— Но ночь...
— Ночью мы с генералом подумаем, как нам двигаться дальше, — голос Тилоса смягчился. — Дорога впереди дальняя, и постоянно скакать во весь опор мы не можем. Сейчас, после погони, сражения и скачки все вымотаны. Нужен долгий привал.
Несколько мгновений королева смотрела на него, кусая губы, потом беспомощно оглянулась на Талемила. Здоровяк пожал плечами и утвердительно кивнул.
Аилелла махнула рукой и побрела в сторону кустов.
— Делайте как хотите, — сказала она. — Куда уж мне, дуре, до умников вроде вас...
— Королева! — Талемил сделал движение в ее сторону.
— Стой где стоишь! — огрызнулась та. — Могу я до ветру в одиночку сходить? Или ты и в кустах собрался за мной шпионить? Помоги лучше ему, — она мотнула головой в сторону Тилоса, — коней расседлать, коли так хочется.
Снова в путь двинулись, когда первая робкая заря нарисовала черные силуэты макушек деревьев на фоне неба. Для ночного зрения Заграта даже самая глухая тьма не создавала особых препятствий, разве что цвета переставали различаться, но люди постоянно наталкивались друг на друга, спотыкались и ругались сквозь зубы. В конце концов шаман подсветил им неярким колдовским огнем, чтобы они ненароком не нацепили упряжь друг на друга вместо коней. Злобного Ыха темнота не смущала. Он мелькал взад и вперед, беззаботно тараторя, временами громко чавкая чем-то хрустящим, и шипящий от боли Заграт, забираясь в седло, всерьез прикинул, не стоит ли приложить болтуна чем-нибудь оглушающим. Походило, что впереди его ожидают несколько дней чудовищной пытки. Он широко зевнул и чуть не выпал из седла.
— Держись, парень, в могиле отоспимся, — посоветовал ему один из воинов.
— Иди ты... — огрызнулся Заграт. — Какого хрена я вообще с вами тащусь? Не нанимался я людских принцесс спасать!
— Держись нас — карманы золотом набьют, — хмыкнул тот. — Императрица своих не забывает. Сколько раз с нами против воли отца в леса сбегала — и ни разу не выдала. Саму пороли, но про нас — ни-ни.
— Она еще не императрица, — проворчал орк. — Как бы не посадили ее на кол заместо трона.
— Ну-ну! — осадил его собеседник. — Думай, что говоришь, мохнатый. Услышит — обидеться может. Обид она тоже не забывает.
— Какие мы чувствительные! — фыркнул Заграт, но заткнулся.
Следующие три дня гонки они избегали деревень и небольших городов. Спутники принцессы отлично знали местность. Хотя ветер то и дело доносил до отряда запахи человеческого, а однажды и орочьего жилья, на глухих лесных тропах им ни разу никто не попался. Дважды отряду пришлось бросать загнанных лошадей, уже не способных перемещаться даже налегке, и буквально совершать налеты на почтовые станции в крупных селениях. Заграт и Ольга ни разу не участвовали в них, Талемил ни на шаг не отходил от принцессы, но Тилос и солдаты под покровом ночи исчезали, а потом возвращались со свежими лошадьми и скудным пополнением съестных запасов. Свежей кровью от них не пахло ни разу, так что они никого не убивали. Но уже после первого раза люди Талемила начали демонстрировать такое уважение Тилосу, что даже и дохлый крот мог понять: от кровопролития спасало только его страшное искусство рукопашного боя — искусство Пути безмятежного духа, отточенное веками практики. В горячке первой схватки его умения мало кто разглядел, но во время вылазок он наверняка шел первым.
Монотонность, скудная еда — жесткое вяленое мясо и пресные черствые лепешки — и выматывающая скачка на пределе сил людей и животных лежали на плечах невыносимой тяжестью. Заграт чувствовал, как под покровом шерсти все сильнее проступают ребра и тазовые кости. К вечеру четвертого дня обе девушки спали с лица, под глазами лежали глубокие тени, но ни Ольга, ни Аилелла не жаловались. Солдаты тоже заметно осунулись, но — видимо, благодаря привычке — других признаков усталости не демонстрировали. Злобный Ых, в первый день безмятежно порхавший по окрестностям, уже на второй прицепился к плечу Ольги, закутался крыльями и повис вниз головой, отказываясь даже говорить. Ночью, в самые глухие часы, когда отряд останавливался на короткий привал, он улетал охотиться, но неизменно возвращался к очередному отправлению. Поначалу на него косились, но потом перестали обращать внимание.
