Перед глазами вспыхнул огонь, в оранжевых углях лежали, дожидаясь своего часа бронзовые прутья. Окровавленное тело висело на связанных руках. Широкоплечий, угрюмый укр отступил в сторону, вытирая потный лоб. Мокрый от крови кнут волочился за ним по каменным плитам. Сидевший в кресле старик с широким золотым ожерельем на узкой груди разомкнул плотно сжатые, тонкие губы.
— Кто еще посещал твоего господина по ночам?
Молодая, истерзанная женщина открыла полные муки глаза:
— Больше никто, господин, — выдохнула она сквозь слезы.
Кошмар прервал тихий звук шагов за дверью. В напряженной тишине Тусет ясно различил чье-то сиплое дыхание.
— Удобная темница, мудрец? — прорезал темноту знакомый хрипловато-мертвенный голос. — Как раз для палача.
— Я никого не пытал! — голос бывшего жреца сорвался на визг. — Я только писец...
— Ты записывал слова, вырванные болью и страхом, — согласился неизвестный. — Теперь сам испытываешь то же самое! Тебе страшно?
Сломленный, раздавленный потерями, смертями и предательством, старик заплакал и выдавил:
— Да!
Из-за двери донесся удовлетворенный вздох.
— Мы не успели отомстить Мосайху. Он умер своей смертью, хотя тех, кто захочет разграбить его гробницу, ждет большой сюрприз. Помощники тоже ушли вслед за ним. Пока живы только ты и Птахотеп. Но это ненадолго.
— Ты пришел меня убить? — Тусету с огромным трудом удалось взять себя в руки. Голос его больше не дрожал, хотя из глаз все еще текли слезы.
— Зачем? — удивился неизвестный. — Завтра тебя сожрет крокодил, безжалостное воплощение фантазий невежественных обманщиков, называющих себя "жрецами". Или ты предпочтешь укус кобры?
Бывший жрец замер, подтверждались его самые страшные предположения и догадки, от которых он так старательно прятался после встречи с Минхотепом.
— Ты геданин?
— Гедан нет, — так же монотонно ответили из-за двери. — Их время прошло, не начавшись. Мы лишь идем по их следам.
— Тогда, кто вы? — Тусет почувствовал, что вновь начинает дрожать.
У нас сотни лиц и десятки имен,
Мы те, кто идет вам на смену.
Ваш мир умирает, мы черви на нем,
Незримо творим перемены.
Продекламировал неизвестный.
— Черви! — вскричал старик, приподнимаясь на табурете. — Но после них остаются лишь голые кости. Они несут смерть!
— Только для вас, — возразил голос. — На ваших костях мы построим свой мир без никчемных богов, глупых ритуалов, никому не нужных храмов и гробниц.
— Что же вы дадите людям вместо этого? — спросил Тусет.
— Жизнь! — интонации неизвестного стали мрачно торжественны. — Все радости, что она может дать человеку! Пользуйся ей, пока твои ноги ходят, глаза видят, а руки чувствуют, не жди смерти в надежде на Поля Блаженных! Наслаждайся, вбирай в себя все её дары: удовольствия, силу, знания, власть! Мы строим царство чистого разума, жрец!
Старик тихо засмеялся.
— Кто же будет работать в вашем царстве? Сажать и убирать пшеницу, стоить каналы, выращивать гусей, пасти коров и газелей?
— Те, кто больше ни на что не способен! — голос за дверью источал презрение. — Бездарные, тупые говорящие орудия, недостойные человеческой жизни!
— Рабы! — вскричал пораженный Тусет. — Но...
— Я пришел не спорить с тобой, — резко оборвал его неизвестный. — А объявить приговор. Прощай, глупая игрушка собственного невежества.
За дверью послышались тихие шаги.
Бывший второй пророк вновь остался один. Голова кружилась, в груди как будто зашили тяжелый холодный камень. Хотелось лечь.
Пользуясь тем, что свет еще проникал через дымоход, старик огляделся и пошаркал к скамье. Он с трудом поставил её на три ножки, подсунув вместо четвертой табурет, и со стоном лег, как в детстве свернувшись калачиком.
