— Зато заставило тебя улыбнуться.
— Ничего не могу поделать, — лукаво сказала она. — Я сладкая, красивая и нежная.
— Насчет красоты не могу спорить, — сказал он, очевидно довольный ее румянцем на щеках. — И о сладости тоже. Но что касается нежности...
— Кабзал! — воскликнула она, хотя и не была слишком возмущена. Она как-то сказала себе, что он интересуется ею только для того, чтобы защитить ее душу. Однако сейчас все меньше и меньше верила себе. Он приходил по меньшей мере раз в неделю.
Он хихикнул, глядя на ее замешательство, но только заставил ее покраснеть еще больше.
— Хватит! — Она закрыла глаза рукой. — Мое лицо, наверно, краснее, чем волосы. Ты не должен говорить такого; ты человек религии.
— Но все еще мужчина, Шаллан.
— Который сказал, что интересуется мной чисто академически.
— Да, академически, — рассеянно сказал он. — Включая множество экспериментов и личных полевых исследований.
— Кабзал!
Он громко рассмеялся и откусил хлеб.
— Прошу прощения, светлость Шаллан. Но ты так смешно реагируешь!
Она заворчала, опуская руку, но знала, что он — частично — сказал все это только потому, что она поощряет его. И она ничего не могла с собой поделать. Никто не проявлял к ней такого все увеличившегося интереса. Он ей нравился — с ним было интересно поговорить и интересно послушать. Замечательный способ нарушить однообразие учебы.
Но, конечно, никакой надежды на союз. Ей нужен хороший политический брак, хотя бы для того, чтобы защищать свою семью. Флирт с ардентом, принадлежащим королю Харбранта, не поможет ничему.
Скоро я намекну ему на правду, подумала она. Но он и так знает, что ему ничего не светит. Или нет?
Он наклонился к ней.
— Ты действительно та, кем кажешься, Шаллан?
— Способная? Умная? Очаровательная?
Он улыбнулся.
— Искренняя.
— Я бы так не сказала, — ответила она.
— И тем не менее. Я вижу тебя насквозь.
— Я не искренняя. Я наивная. Я провела все детство в поместье отца.
— Ты не выглядишь, как отшельница. С тобой так легко говорить.
— Я стала такой. Но все детство я провела в компании с самой собой и ненавижу скучных собеседников.
Он улыбнулся, но глаза остались озабоченными.
— Просто позор, что такой девочке не хватало внимания. Все равно что повесить замечательную картину лицом к стене.
Она откинулась назад, облокотилась на безопасную руку и прикончила хлеб.
— Я бы не сказала, что мне не хватало внимания, по меньшей мере количественно. Отец уделял мне много внимания.
— Я слышал о нем. Жесткий человек, судя по репутации.
— Он... — Она должна сделать вид, что он жив. — Мой отец — человек страсти и добродетели. Но никогда одновременно.
— Шаллан! Это, наверно, самое остроумное замечание, которое я от тебя слышал.
— И самое правдивое. К сожалению.
Кабзал заглянул ей в глаза, как если бы что-то искал. Что он там увидел?
— Похоже, ты не слишком переживаешь за своего отца.
— Опять правда. Я вижу, что ягоды подействовали на нас обоих.
— Он тяжелый человек, а?
— Да, но не со мной. Я была слишком драгоценной. Его идеал, совершенная дочка. Видишь ли, мой отец из тех людей, которые всегда вешают картину неправильно. Так, чтобы ее не могли видеть недостойные глаза и трогать недостойные пальцы.
— Какой позор. Мне ты кажешься очень... трогательной.
Она смерила его взглядом.
— Я же сказала тебе, не дразнись.
— Я вовсе не дразню тебя, — сказал он, глядя на нее глубокими голубыми глазами. Очень серьезными глазами. — Ты интересуешь меня, Шаллан Давар.
Она обнаружила, что ее сердце стучит. Странно, но одновременно в ней поднялась паника.
— Я совсем не такая интересная.
— Почему?
— Логические задачи — интересные. Математические вычисления могут быть интересными. Политические маневры всегда интересны. Но женщины... они должны быть загадочными.