Сейчас запахами жилья уже несло беспрестанно, леса заметно поредели, постоянно попадались свежие пни. Постоянно приходилось скакать по открытой местности — скошенным лугам со стогами сена и уже убранным пашням. Запах моря, ослабевший после бегства из Талазены, снова усилился. Все чаще на лесных тропинках отряд проносился мимо грибников и охотников.
На четвертый ночлег устроились, не разжигая огня. Глухой ночью отряд наскоро перекусил и принялся устраиваться на ночлег. К Заграту сон не шел. Все тело ныло, словно избитое дубиной. Ночной ветерок пробирал дрожью. Глаза, в седле упрямо слипавшиеся, сейчас так же упрямо не желали закрываться. Он изо всех сил зажмурил их, но тут до него донеслось слабое всхлипывание.
— Аилелла! — донесся до него встревоженный шепот Ольги. — Принцесса! Что с тобой? Что-то болит?
Всадница подползла к принцессе поближе. Будущая королева, как разглядел Заграт, лежала на голой земле, свернувшись в комочек. Ее тело тряслось от сдерживаемых рыданий.
— Аилелла! — осторожно потрясла ее за плечо Ольга. — Не плачь! Все уладится!
— Отстань! — дернулась та. — Тебе хорошо говорить! Не получится — забьетесь с папашей в какую-нибудь дыру вроде Хамира, вас и искать никто не станет. А я? Думаешь, я не слышу, что твой проводник болтает? На кол посадят вместо трона! Дурак! Он папашу моего не знает! Он мне такую смерть выдумает, что я о коле взмолюсь как о великой милости!
Она снова зарыдала, теперь уже не сдерживаясь. Ольга растерянно сидела рядом, поглаживая принцессу по плечу.
— Ну, Т... отец же с нами, — утешающе произнесла она. — Он не позволит тебя казнить! Он... он знаешь какой!
— Какой? — горько спросила принцесса. — Он всю дворцовую гвардию перебьет? Всю имперскую армию? От каждой стрелы меня прикроет, в каждой чаше с вином яд найдет? Тебя бы на мое место...
— Ну... — Ольга явно подыскивала, что сказать. — Может, не надо во дворец, а? Плюнь. Не обязательно же становиться королевой. Назовешься по-другому...
— Я — императорской крови! — в голосе Аилеллы неожиданно зазвенели железные нотки. — Я не хочу бегать от судьбы! От меня зависит будущее империи! Неужто думаешь, что я могу бросить своих подданных? Пусть даже я умру — но умру как императрица!
— А зачем обязательно умирать? — тихо спросила Ольга. — Почему нельзя просто жить?
— Дикая ты, — вздохнула принцесса. — Сразу видно — из глухомани. Не дуйся, правда ведь. Кто бы из моих служанок мне "ты" сказал — по меньшей мере выпорола бы. Но ты не наша, порядков не знаешь, так что прощаю. Только на людях мне "вы" говори, а то на самом деле выпороть прикажу. — Она шмыгнула носом. — Ха, просто жить! Королям с королевами просто жить нельзя. Съедят. Сама власть не возьмешь — другие отберут, а тебя марионеткой сделают. Выдадут замуж за какого-нибудь старика-жирдяя и заставят наследников рожать... Ладно, спи давай. Я уже в порядке. Только не рассказывай никому.
— А то выпорешь, — вздохнула Ольга. — Поняла уж. Не скажу, не бойся. Спи.
Наступила тишина. Судя по дыханию, юная принцесса была далеко не в порядке, но мужественно изображала из себя спящую. Заграту стало жалко девчонку. Вот уже вторая такая, связанная судьбой по рукам и ногам. Ольгу тащит вперед дурацкая Игра Демиургов, Аилеллу — игра в императрицу, и ни та, ни другая не вольны избавиться от узды. Действительно, куда принцессе деваться? Скрываться по лесам да подвалам? Ей, привыкшей, небось, на серебре есть и из золота пить? Ха!.. Да и найдут обязательно, у людей происхождение слишком важно. Интересно, куда опять подевался летун? Снова охотится?
