О, прекрати это, Данкин! Мальчик в опасности не больше, чем любой другой, кого вы отправляете с ним! Этот опыт пойдет ему на пользу, а лейтенант Гоуэйн — хороший, компетентный офицер. Он убережет Гектора от неприятностей.
Сэр Данкин Йерли глубоко вздохнул, сцепил руки за спиной, решительно выбросил лейтенанта Эплина-Армака из головы и начал медленно расхаживать взад и вперед перед сетками для гамаков, наблюдая, как его эскадра продвигается к несчастному маленькому городку, который они собирались уничтожить.
.IV.
Город Сиддар, республика Сиддармарк
— Убить еретиков! Сжечь этих ублюдков!
Хриплый крик донесся откуда-то из глубины толпы, и другие голоса подхватили припев, выкрикивая слова в уродливом, голодном ритме. Это звучало как рычание какого-то огромного зверя, а не как нечто, рожденное человеческими глотками. До него было еще несколько кварталов, но сердце Бирка Реймана упало, когда он услышал его приближение.
— Давай, дедушка! — сказал он, протягивая руку и фактически хватая Клейтана Реймана за руку, как будто хотел вытащить его со двора.
Старик — ему было за шестьдесят, его волосы сияли, как снег, в холодном зимнем солнечном свете — все еще был крепко сложен, и он вырвал руку из хватки внука.
— Черт возьми, Бирк! — прорычал он. — Это наш дом! Я не отдам его толпе уличных подонков!
На мгновение Бирк всерьез задумался о том, чтобы лишить его сознания и просто протащить его обмякшее тело по улице. Клейтан все еще мог быть подтянутым, мускулистым мужчиной, но Бирк провел последние пять лет, тренируясь с некоторыми из лучших тренеров по боксу, доступных в спортивных залах Теллесберга, а теперь и Сиддар-Сити. Быстрый удар в солнечное сплетение, чтобы опустить руки деда, затем хук правой в челюсть сделает свое дело, — мрачно подумал он.
Но он, конечно, не мог этого сделать. Не своему деду. И поскольку он не мог, он отступил назад, глубоко вздохнул и заставил свой голос звучать ровно и жестко.
— Мы должны идти. Идти сейчас, пока еще есть время.
— Это наш дом, — повторил Клейтан, — и здесь намного безопаснее, чем на улице, где мы попадемся этим головорезам! Городская стража должна скоро появиться, и когда это произойдет...
— Стража не доберется сюда — не успеет сделать ничего хорошего, — сказал Бирк, ненавидя себя за эти слова, когда увидел выражение глаз своего деда. И все же они должны были быть сказаны. — И мы находимся в самой богатой части квартала. У тамошних ублюдков главная задача сжечь нас. Я знаю, тебе не нравится эта мысль, но мы должны идти.
— И куда ты предлагаешь нам отправиться?
— Я знаю одно место. Место, где мы будем в безопасности — или, по крайней мере, если мы не будем в безопасности там, мы не будем в безопасности нигде в Сиддар-Сити!
— Тогда иди! — рявкнул Клейтан. — Забирай свою бабушку и уходи. Но я не затем бросил все в Теллесберге только для того, чтобы здесь позволить мусору из сточных канав и уличным отбросам выгнать меня из моего дома!
— Дедушка, они могут быть уличными отбросами, — сказал Бирк так разумно, как только мог, — но их сотни. У тебя не было бы ни единого шанса остановить их. Все, что тебе удалось бы сделать, это дать себя убить.
— Если я выберу... — начал Клейтан, но впервые с тех пор, как он был страстным пятнадцатилетним подростком, Бирк прервал его на полуслове.
— И если ты решишь остаться здесь и погибнешь, бабушка останется с тобой! Она ни за что не убежит и не оставит тебя... И я тоже, ты, упрямый, упрямый, упрямый...!
Он заставил себя остановиться и пристально посмотрел на дедушку. Карие глаза Бирка Реймана встретились с похожими глазами Клейтана Реймана, и после короткого, титанического мгновения пал именно Клейтан.
— Я...
