— Ты! — Крауч повернулся спиной к предателю Повелителя и указал палочкой на меня. — Сегодня вечером, после ужина, отработка у меня в кабинете!
О! Как вовремя! И сколько зрителей! Ну, сейчас я отыграюсь за урок ЗОТИ и поставлю Моуди на место.
— Профессор Моуди. Я, как полноправный лорд, согласно Кодексу Хогвартса признаю ваше требование оскорбительным и...
— Да мне насрать! — перебил меня Моуди.
— Профессор! Здесь же дети! Какой пример вы им подаете?! — поморщилась Макгонагалл, но Моуди, похоже, было насрать не только на меня.
— Ты понял меня, парень? Не придешь ко мне, тогда я приду сам и устрою такую отработку, которую ты никогда не забудешь! Ясно тебе? Ну?!
— Ясно, — ответил я.
Мда. Поднял, называется, авторитет.
Глава 16. Знакомство с Барти
Авторитет-авторитетом, но идти на вечернюю отработку мне все же пришлось. Я не хотел даже мысленно представлять себе, в какую форму, с учетом капитальной ебнутости на голову преданнейшего слуги Волдеморта, примет та самая "никогда-не-забудешь" отработка. Что-то сомнительно, судя по прошлой такой с ним, что я смогу даже хотя бы просто поцарапать Барти. Так что, если тому в голову придет что-то совсем непотребное, всегда и уйти можно ничего не объясняя (а попросту: руки в ноги — и драпать). И прятаться потом за юбкой Спраут на факультете. М-да...
Постучавшись в запертую по вечернему времени дверь кабинета ЗОТИ, я немного подождал, и вскоре дверь с легким щелком чуть приоткрылась. Раз приглашают, нужно войти.
Класс был темен, тих и пуст. Только из-за приоткрытой наполовину двери в личный кабинет профессора ЗОТИ доносились какие звуки, и на темный пол падало прямоугольное пятно света. Поднявшись по коротенькой лестнице (интересно, в том, что кабинет расположен выше класса, есть какой-то глубокий смысл), я зашел в комнату.
Это был первый личный кабинет профессоров, что я видел за прошедшие три года учебы в Хогвартсе. Все же, я не Поттер, который ел с рук у оборотня, а Флитвик и Спраут — даже они разговаривали со мной только в классах, поэтому я не считаю, что в моем любопытстве было что-то предосудительное. Я остановился на пороге и стал с внимательно по очереди рассматривать предметы, что попадали мне на глаза. И сразу же зацепился за коллекцию средневекового холодного оружия, многие экземпляры которой хотелось потрогать руками, или даже взмахнуть или ударить по мишени. Быть может, лет пять назад, я бы с удовольствием схватился за пару-тройку рукоятей или потрогал бы ногтем заточку, но... Здесь я уже не первый год, и поэтому отлично знаю, что даже безобидный на вид предмет может быть смертельно опасным, а уж оружию таким быть сам Мерлин велел.
Отведя душу визуальным осмотром богато отделанного холодняка, я перевел свой взгляд на прочую обстановку комнаты. Кабинет ЗОТИ чем-то напоминал кабинет директора, только "труба пониже и дым пожиже". Живые картины, сейчас странно молчаливые, сундуки и сумки, шкафы с книгами и какими-то странными на вид кусками костей и черепами неведомых существ, и прочая, прочая, прочая дребедень, которая неосведомленному магу покажется обычным мусором, а разбирающемуся — редкой драгоценностью. А вот чем рабочее место Крауча отличалось от дамблдоровского, так это тем, что о кабинете профессора ЗОТИ нельзя было сказать, что в нем царил абсолютный порядок — скорее совсем наоборот.
По полу кабинета совершенно небрежно разбросаны какие-то артефакты, куски чего-то непонятного и предметы одежды. Чем-то это напоминало место крушения самолета. Как и на обгорелом поле, здесь тоже можно было найти "обломки": вот это — деревянная нога-протез, дальше — крутится валяющийся на полу бесценный волшебный всевидящий глаз, металлическая оправа от которого небрежно надета на спинку резного кресла. Посох спокойно прислонен к придвинутому к столу другому креслу, в котором сидит... совершенно незнакомый мне мужчина. Худой и веснушчатый блондин лет тридцати пяти, в небрежно прибранной копне русых волос которого проглядывают седые пряди, пристально смотрел на меня, наслаждаясь моим недоумением. На Барти из фильма он не был похож совершенно, если не вглядываться в горящие фанатичным огнем темные глаза.