Уж если она получила богатство, то должна им пользоваться, считала Анукрис. Молодой женщине пока не удалось уговорить мужа купить новую красивую лодку. Поэтому приходилось получать другие, менее затратные удовольствия, связанные с её нынешним положением. Например, подольше поспать утром.
Завернувшись в тонкую простыню так, что наружу торчали только ноги, нос и попа, Анукрис делала вид, что спит, несмотря на то, что служанка уже дважды заходила в комнату, нарочно громко хлопая дверью.
"Еще раз придет, не переломится" — улыбаясь, думала молодая госпожа, сквозь легкую дрему.
Только когда Самхия вошла третий раз, она резко села, отбросив в сторону простыню, потянулась, выгнув сильное молодое тело и, улыбнувшись, громко скомандовала:
— Мыться!
Мать Анукрис прислуживала жене писаря Карулама, и она примерно знала, как должна себя вести хозяйка богатого дома.
После ванны принесли завтрак, а служанка занялась ногтями на маленьких ножках госпожи. Их следовало аккуратно подстричь и выкрасить ярко-красной краской.
Потом пришел черед макияжа! Анукрис разглядывала свое отражение в ярко начищенном листе меди, а вокруг хлопотала озабоченная Самхия, стараясь сделать её неотразимой. Рядом стояла Мерисид, уже накрашенная, в парике, белом платье, с красным бустом и в полголоса докладывала о наличии припасов, сегодняшнем меню и планируемых работах для слуг.
Госпожа слушала вполуха, раздумывая, как бы ей увидеться с Алексом. Она хорошо знала, где расположен храм Баст. Когда-то в нем служила её тетя. Нужно только придумать предлог, чтобы туда отправиться.
Размышления прервал какой-то шум за дверью. Она отодвинула руку Самхии и обернулась. Через приоткрытую дверь слуга делал отчаянные знаки замолчавшей Мерисид.
— Чего у него там? — проворчала госпожа. — Сходи, узнай.
— Да, госпожа, — поклонилась женщина, выскользнув в коридор.
Служанка вернулась к раскрашиванию правого верхнего века Анукрис. За дверью послышался приглушенный вскрик. Молодая женщина вздрогнула и грубо поторопила служанку, чувствуя что-то нехорошее.
Вошла бледная, как полотно, Мерисид, с безумными от ужаса глазами.
— Хватит! — Анукрис отмахнулась от Самхии. — Иди отсюда! Иди! Ну!
— Еще чуть-чуть, госпожа, — пробормотала служанка, водя мягкой кисточкой по губам.
— Пошла, я сказала!
— Да, госпожа, — Самхия испуганно посмотрела на нее и, закрыв шкатулку с косметикой, поспешно покинула комнату.
— Алекс? — тихо спросила Анукрис, едва за служанкой закрылась дверь. — Нашли?
— Тусет! — охнула в ответ женщина.
— Что Тусет? — не поняла госпожа. — Заболел? Умер? Что с ним?
— Его арестовали за колдовство!
— Нет! — отпрянула оглушенная новостью Анукрис. — Не может быть! Тебе соврали! Он второй пророк храма Сета.
Не говоря ни слова, Мерисид выглянула в коридор и втащила за руку упиравшегося слугу.
— Говори!
— Госпожа, — проблеял молодой человек, кланяясь и пряча испуганные глаза. — Я шел от храма Себера и видел толпу у дома господина Тусета. Люди говорят, что он колдун...
— Что ты делал в храме Себера? — прервала его Анукрис. Как жена младшего писца храма Сета, она недолюбливала друге храмы.
— Мерисид приказала принести свежего лука, — пояснил слуга. — А все лавки у храма Сета были закрыты. Вот я и пошел...
Он замолчал, отведя глаза и втянув голову в плечи.
— Что дальше?
— Ничего, госпожа, — затряс лохматой головой слуга. — Я сказал только то, что слышал на улице.
— Ступай, — махнула рукой Анукрис. — Мерисид, сходи в дом Тусета и узнай, что же там произошло на самом деле!
— Да, госпожа.
Женщина быстро ушла.
Молодая госпожа, вспомнив о своих обязанностях, сходила на кухню, где отдала необходимые распоряжения кухарке, проверила птичник, навестила слуг, занятых работами в саду. И только после этого, сгорая от нетерпения, поднялась на веранду.