— А если я решу, что начал понимать тебя?
— Тогда у тебя большое преимущество надо мной, — сказала она. — Потому что я себя не понимаю.
Он улыбнулся.
— Мы не можем так говорить, Кабзал. Ты — ардент.
— Мужчина может перестать быть ардентом, Шаллан.
Она почувствовала удар. Он серьезно глядел на нее, не мигая.
Красивый, с великолепной речью, остроумный. Очень быстро он может стать слишком опасным, сказала она себе.
— Джаснах считает, что ты стараешься сблизиться со мной только для того, чтобы украсть ее Преобразователь, — выпалила Шаллан. И поморщилась.
Дура! Так ты отвечаешь человеку, который намекнул, что ради тебя может бросить службу Всемогущему.
— Ее Светлость Джаснах — очень умная женщина, — сказал Кабзал, отрезая себе еще один кусок хлеба.
Шаллан мигнула.
— Ого. Ты хочешь сказать, что она права?
— И права и не права, — ответил Кабзал. — Девотарий хочет получить этот фабриал. Очень хочет. И я действительно собирался попросить у тебя помощи, со временем.
— Но?
— Но мои начальники считают, что это ужасная мысль. — Он состроил гримасу. — Они считают короля Алеткара совершенно непредсказуемым и боятся, что за одно это он может пойти войной на Харбрант. Преобразователи — не Клинки Осколков, но тоже очень важны. — Он тряхнул головой и откусил кусок хлеба. — Элокар Холин должен стыдиться, что разрешает сестре использовать этот фабриал, особенно так примитивно. Но если мы украдем его... Последствия почувствуют на себе все последователи Ворин на Рошаре.
— Ты уверен? — спросила она, чувствуя тошноту.
Он кивнул.
— Большинство людей даже не думают об этом. Но не я. Короли воюют и владеют Осколками, но их армии существуют только благодаря Преобразователям. Ты когда-нибудь думала, сколько всего — от еды до материалов — производят фабриалы? Без них война стала бы невозможной. Одной еды понадобилось бы сотни фургонов, каждый месяц!
— Да... ты прав. — Она глубоко вздохнула. — Эти Преобразователи, они очаровывают меня. Я всегда хотела знать, на что это похоже — использовать его.
— Я тоже.
— Ты никогда не пользовался им?
Он покачал головой.
— В Харбранте нет ни одного.
Точно, подумала она. Ну конечно. Вот почему королю понадобилась Джаснах, чтобы помочь внучке.
— А кто-нибудь говорил об этом, в твоем присутствии?
Она внутренне съежилась. Слишком смелый вопрос, не заподозрит ли он чего?
Он рассеянно кивнул.
— Это секрет, Шаллан.
— Неужели? — спросила она, сердце билось где-то в горле.
Он поглядел на нее заговорщическим взглядом.
— На самом деле это совсем не трудно.
— Что?
— Чистая правда, — сказал он. — Я слышал это от нескольких ардентов. Вокруг Преобразователей напустили слишком много тумана. Они хранят все в тайне и не используют там, где их могут увидеть. На самом деле надо просто надеть прибор на руку, прижать руку к предмету и коснуться камня пальцем. Очень просто.
— Джаснах действует совсем не так, — сказала она, быть может слишком явно возражая.
— Да, и меня это смущает, но если ты пользуешься им уже давно, то учишься, как управлять им лучше. — Он покачал головой. — Мне не нравится тайна, которая выросла вокруг них. От нее пахнет мистицизмом старой Теократии. Лучше нам не идти по этому пути во второй раз. Что плохого, если люди узнают, как просто пользоваться Преобразователем? Принципы и дары Всемогущего зачастую очень просты.
Шаллан уже не слушала его. Итак, к сожалению, Кабзал знает так же мало, как и она. Может быть, даже меньше. Она пробовала метод, о котором он говорил, и он не сработал. Возможно, арденты лгали, чтобы защитить секрет.