— Дедушка, я понимаю. — Бирк снова потянулся, положив руки на плечи Клейтана. — Ты никогда ни от чего в своей жизни не убегал и не намерен сдаваться перед толпой. Я знаю это. Но не хочу видеть, как ты умираешь, и знаю, что ты не хочешь видеть, как умирает бабушка, так что, пожалуйста, мы можем убраться отсюда, ты, упрямый старый... джентльмен?
Клейтан уставился на него на мгновение, затем удивил самого себя резким смехом. Он положил правую руку поверх молодой, сильной руки, лежащей на его левом плече, всего на мгновение. Затем он резко кивнул.
— Мои ноги уже не так молоды, как раньше, — сказал он. — Итак, если собираемся убегать, что, если мы посмотрим, как получить хорошую фору?
* * *
Сэмил Нейгейл издал вопль восторга, когда медленно тлеющим фитилем поджег тряпку, засунутую в горлышко бутылки с ламповым маслом, и бросил зажигательную смесь в витрину. Стекло разлетелось вдребезги, и минуту спустя он почувствовал запах дыма и увидел растекающуюся лужу огня, мерцающую в глубине магазина. Стеллажи с галантереей и рулонами ткани начали тлеть, быстро разгораясь, и глаза Нейгейла загорелись.
Это было даже лучше, чем переспать с женщиной! Была сила — дикая яростная свобода — в том, чтобы наконец высвободить гнев, который так долго кипел в нем. Дым поднимался из других витрин магазинов вокруг него, когда толпа бесчинствовала в чарисийском квартале, поджигая все, что попадалось на глаза. К счастью, ветер дул с северо-запада. Это унесло бы ветер и пепел прочь от центральной части города, и, если бы они случайно подожгли многоквартирные дома в гавани, где жили грязные чарисийцы, как множество крысопауков на городской свалке, тем лучше!
Он отвернулся от горящего магазина, сунул руку в сумку и услышал пронзительный крик. Он поднял глаза как раз вовремя, чтобы увидеть, как еще трое или четверо молодых людей — его возраста или чуть старше — окружили девушку, которой было не больше пятнадцати. Они заставили ее прижаться спиной к стене здания, и она вертела головой в поисках спасения. Затем она отчаянно бросилась к выходу из переулка, но один из преследователей догнал ее первым. Она снова закричала, со смешанным чувством ужаса и боли, когда он запустил руку ей в волосы и рывком сбил ее с ног. Нейгейл услышал, как она кричит — умоляет, умоляет, умоляет кого-нибудь помочь ей — и улыбнулся. Он наблюдал, как они тащили ее за волосы по переулку, где маленькая чарисийская сучка думала, что сможет найти безопасное место, а затем вытащил из сумки еще одну бутылку, снова зажег тряпку и бросил ее в витрину другого магазина.
* * *
— Сзади меня — быстро! — рявкнул Сейлис Трасхат.
Мирам Трасхат подняла глаза, затем ахнула и, спотыкаясь, отступила за спину мужа. Она держала на руках трехлетнюю Синдей, их младшего ребенка, в то время как семилетний Поэл цеплялся за ее юбки, их глаза были полны ужаса, когда вокруг них гремел бедлам. Тринадцатилетний Мартин протиснулся перед ней, позади отца, его лицо было белым и испуганным, но решительным. За мальчиком Мирам огляделась в поисках какого-нибудь спасения, но с двумя маленькими детьми о том, чтобы оторваться от преследования, не могло быть и речи.
Трасхат точно знал, что происходит в голове его жены, и его собственный ужас был таким же глубоким, как и ее собственный. Не ради себя, а ради нее и детей. Только он не мог позволить этому ужасу парализовать его и впился взглядом в троих мужчин, высокомерно приближающихся к ним. Он знал двоих из них — грузчиков, как и он сам, но точно не чарисийцев, и у обоих за поясами были ножи. Третий был чужим, но носил меч, и в его глазах горел жестокий, нетерпеливый блеск.
— Оставайся со своей матерью, Мартин, — тихо сказал он, его голос был железным от командного тона, не отрывая глаз от других мужчин. — Что бы ни случилось, присматривай за своей матерью и детьми.