Солнце полыхало вовсю, но на улице то тут, то там собирались люди, о чем-то возбужденно переговариваясь. Даже с такого расстояния Анукрис кожей ощущала враждебные взгляды, когда кое-кто из них стал показывать на неё пальцами, молодая женщина, на всякий случай, спустилась в сад.
Пройдя мимо сразу замолчавших слуг, она уселась под деревом и, сгорая от нетерпения, принялась дожидаться возвращения Мерисид, нервно комкая в руках платок. Она уже стала его рвать, когда у входа в сад мелькнуло белое платье старшей служанки. Госпожа встала и почти побежала ей на встречу.
Одного взгляда на её лицо оказалось достаточно.
— Не может быть?! — только и смогла произнести Анукрис, прислонившись спиной к колонне.
— В доме нашли колдовские вещи! — вытаращив зеленые глаза, жарко шептала Мерисид. — И сандалии Джедефраа в крови!
— Что?! — словно очнувшись, вскричала госпожа. — Как они там оказались?
— Не знаю, — развела руками служанка, жалобно звякнув браслетами. — Говорят, выкрал, когда ходил к нему домой два дня назад. Помнишь?
— Тогда Джедефраа отпустил тебя из храма, — кивнула Анукрис и нахмурилась. — Но разве он их крал?
— Конечно, нет! — фыркнула Мерисид. — У него даже сумки с собой не было. В чем бы он их нес?!
— Тогда почему ты не скажешь... — начала молодая хозяйка.
Бывшая танцовщица крепко схватила её за руку.
— Кому?! Тусета обвинил сам Сетиер в присутствии главного инспектора, Моотфу и всех жрецов! Кто станет меня слушать?!
— Но нужно же что-то делать?! — беспомощно проговорила Анкурис, и губы её дрогнули. — Его же казнят! Бросят крокодилам.
— Ты о себе подумай! — Мерисид грубо тряхнула её за руку. — И обо мне.
— Что ты говоришь? — не поняла госпожа.
Но не успела получить разъяснения. Раздался громкий стук в ворота и требовательный голос Небраа.
Женщины переглянулись.
— Лучше ему не видеть нас вместе, — проговорила Анукрис. — Иди.
— Я посмотрю, как чистят канаву, — тряхнула париком Мерисид и исчезла в саду.
Во двор вошел хозяин дома, а за ним ввалились мождеи во главе с Моотфу и двое жрецов.
— Что случилось, мой господин и муж? — самым любезным тоном спросила супруга. — Ты не предупредил, что у нас будет столько гостей.
Не обращая на неё никакого внимания, стражники растекались по усадьбе, как тараканы по грязной тарелке.
— Опять будете искать Алекса? — усмехнулась Анкурис. — Его здесь нет.
— Заткнись женщина! — буркнул Моотфу, проходя мимо и задевая её плечом.
— Небраа! — вскричала супруга, с трудом сохранив равновесие. — Что случилось?
— Тебе лучше помолчать, — дрогнувшим голосом проговорил супруг. — Проводи мудрецов в комнату, где ночевал Тусет.
— Да что случилось?
— Ты плохо слышишь, женщина? — грозно спросил жрец-чтец.
— Прошу простить, мудрецы, — поклонилась Анукрис. — Пойдемте.
Анукрис с возрастающим раздражением смотрела, как мождеи разбрасывают по комнате заботливо уложенные вещи.
— Не твое, и не бросай! — не выдержала она, когда стражник швырнул на пол широкое ожерелье из цветного стекла, нефрита и ляпис-лазури.
Но смуглокожий здоровяк и ухом не повел. Грубо тряхнув сложенную рубаху, он, не глядя, бросил её за спину.
— Да как ты смеешь, негодяй!— крикнула Анукрис, поймав летевший ей в лицо ком.
Мождей обернулся, глаза его гневно сверкнули, губы приподнялись, обнажая ослепительно белые зубы.
— Не забывайте, что мы в доме уважаемого Небраа, — сурово напомнил жрец-чтец.
Стражник отвернулся, вдвоем с товарищем они просто перевернули сундук. Со звоном покатился по каменному полу тоненький серебряный браслет.
Жрец-чтец поймал его и протянул женщине.
— Спасибо, мудрец, — поблагодарила Анукрис.