Шаман устроился поудобнее и впал в оцепенение. Спать, пожалуй, не стоило — мало ли, заклюет часовой носом, а кругом опасность... Болело, словно избитое, тело. Он прикрыл глаза и начал потихоньку растворяться в окружающем мире.
Деревья. В темноте — слабый шелест начинающих желтеть и сохнуть листьев. Быстрыми тенями мелькают летучие мыши, сглатывая на лету редких здесь комаров. Где-то среди них мелькает тень покрупнее и... поярче. От Злобного Ыха исходит темно-золотое сияние, сородичи тянутся к нему, кружатся вокруг призрачной стаей. Пусть забавляется малыш, авось еще пригодится. Прыгает с ветки на ветку странный маленький зверек. Белка — не белка, но с большим пушистым хвостом. В зубах крупный орех, отвалилась и плавно опускается на землю, кружась, небольшая чешуйка. Несколько мелких птиц сидят на ветках в оцепенении, мало отличающемся от его собственного. Где-то ухает сова, и их маленькие тела дергаются в унисон, слегка напрягаются мышцы, но тут же расслабляются — опасность далеко.
Жук-древоточец прокладывает путь в мертвом дереве. Слишком близко к рассыпающейся коре — завтра прилетит дятел и достанет насекомое твердым клювом. Но до завтра — целая вечность, а кто задумывается о ней? По проложенному ходу текут капли воды, сливаются в тончайшую струйку, пленкой растекающуюся по древесине, дрожащую в унисон с биением сердец водяных духов в дальнем ручье. Ручей неспешно струится по камням. Давно прошла весенняя пора его бурного разлива, а впереди — новый разлив от осенних дождей. Но последние вялые потуги не спасут его от зимнего оцепенения.
Могучая пульсация Силы проходит сквозь тело, восстанавливая утраченную энергию. Тело впитывает ее каждой клеточкой, восприятие обостряется, отражает в себе мельчайшие ее ручейки, сочащиеся сквозь каждое живое существо в окрестности нескольких верст. Тело становится невесомым, растворяется в живительном потоке, тебя несет вверх, вверх... Нельзя. Духи предков коварны в своем дружелюбии, час у них в гостях может обернуться осьмицей в своем мире, а солнце все ближе к горизонту, и небо на востоке начинает окрашиваться в слабые розовые тона. Скоро вставать. Скоро двигаться дальше. Лошади, пофыркивая, неспешно жуют редкую и сухую здесь траву, люди забылись тяжелым сном. Судя по тревожным пульсациям душ, снятся им отнюдь не райские наслаждения. Битвы, кровь, предчувствие смерти. Интересно, верят ли они в Пророка, или им не обязательно? Вздрагивает, но не просыпается от комариного укуса Ольга, водоворот Силы над ее телом качается, но воронка не разрушается, продолжает мерно пульсировать. Скоро она полностью восстановится. Она молода, сильна, когда-нибудь станет великой целительницей. Если выживет, конечно. Рядом стонет в полудреме молодая принцесса. Страх заполняет ее душу, страх, смешанный с желаниями юного тела и духа, и что-то еще, непонятное. Пойти против собственного отца, против могучего императора... Но воля сковывает страх стальными обручами, железная решимость обволакивает его непроницаемой оболочкой. Тоже далеко пойдет девчонка, если не прикончат.
Странная пустота рядом. Она движется к нему. Струйки Силы обтекают ее стороной, нервно колеблясь. Еле слышно хрустит под сапогом опавший лист.
— Заграт, подъем, — Тилос осторожно тронул шамана за плечо. — Пора двигаться дальше. Светает.
— Чтоб тебе на ровном месте запнуться, — проворчал шаман, нехотя выходя из транса. — Только устроился поудобнее...
— Встретишься с предками — отоспишься, — ухмыльнулся Тилос. — Разминайся давай, больше до самой Золотой Бухты остановок не ожидается.