— Так, так, так, — насмешливо крикнул вооруженный мечом человек. — Что у нас здесь есть?
— Хорошенькая у тебя жена, Трасхат, — сказал один из грузчиков, наклоняясь и многозначительно потирая промежность, в то время как его приятель ухмыльнулся и вытащил из-за пояса нож длиной в фут, со злорадством проверяя его лезвие большим пальцем. — Буду рад показать ей, как хорошо я провожу время.
Лицо Трасхата напряглось, и он поднял бейсбольную биту. Эта бита была у него больше лет, чем он мог вспомнить. За все годы он сломал множество других, но только не эту. Это всегда была его счастливая бита, и он привез ее с собой из Теллесберга, когда покинул "Теллесберг кракенз" вместе с остальной частью своей еретической родины.
Почему-то сегодня он не чувствовал себя счастливым.
— Оооо! Что он собирается делать с большой плохой бейсбольной битой? — высоким фальцетом издевался мужчина с мечом. Он поднял свое собственное оружие, на острие которого поблескивал дымчатый свет. — Давай, бейсболист! Покажи нам, что у тебя есть.
— Сейлис? — голос Мирам был испуганным, и он услышал, как его младшие дети плачут от ужаса. Но он не сводил глаз с мужчин, стоявших перед ним.
— Сейчас! — крикнул мечник, и охотничья стая бросилась в атаку.
У Сейлиса Трасхата за всю профессиональную карьеру было среднее количество отбивающих ударов, 302. Он всегда был сильным человеком, но не особенно быстрым, поэтому ему приходилось наносить мощные удары, а не полагаться на скорость на базах. За эти годы он научился придавать бите довольно удивительную скорость летучей мыши, и грузчик с обнаженным ножом совершил ошибку, немного опередив остальных.
Та же самая бита, которая нанесла двадцать три хоум-рана в последнем сезоне Сейлиса Трасхата с "Теллесберг кракенз", попала ему прямо в лоб с ужасным хрустящим, сокрушительным, раздавливающим звуком. Он даже не закричал; он просто отлетел назад, нож пролетел в воздухе, кровь брызнула из его разбитого лба, и Трасхат шагнул влево от него.
Бейсбольная бита описала плоскую, злобную восьмерку. Другой грузчик видел ее приближение. Его глаза вспыхнули внезапной паникой, правая рука судорожно нащупала рукоять ножа, а другая рука поднялась, чтобы отразить удар. Но он был слишком медлителен, и паника в его глазах исчезла, когда они стали расфокусированными и навсегда пустыми, как только летящий конец биты с презрительной легкостью вошел в его правый висок.
Так быстро, так внезапно Трасхат оказался лицом к лицу только с одним противником, и фехтовальщик посмотрел вниз на два трупа, беспорядочно распростертых на улице. Его взгляд метнулся обратно к Трасхату и окровавленной бите, застывшей в мощных руках большого чарисийца, и Трасхат улыбнулся ему.
— Вот что я собираюсь сделать с большой плохой бейсбольной битой, ублюдок, — сказал он, и все негодование и гнев, которые он испытывал с тех пор, как приехал в Сиддар-Сити, поднялись в нем вместе с ужасом за безопасность его семьи. — Ты хочешь кусочек меня? Часть моей семьи? Ты сам во всем виноват, черт бы тебя побрал! Ты сам это затеял!
Мечник уставился на него, затем отступил назад. Но это был всего лишь обман. В тот момент, когда бита Трасхата начала опускаться, мужчина снова бросился вперед.
И все же он был не единственным, кто был способен на обман. Когда он двинулся вперед, летучая мышь-бита, которая выжидала все это время, снова поднялась, описав дугу ниже уровня пояса, поймала плоскую сторону лезвия его меча и отбросила его в сторону, затем с хрустом врезалась в нижнюю часть его челюсти. Мечник закричал, оскалив зубы и брызнув кровью. Он выронил меч, схватившись обеими руками за разбитое лицо, когда, спотыкаясь, прошел немного вперед, и Трасхат отступил с его пути. Мужчина покачнулся, начиная опускаться на колени, и эта ужасная бейсбольная бита врезалась ему в затылок, как Ракураи Лэнгхорна.
