нас гораздо лучшее медицинское оборудование.
— Рад слышать вас, Гома. Было бы неправильно сказать, что я горжусь вами? Мы, Экинья, совершили несколько хороших и плохих поступков. Но мне кажется, я знаю, на чьей вы стороне.
Его слова согрели ее. — И вы тоже, дядя.
— Я не уверен, что звучит менее официально — дядя или Кану. Никто никогда раньше не называл меня дядей.
— Говорят, вы были дипломатом.
— Один раз. В другой жизни. И жителем моря. На самом деле я занимался многими вещами, и не уверен, что был особенно хорош в чем-либо из них.
— Вы слишком строги к себе.
— О, я не так уверен. Чего именно я достиг? Я предал свое правительство, подвел своих друзей, ввел в заблуждение Ниссу — и все это ради достижения целей машин на Марсе, которых я едва понимаю, не говоря уже о доверии? И хотя Свифту приходилось мириться с тем, что он был у меня в голове, не то чтобы я действительно был нужен ему для чего-то еще. Я просто был его средством передвижения, средством добраться до этого места.
— Свифт с вами?
— Стоит рядом с нами, протирает пенсне, стараясь не выглядеть обиженным. По крайней мере, один из нас все равно получил то, чего хотел, — встретился со своим творцом.
— Должно быть, за этим стояло нечто большее.
— Несколько возвышенных идей об углублении нашего понимания роли машины и органического мира — попытка найти стратегию взаимного сосуществования. Впрочем, это всего лишь слова. Между тем, наша маленькая прогулка стоила жизней и страданий, и мы ничуть не приблизились к лучшему пониманию Хранителей. На самом деле все гораздо хуже. Если бы мы не пришли сюда, ни одной из этих смертей не случилось бы.
— Если есть вина, которую нужно распределить, вы можете взять на себя только ее долю, — сказала Гома. — Никто из нас не является невинной стороной.
— За исключением, возможно, вас.
— Вы недооцениваете меня. Я бы перелезла через гору человеческих костей, чтобы найти танторов.
— Даже несмотря на то, что это была не та встреча, на которую вы надеялись?
— Это было только начало. Мы с Ру тратили наши жизни на то, чтобы составить график угасания танторов — снижения их когнитивного уровня. Мы никогда не надеялись столкнуться с самоподдерживающейся колонией танторов, не говоря уже о Восставших. Но да, все пошло наперекосяк. Гребаная человеческая глупость. Страх и невежество. Как будто худшей вещью в мире было бы поделиться этим с другим разумом.
— Люди и слоны. Люди и роботы.
— Может быть, нам просто следует позволить слонам и роботам жить долго и счастливо, — сказала Гома. — Они казались достаточно счастливыми, чтобы принять Юнис на ее собственных условиях.
— Не может быть, чтобы все было так безнадежно, — ответил Кану со смесью усталости и убежденности. — Я поставил на карту свою жизнь, чтобы стать посредником в установлении мира между людьми и Эволюариумом. Я достаточно стар и глуп, чтобы обманывать себя, что все еще есть шанс достичь этого. Скажите мне, вы не отказались от Восставших?
— Их осталось не так уж много.
— Насколько понимаю, на Орисоне их несколько, и вскоре у вас тоже будет возможность поближе познакомиться с Гектором. Я был послом у машин, Гома. Это было достаточно странно! Теперь Восставшим нужно будет отправить к нам посла.
— Возможно, их потребуется немного убедить. Земля — не совсем их дом.
— Марс тоже не был моим, но я нашел там друзей.
— Как Гектор? — спросила она.
— Насколько нам известно, никаких физических проблем нет. Но потеря Дакоты сильно ударила по нему.
— Жаль, что я не могу поговорить с ним сейчас. Вы в состоянии общаться?
— У наших костюмов есть связь, но она неуклюжая. Хотите, я передам ваше сообщение, какую бы пользу оно ни принесло?
— Скажите ему, что его ценят. Скажите ему, что нам с Ру не терпится услышать, что он нам скажет.
— Так и сделаю. Не хотите сейчас поговорить с Юнис?
— Конечно.
Естественно, она все это время подслушивала. — Гома. Хорошо, что ты нас помнишь.
— Как будто я могла забыть.
— Ты молодчина. Кану прав. Гордость за другого человека — это странное чувство для меня — обычно это разочарование, горечь, гнев. Через некоторое время к этому привыкаешь — начинаешь чувствовать, что это нормальное положение дел. Но посмотри на себя — ты втихаря порадовала старую женщину.
— Я сделала это не поэтому.
— Тогда тем больше причин аплодировать твоим действиям. Тебе пришлось многое пережить, Гома, но ты нас не разочаровала.
— Нас?
— Твоих прославленных предков. Если я не могу говорить за них, то кто может?
— Полагаю, вы правы.
— Не всегда. Но в данном случае — да. Очень даже. Ты говоришь, состояние Ниссы стабильно?
Она бы с радостью рассказала Юнис, что она на самом деле думает о шансах Ниссы, но не тогда, когда Кану все еще был частью разговора. — Мона делает все, что в ее силах.
— Да. Должна сказать, это явное улучшение по сравнению с вашим предыдущим врачом. Мне гораздо больше нравятся ее манеры обращения с больными.
Когда разговор с Гомой закончился, Свифт все еще был там, небрежно прислонившись к задней стенке полки. Он был единственным из них, кто не был одет в скафандр, его ноги в чулках были закинуты друг на друга, пенсне сидело на кончике носа, и он разглядывал Кану с некоторым временным интересом, как будто тот был новым видом морских существ, обнаруженным во время какой-нибудь морской экспедиции.