Заграт широко зевнул, потянулся и сел. Вокруг уже осторожно ходили люди, пытаясь не налететь на дерево в полусвете едва брезжащих сумерек. Ольга с принцессой о чем-то еле слышно шушукались, но Заграт не стал прислушиваться. А хорошо бы девчата подружились! Учитывая, что возвращаться Ольге некуда, судьба королевской наперсницы не так уж и плоха. Правда, если вечером принцессу казнят, то и Ольгу могут прихватить за компанию. И меня самого... Ладно, о смерти думать — лишь смерть кликать. До вечера еще дожить надо, как тому древоточцу, да и зачем папаше казнить глупую дочурку? Раньше не казнил, и сейчас обойдется. Всыпать розгами по первое число, чтобы несколько дней сидеть не могла — оно да.
Наскоро перекусили последними лепешками и мясом. Принцесса распростерлась на земле, молясь наступающему рассвету. Воины последовали ее примеру, затем быстро и сноровисто оседлали коней. Люди казались свежими, словно не осталась за плечами долгая бешеная скачка или же отдых длился не пару часов, а полновесную ночь от заката до рассвета. Орк ощутил легкую зависть.
— Заграт, где Ых? — тихо спросила у него Ольга. — Пропал куда-то.
— Летает неподалеку с приятелями, — пожал плечами шаман. — Я его чувствовал. Тебе-то что? Город впереди, ему там совсем не место.
— Знаю, — вздохнула девушка. — Только жалко. Привыкла я к нему, и Аилелла спрашивает, что у меня за зверек такой смешной.
— Да вот он, легок на помине, — сморщился шаман.
— Привет! — летун спикировал сверху, ловко ухватившись за ольгин кафтан и повиснув вниз головой. — Я такого жука поймал! Ух! Большой и твердый, даже разгрызть нельзя. Я его выплюнул, он вниз упал. А вы дальше бежать хотите? Я устал жутко. Спать хочу.
— Так и спи, — предложила Ольга. — Виси и спи. Я тебя за пазуху суну, там тепло и темно...
— Интересный у тебя летун, — Аилелла тихо подошла поближе, с любопытством разглядывая зверька. — Откуда, говоришь, взяла?
— Он сам по себе, — улыбнулась Ольга. — Сам взялся, сам и исчезает, когда захочет. Ых, это королева. Ее зовут Аилелла.
— Я Злобный Ых, — пробурчал летун. — А что такое королева? Она не кусается?
Аилелла тихонько прыснула в кулак.
— Нет, я не кусаюсь, — сказала она, осторожно поглаживая зверька пальцем по крохотной головке. Тот зажмурился от удовольствия. — Я хорошая. А почему ты Злобный?
— Потому что в ухо плюну и за нос укушу, — объяснил тот. — Но если ты хорошая, то не укушу. А вот быка Сердюка я однажды ка-ак...
— Моя королева, — Талемил смущенно кашлянул за ее плечом. — Нам пора. Уже достаточно светло для скачки.
Аилелла бросила на него недовольный косой взгляд, но сдержалась.
— Ладно, когда все закончится, поговорим, — бросила она Ольге. На ее лице снова проступило надменное выражение. — Все готовы? По коням.
Когда солнце уже поднялось довольно высоко над кронами деревьев и начало ощутимо пригревать левую щеку, Талемил натянул поводья и вскинул руку. Маленький отряд остановился.
— В чем дело, Талемил? — недовольно спросила принцесса.
— Моя королева, — бесстрастно сказал тот. — Через полверсты дорога раздваивается. Один путь ведет глухими лесными тропами к заброшенным хуторам, второй выводит на большой торговый тракт.
— И что? — недоуменно спросила Аилелла. — Ты же сам говорил, что нельзя нам на людях показываться.
— Мы не успеем лесными тропами, — виновато сказал воин. — Они петляют что твоя змея по склону. Там болота и непроходимые чащи.
— Значит, выходим на большой тракт, — пожала плечами принцесса. — Я накину капюшон на голову, меня не узнают.
— Остановит стража и потребует подорожную. У нас ее нет.