— В любом случае, — сказал Кабзал, — это не слишком важно. Ты спросила меня о краже Преобразователя, и, будь уверена, я никогда не попрошу тебя об этом. Я был глупцом, думая об этом, и мне очень быстро запретили даже пытаться. Мне приказали заботиться о твоей душе, чтобы учеба у Джаснах не испортила тебя. Ну и, возможно, постараться спасти душу Джаснах.
— Ну, последнее крайне трудно.
— А я не заметил, — сухо ответил он.
Она улыбнулась, хотя еще не решила, как к этому относиться.
— Ну, вроде между нами больше нет недомолвок?
— Я очень этому рад, — сказал он, стряхивая крошки с рук. — Я серьезно увлекся, Шаллан. Иногда мне так же трудно быть ардентом, как тебе держаться в рамках приличия. Но я не хочу быть самонадеянным. От твоих слов моя голова идет кругом и язык начинает говорить все что попало.
— Значит...
— Значит, мы должны отложить все на день, — сказал Кабзал, вставая. — Мне нужно время, чтобы подумать.
Шаллан тоже встала, протянув свою безопасную руку к нему за помощью; встать в роскошном платье Ворин — не самая легкая задача.
Они находились в той части сада, где стены из сланцекорника были достаточно низкими, и, встав, Шаллан увидела, что неподалеку гуляет сам король, разговаривая с ардентом среднего возраста, с длинным узким лицом.
Король часто прохаживался по саду в середине дня. Она махнула ему, но он, увлеченный разговором, не заметил ее. Кабзал повернулся, заметил короля и пригнулся до земли.
— Что случилось? — спросила Шаллан.
— Король внимательно следит за тем, что делают его арденты. Он и брат Иксил уверены, что сегодня я дежурю в каталоге.
Она обнаружила, что улыбается.
— Ты пренебрег своей работой ради пикника со мной?
— Да.
— А я думала, что тебе предписано проводить время со мной, — сказала она, скрестив руки на груди. — Чтобы защитить мою душу.
— Да. Но среди ардентов есть люди, которые утверждают, что я чересчур интересуюсь тобой.
— Они правы.
— Я зайду к тебе завтра, — сказал он, выглядывая из-за сланцекорника. — При условии, что меня не заставят весь день делать указатели, в наказание. — Он улыбнулся ей. — Если я решу уйти из ардентии, это будет мой выбор, и они не могут запретить мне — хотя могут попытаться отговорить.
И он быстро ушел, как раз тогда, когда она готовилась сказать ему, что он действительно чересчур самонадеянный.
Она не смогла заставить себя произнести эти слова. Возможно, потому, что все меньше и меньше понимала саму себя. Ее цель — помочь семье. Или нет?
Скорее всего, Джаснах уже узнала, что ее Преобразователь не работает, но не видит смысла открывать это. Шаллан должна уехать. Она может пойти к Джаснах и под предлогом ужасного происшествия в переулке заявить об отъезде.
И все-таки ей ужасно не хотелось. И даже не из-за Кабзала. Несмотря на отдельные недоразумения, ей нравилось учиться. Она хотела стать ученым. Даже после философского урока Джаснах, даже после дней непрерывного чтения. Несмотря на замешательство и напряжение, Шаллан часто чувствовала себя такой довольной, как никогда раньше. Да, Джаснах поступила неправильно, убив этих людей, но Шаллан хотела настолько изучить философию, чтобы мгновенно доказать почему. Да, рыться в исторических записях может быть скучно, но зато Шаллан выработала в себе терпение и запаслась знаниями; они безусловно понадобятся, когда она сама, в будущем, займется глубокими исследованиями.
Днем учиться, за ленчем болтать с Кабзалом, вечерами говорить и спорить с Джаснах. Вот что она хочет. И все эти части ее жизни наполнены ложью.
Взволнованная и смущенная, она взяла корзину с хлебом и вареньем и отправилась в Конклав, в комнаты Джаснах. В корзине для почты ее ждал конверт. Шаллан нахмурилась, сломала печать и быстро прочитала письмо.