— Пришел? Присаживайся, — собеседник с ясно видимым удовольствием потянулся и пошевелил конечностями, — если бы ты знал, как это утомляет — прыгать на одной ноге!
— Кто ты? — спросил я, наставив на блондина волшебную палочку. — Отвечай! Куда ты дел профессора!
— Как ты меня утомил, Крэбб, — и легким мановением руки Крауча, сопровождаемое невербальным Экспеллиармусом, моя палочка оказывается выбита у меня из руки. Я на автомате потянулся за запасной, но и ее постигла та же участь.
— Постоянная бдительность, Крэбб! Постоянная бдите... тьфу! Как это привязывается! Чертов Моуди. Он совсем чокнулся на своей бдительности, которая, впрочем, его так и не спасла.
— Так кто ты?
— Садись! — и магический толчок отправил меня в объятья кресла. — Для начала, лорд Крэбб, позвольте представиться. Официально бывший наследник и умерший в Азкабане Бартемиус Крауч Второй, — Барти привстал и изобразил пародию на вежливый поклон младшего старшему. Но даже в этой шутовской пародии было столько изящества, воспитания и... долгой череды благородных предков, что меня некисло так кольнула зависть. Увы, придется смириться с тем, что одного попаданчества в аристократа мало. И даже просто родиться им недостаточно: порода и воспитание — вот те киты, что делают в нашем понимании человека аристократом. Все как у хм... собак.
— Хм... Очень приятно, мистер Крауч. Кстати, а вы не родственник Бартемиусу Краучу...
— Замолчи! — присевший было мужчина вскочил и направил на меня волшебную палочку. — Не произнеси при мне его имя! — тяжело дыша, он оперся на стол, давя в себе приступ ярости, а потом пояснил — Да. Бартемиус Крауч мой ненавидимый отец!
— Ясно. Вот только это не объясняет того факта, как официальный мертвец занял место аврора Моуди, зачем разыскиваемому преступнику это вообще нужно, а так же, причем здесь я?
Барти ухмыльнулся, подошел к моему креслу и навис надо мной всей своей тушей, если его худощавую фигуру можно так назвать.
— Меня не разыскивают. Зачем искать того, чье тело давно закопано на одном острове в северном море? А вот на остальные вопросы ответ один, — и Барти начал задирать мантию на левой руке. — Господин сказал мне, что один из школьников пытался заинтересовать его.
— Я не помню, чтобы кого-то называл своим господином!
— А ты взгляни сюда. Вот Его Метка.
Метка была впечатляющей. В отличие от той поблекшей и выцветшей, что я видел через память Винса на руке Логана Крэбба, эта была четкой и какой-то... живой? Даже слегка подрагивала, хотя до полноценного движения, как это было при живом Волдеморте, она своим состоянием все еще не дотягивала. И еще от метки ощутимо, вот не знаю только, каким именно чувством я это осознаю, тянуло магией. Злой магией. Очень злой магией. Но она была мне так... приятна. Хм. Что-то со мной не то. Нужно будет разобраться, позже. Сначала — срочные дела. Нужно выяснить, это точно Барти или нет?
— Узнал? — восторженно глядя на свою руку спросил меня самозваный профессор. — Видишь! Он скоро возвратится! И у меня к тебе дело от Него.
— Я тебе не верю. Мою память могли считать, и теперь все это — провокация. На кого ты работаешь, на министерство или на Дамблдора?
— Хм, — мужчина сел в кресло и совершенно по-плебейски забросил ноги на стол. — Лорд говорил, что у тебя абсолютная защита от чтения мыслей. Так что не следует делать вид, что ты ничего не понял!