Но тот не удостоил её даже взгляда.
После сундука перевернули постель, сбросив на пол простыни и циновки.
Хозяйка закусила губы, когда мождей, гнусно ухмыльнувшись, разрезал кинжалом подушку и вытряхнул свалявшуюся шерсть.
В комнату вошел хмурый Моотфу, перемазанный паутиной и гусиным пухом.
— Ничего нет, мудрецы, — проговорил он, сдувая с губ прилипшее перышко. Везде лазили, смотрели лучше, чем в прошлый раз.
Жрец— чтец надменно посмотрел на Анукрис и кивком головы указал на дверь.
Молодая женщина вспыхнула, но, не желая ссориться, вышла в главный зал.
Небраа полулежал на столе, уронив голову на сложенные руки. Его жирные, лоснившиеся от пота плечи вздрагивали. Анукрис стало противно. Не подходя к нему, она встала за колонной, скрестив руки на груди.
В коридоре послышался громкий голос старшего мождея.
Небраа поднял заплаканное лицо и тут же вскочил как нашкодивший мальчишка перед отцом. Моотфу с подчиненными прошли мимо, не сказав ни слова, а жрец-чтец задержался, небрежным движением поманив хозяина дома.
Небраа подбежал, и не только склонился в глубоком поклоне, едва не касаясь париком пола, но вцепившись в руку жреца, стал осыпать её поцелуями, бормоча что-то бессвязное.
Глуповатое лицо служителя Сета расплылось в довольной улыбке, он поощрительно похлопал младшего писаря по плечу, наклонился к уху и что-то прошептал, бросив неприязненный взгляд в сторону Анукрис.
Небраа быстро-быстро закивал, подхватив жреца под локоть, и пошел провожать.
"Слизняк, — морщась как от зубной боли, подумала молодая женщина. — Хуже евнуха. Мокрица, плесень, а не человек".
Она присела на низенький табурет и стала бесцельно водить пальцем по столу, вычерчивая замысловатые узоры на лакированном дереве.
— И это мой муж! — с нескрываемой горечью пробормотала Анукрис, чувствуя, как спазм перехватывает горло, а в глазах закипают слезы.
— Госпожа! — негромко окликнула её Мерисид.
Хозяйка подняла голову. Старшая служанка держала в руках поднос с кувшином и двумя чашками.
— Я принесла вина.
— Ты очень добрая, Мери, — улыбнулась сквозь слезы Анукрис. — Но я не хочу.
— Я хочу, — проворчал Небраа, появляясь в дверях.
Не дожидаясь служанки, взял кувшин и, расплескивая вино, налил в чашку. Жадно выпил, неаккуратно вытирая губы тыльной стороной ладони.
— Оставь нас, — проговорил он.
Служанка тихо выскользнула из комнаты.
— Твой Тусет колдун, — Небраа налил еще вина.
— Он твой брат, — усмехнулась Анукрис, сделав ударение на предпоследнем слове. — Я ему не родня.
— Ты даже не удивилась? — подозрительно сощурился супруг. — Ты знала?
— Мне Мерисид рассказала, — объяснила молодая женщина. — Твоего брата оклеветали, а ты...
— Колдун и убийца не может быть мне братом! — крикнул Небраа.
— И ты веришь этим россказням? — удивилась Анукрис. — Тусет так много для тебя сделал.
— Чего он для меня сделал? — переспросил муж и закричал. — Отдал надоевшую наложницу? Купил паршивый домишко?
Вдруг он замолчал, вытаращив на супругу покрасневшие глаза, вытер пот с отвислой груди, посмотрел на нее, как-то странно пригнув голову.
— Это не мой брат!
И прежде чем открывшая от удивления рот Анукрис смогла что-то сказать, быстро заговорил:
— Это ты заколдовала его! Ты и твой Алекс! Вы принесли в жертву демонам Нефернут и слуг! Вы подстроили убийство Джедефраа!!!
— Заткнись! — супруга презрительно скривила губы. — Трус! Хоть раз в жизни будь мужчиной, а не мешком сала!
Пораженный Небраа умолк, сжал руки в кулаки и стукнул ими по столу так, что чашка, подпрыгнув, перевернулась, покатилась и упала на пол.