Девонька, мы получили ваше письмо. "Удовольствие Ветра" скоро будет в Харбранте. Конечно же, мы возьмем вас и отвезем домой. С большим удовольствием. Мы — люди дома Давар. По гроб жизни в долгу перед вашей семьей.
Сейчас у нас быстрая поездка через материк, а потом мы поспешим в Харбрант. Ожидайте нас через неделю.
Капитан Тозбек
И приписка, рукой жены Тозбека, более отчетливо. Мы будем счастливы предоставить вам бесплатный проезд, Ваша Светлость, особенно если вы во время пути поможете нам. Нужно заново переписать все гроссбухи.
Шаллан долгое время глядела на лист бумаги. Она-то хотела узнать, где он и когда собирается приплыть в Харбрант, но он воспринял ее письмо как требование ее забрать.
Очень подходящий последний срок. С момента кражи пройдет ровно три недели, как она и сказала Нан Балату. Если Джаснах до сих пор никак не отреагировала на подмену Преобразователя, значит, Шаллан вне подозрений.
Неделя. И она ступит на борт корабля. Внутри все оборвалось, но она обязана это сделать. Уничтожив письмо, она вышла из района гостей и по запутанным коридорам отправилась в Вуаль.
Очень скоро она уже входила в альков Джаснах. Принцесса, сидя за столом, что-то писала в записной книжке. Она посмотрела на Шаллан.
— По-моему, я разрешила тебе делать сегодня то, что ты хочешь.
— Да, — ответила Шаллан. — И я поняла, что хочу учиться.
Джаснах улыбнулась, хитро и понимающе. Почти самодовольно.
Если бы она знала.
— Ну, я не буду тебя бранить за это, — сказала принцесса и вернулась к своему исследованию.
Шаллан села и предложила Джаснах хлеб и варенье, но та только покачала головой. Шаллан отрезала себе еще кусок и намазала его джемом. Потом открыла книгу и удовлетворенно вздохнула.
Через неделю ей придется уехать. Но тем временем она разрешает себе притворяться чуть дольше.
Глава сорок третья
Ходячий мертвец
Они жили в диких землях, ожидая Опустошения — или, иногда, глупого ребенка, потерявшегося в темноте.
Детская сказка, но в то же время цитата из "Сохраненных в памяти Теней", похожая на намек на правду, которую я ищу. Смотри страницу 82, четвертый рассказ.
Каладин проснулся с привычным чувством тревоги.
Большую часть ночи он пролежал на твердом полу, уставившись во тьму и думая.
Зачем пытаться? Зачем беспокоиться? Надежда — не для этих людей.
Он чувствовал себя как странник, который отчаянно ищет дорогу в город, пытаясь спастись от диких зверей. Но город стоит на вершине высокой горы, и, с какой бы стороны он ни подходил, везде отвесный склон. Взобраться невозможно. Сотни разных путей. Тот же самый результат.
Его наказание — выживать, но не спасать его людей. Он научил их бегать быстрее, но не спас их. Они — приманка. Эффективность приманки не изменяет ее цель и судьбу.
Каладин заставил себя встать на ноги. Он чувствовал себя как жернов, который слишком долго использовали. Он все еще не понимал, как выжил.
Зачем ты сохранил мне жизнь, Всемогущий? Спас меня, чтобы я мог видеть, как они умирают?
Предполагалось, что он должен вознести молитвы. Они достигнут Всемогущего, ждущего Герольдов, чтобы вместе с ними отвоевать Залы Спокойствия. Каладину это всегда казалось глупостью. Предполагается, что Всемогущий все видит и все знает. Зачем ему молитвы? Неужели без них он ничего не может сделать? И, самое главное, зачем ему вообще нужны люди, сражающиеся вместо него?
Каладин вышел из барака на утренний свет. И застыл.
Мостовики, одетые в рваные кожаные жилеты и короткие, до колен штаны, выстроились в линию и ждали. Грязные рубашки, зашнурованные на груди, с закатанными по локоть рукавами. Грязная кожа, нечесаные волосы. Хотя, благодаря подарку Камня, аккуратно подровненные бороды или чисто выбритые лица. Все в них было старым и потрепанным. Но лица — чистые.