Он упал на тротуар в лужу крови, и Трасхат посмотрел на него сверху вниз, тяжело дыша.
— Угрожать моей семье, да? — прошипел он и пнул мертвеца в ребра. Затем он посмотрел на свою жену и детей. — С тобой все в порядке? — потребовал он.
Мирам молча кивнула, ее глаза были огромными, она дрожала от ужаса и реакции. Он увидел, что Мартин уже схватился за нож, который выронила его первая жертва, и, хотя стальное лезвие дрожало в его руке, глаза были мрачными и решительными. Эти глаза были потрясены тем, что они только что увидели, но они спокойно встретили взгляд его отца, и сердце Трасхата наполнилось гордостью.
И тогда юный Поэл, все еще цепляясь одной рукой за юбку матери, указал другой.
— Папа, — сказал он голосом семилетки, дрожащим от страха и все же стремящимся к какой-то утешительной фамильярности в мире, который сошел с ума. — Папа, ты сломал свою биту!
* * *
— Давай же! — рявкнул майор Борис Садлир. — Мы уже отстаем от графика!
— Ну и что? — выстрелил в ответ Кейл Кейлит. Он махнул мечом в сторону дыма, извергающегося из горящих магазинов и многоквартирных домов, неподвижных тел, усеивающих улицы и тротуары, и пьяно рассмеялся. — Самое веселое, что у нас было за последние годы! Дайте ребятам небольшую слабину!
Садлир впился в него взглядом, но Кейлит только посмотрел на него в ответ без раскаяния. Заместитель майора был опьянен насилием и высвобождением давней ненависти, и в некотором смысле это было хуже, чем все, что могло быть произведено вином или виски.
Проклятый отец Сеймин! — с горечью подумал Садлир, хотя и знал, что не должен этого делать. — Но все же...
Он заставил себя глубоко вдохнуть дымный воздух. Будучи одним из немногих стражников инквизиции, которых контрабандой доставили в Сиддар-Сити в рамках подготовки "Меча Шулера", Садлир сделал все возможное, чтобы привить хоть какую-то дисциплину добровольцам, которых набирали отец Сеймин и Лэйян Базкей. К сожалению, его начальство было слишком увлечено докладами отца Сеймина, чтобы прислушаться к его собственным предупреждениям о том, что верные сыны Матери-Церкви были гораздо более восторженными, чем организованными... или опытными. Одно дело было провозить контрабандой оружие; совсем другое дело — обучать гражданских лиц их использованию. Даже такие люди, как Кейлит, которые служили в столичном ополчении, имели строго ограниченную подготовку по сравнению со своими коллегами из регулярной армии.
Садлир также не смог исправить эти недостатки. На самом деле обучение любого большого количества людей требовало пространства и времени, и это было не то, что можно было сделать тайно посреди проклятого Шан-вей города. Он сделал все, что мог, но печальная правда заключалась в том, что он в основном ограничивался чтением лекций "офицерам" отца Сеймина по теории, и это не заменяло практической работы с их оружием и их войсками. Он глубоко завидовал своим товарищам, которых послали в менее населенные регионы операции. Разбросанные по поместьям сторонников Храма в центральных и западных провинциях республики, где фермеры, лесники, шахтеры и сельские ремесленники уже возмущались богатством городского населения восточных провинций, они смогли действительно обучить людей, за руководство которыми они отвечали. Они смогли собрать их вместе и обучить как единое целое, привыкшее принимать приказы и подчиняться им.
Садлир предупредил отца Сеймина — и даже отца Зохэннеса — что без такой же возможности он и подчиненные ему командиры вряд ли сохранят контроль над своими подразделениями здесь, в столице, когда этот день наконец наступит. Он не доверял мотивации людей. Дело было даже не в их готовности подчиняться приказам; это была их... надежность. Им никогда не давали возможности приобрести привычку повиноваться своим офицерам, когда действительно началось насилие.