— Только в Хогвартсе. И не далее как год назад меня до донышка вычитал декан Слизерина... — именно вот так вот. Не Снейп, не профессор, не зельевар, не друг Люциуса Малфоя или бывший пожиратель, а декан одного из факультетов Хогвартса, где директором — Дамблдор. Такие тонкости сын рода прирожденных политиков и дипломатов распознаёт независимо от своего состояния, чисто на ощущениях, ибо воспитание. — Так что, все мои тайны давно уже известны всем заинтересованным в них личностям. Тем более я никогда не видел Барти Крауча младшего...
— Хм. Не могу отказать тебе в здравом смысле. Ну а как ты объяснишь Метку? И не надо говорить, что ты ее никогда не видел. Уж у твоего отца она была!
— Метка не проблема.
— Что-о-о?
— После падения Лорда на свободе оказалось слишком много предателей... — ой как это хорошо — знать больные мозоли собеседника. Начинаю понимать, зачем и Дамблдор, и Волдеморт учили легилименцию. — И найти одного-двух, согласных изображать хоть Мерлина, хоть Слизерина не составит труда. Особенно, если отмазать от Азкабана...
— Да. В этом я с тобой согласен.
— Таким образом, я не могу считать тебя тем, кем ты представляешься, пока ты не представишь мне нормальные доказательства.
— Логично... Мда. Твой отец меня так не доставал. Попроще он был. Хорошо, что ты убил его, предателя, уважаю. А может... Нет. Тоже... — бормотал про себя Крауч, видимо перебирая доводы и доказательства. — Как же с тобой сложно! А, впрочем, почему бы и нет? Как раз, вовремя... Значит, говоришь, — губы фальшивого профессора расплылись в хищной, немного безумной улыбке, — тебе нужны по-настоящему серьезные доказательства?
Вот только что-то не нравиться мне его улыбка. Барти же по канону на голову нездоровый. Хм, кстати, странно. Я этого по разговору не особо заметил. Но все равно, бывший лояльнейший из пожирателей, недоказанный пытатель Лонгботтомов средних (старшая и младший живы-здоровы), беглец из Азкабана... Что маг с таким багажом за спиной может посчитать за доказательства?
— Хорошо. Ты их сейчас получишь! Да! Самые-самые! И для всех!
— Э-э-э. Может не надо? — как ни звучит это до неприличия по-детски, но мне что-то реально стало как-то сцыкотно. И за канон, и, главное, за себя родимого. Поймают меня с Барти вместе — и кирдык.
— Ты сам этого хотел! Слушай меня внимательно. Сейчас я превращусь обратно в Моуди и мы с тобой пойдем в... одно место. И не дай тебе Мерлин, если нам кто-то встретится по дороге, попробовать меня предать! Уж что-что, а кинуть невербальную Бомбарду тебе в голову я всегда успею. Ты понял меня? Ну?
Во что я опять влез? И ведь ответить что-то отличное от: "Да. Конечно." будет простым и безыскусным самоубийством. Кто-то другой еще мог бы отделаться Обливиэйтом, но моя защитная печать не позволит этого, а значит, и у Барти иного выбора не будет. Заавадит меня на месте, а тело превратит во что-нибудь и выбросит в запретном лесу, как с папашей своим поступил или еще поступит. И, самое главное, никто меня долго (или вообще) искать не будет: "Лорд Крэбб, пользуясь своим правом покидать Хогвартс в любое время, отбыл в неизвестном направлении по каминной сети из моего кабинета..." — и пока Барти не разоблачат, этой отмазы хватит, а после разоблачения всем будет уже не до меня.
Тем временем Крауч собрал разбросанные по всей комнате артефакты Моуди, положил их недалеко от себя, сел в кресло и сделал глоток из фляжки с оборотным зельем. Смотреть на то, как молодой, пусть и слегка потрепанный жизнью, мужчина превращается в старика-калеку было, конечно, в каком-то роде любопытно, но очень неприятно. Тело сжималось по высоте и раздувалось вширь, усохла отрубленная нога, на миг мелькнула темным провалом пустая глазница черепа. Барти, не сдерживаясь и не стыдясь меня, от дикой боли в изменяемом теле орал во все горло. Хорошо еще, что заранее наложенные заклинания отсекали все шумы, иначе к кабинету профессора ЗОТИ сбежался бы весь Хогвартс.
Я в смущении отвернулся. Странно это все. Когда я пил оборотку, у меня, конечно, тоже были неприятные ощущения, но чтобы настолько! Или это связано с тем, что Барти пытается влезть в шкуру калеки, а я просто слегка взрослел? Зато становится понятно, почему шпион Волдеморта не был раскрыт: каждый раз всего лишь ради короткого отдыха и терпеть такие муки? Не говоря уже о полнейшей беспомощности: вот в этот вот короткий отрезок времени жизнь фальшивого профессора ЗОТИ была полностью в моих руках. Можно было попробовать сбежать, сдать его или даже убить, но... зачем? Да и куда мне бежать и кому сдавать, с учетом висящих на воображаемой шее абсолютно реальных пудовых вериг непреложных обетов?
Пока мы полубежали (я) и агрессивно ковыляли (Барти) с третьего этажа на первый, возможности проверить крепость моего слова у Барти, к счастью, не возникло, так как никто из профессоров нам навстречу не попался. Зато попался кто-то другой.
— Профессор Моуди. Лорд Крэбб... Мое почтение.
Ох уж мне эти аристократические заморочки! Драко Малфой всегда, когда хотел (читай, когда мог держать себя в руках, ибо для его абсолютно по-гриффиндорски вспыльчивой натуры это было весьма и весьма нелегкой задачей, и, скорее всего, серьезной проблемой для его отца), мог вести себя абсолютно безукоризненно. Воспитание древней, чистокровной семьи все же давало о себе знать. Да, этикет это такая вещь, которая иногда может выйти боком (недаром ходит бородатый анекдот, про то, как два джентельмена, попавших на необитаемый остров, десять лет не разговаривали друг с другом, просто потому, что не нашлось третьего, который смог бы их представить друг другу), однако же пользы от писанных и неписанных традиций, на мой взгляд, все же больше, чем вреда. Можно одним-двумя правильно поставленными ударениями сказать очень много. Как, например, это произошло и сейчас: как это положено по всем правилам вежливости формально младший Драко (пока еще наследник, а не лорд, как я) поздоровался первым и вроде как совершенно вежливо но... Сделав слышимый только понимающему уху акцент на фамилии, а не на титуле, Малфой превратил приветствие в остренькую шпильку: "Ты, конечно лорд, но лорд Крэбб, которые всегда были ниже нас, Малфоев". Вот только и я не совсем валенок и что-то слышал в детстве Винса, поэтому в эту игру можно сыграть и вдвоем:
— Наследник Малфой. Наследник Забини, наследник Гойл. Добрый вечер.
Ишь, как скривился, белобрысый. Мой посыл: "ты, конечно, будешь лордом Малфой, самым-самым, но потом, а я лорд и выше тебя сейчас", Драко понял совершенно правильно. Учитывая, сколько могут прожить маги, если им весьма настойчиво не помогать перейти иной мир, Драко может прокуковать в наследниках до самой зрелости, если не старости...
— Прочь с дороги, пожирательское отродье. Или тебе так понравилось быть хорьком и ползать по ширинкам у настоящих парней? Решил свить там гнездо? — а вот Барти абсолютно в своем репертуаре. Другого от него я и не ожидал. Впрочем, поставив себя на его место, вряд ли я вел бы себя с Малфоем настолько... вежливо и корректно. Все же, пока кто-то честно мотал срок, кто-то внаглую откупился и жил-поживал себе в своем поместье.
Драко тем временем аж задохнулся и пошел алыми пятнами по лицу от такого грубого оскорбления. И, похоже, только крепко взявшие его сзади за локотки приятели слизеринцы не позволили блондину ринутся в бой, пусть и словесный, по результатам которого опять подвергнуться принудительной трансфигурации. Малфой до впечатляющих желваков на скулах стиснул зубы, вырвал рукава мантий из хватки своих приятелей и, что-то прошипев себе под нос, ушел в сторону кабинета декана Слизерина.
