— А я, вроде как, доктор! — Передразнил меня Маргон. — Пей молчком и любуйся звездами, пока небо чистое.
Перегнувшись чуть сильней, подцепил бутылку и сделал глоток, прямо из горлышка.
Терпко и с легкой кислинкой, словно мохито без мяты. Только мохихито мне нравилось, а вот этот напиток, вполне себе ничего. Даже сил прибавилось.
Сделав еще глоток, опустил бутылку вниз, возвращая ее "собутыльнику".
— Спасибо, вкусно.
— Портал закрылся? — Мой лечащий врач приложился к бутылке и, сделав глоток, поставил ее на скамейку, рядом с собой, ожидая моего ответа.
— Почти сразу, как я пришел в себя. — Особо разговаривать не хотелось. Хотелось любоваться звездами. Еще бы и не одному — так и вообще здорово, но это словно фантастика. Вроде и тянет, а сделаешь шаг и... Понимаешь, что не тянет. Либо тебя не тянет, либо к тебе — не тянет. Как говорится: "кого хочу — не знаю. Кого знаю — не хочу!"
Откуда-то слева, из-за верхушек деревьев, вылез золотистый бок луны и звезды померкли, отдавая близкой соседке планеты свое великолепие. И до этого было не особо то и темно, а теперь и вовсе можно было спокойно читать книгу, слегка напрягая зрение.
Через пару минут большой бок луны перечеркнул бок меньшей и очарование звездной ночи пошло прахом.
— Хорошая ночь. — Вздохнул я, попытался сползти с подоконника и рухнул на пол, запутавшись в собственных конечностях.
"Были бы мозги — было бы сотрясение, но мои мозги девственно чисты, так что даже их наличие совсем не повод для мелких неприятностей!" — Я замер, оценивая повреждения.
— Нормальные у тебя мозги. — Маргон, сидел на подоконнике и разглядывал меня, качая головой. — Аппаратуру надо настраивать и калибровать. И не раз в год, желательно.
Кроме сбитой коленки, других повреждений не обнаружилось, так что я, на четвереньках, не торопясь, добрался до своей коечки и, передохнув с минуту-две, вернулся в ее приятные объятия, ругая себя за торопливость и излишнее ЧСВ.
— Ишь ты, шустрый. — Похвалил меня врач. — Понятно, за что тебя так приласкали... Чтобы вразрез планам не лез!
— Чьим, планам? — В очередной раз я понял, что зря издевался над Беном и его умственными способностями.
Я и сам — не намного лучше, пропуская мимо ушей такие оговорки своего лечащего врача, что более умный уже бы всю картину мира сложил, а до меня только дошло, что Маргон спокойно читает мои мысли.
— Ну, раз дошло, значит не совсем дурак! — Ехидно утешил меня доктор. — Сейчас спи. Утром будем разговаривать.
Легко развернувшись, мужчина собрался спрыгнуть обратно с подоконника на улицу, но отчего то замешкался, словно хотелось ему что-то сказать и он решал для самого себя, сказать сейчас или дождаться подходящего момента.
Ненавижу такие ситуации!
— Я тоже. — Признался Маргон, так и не обернувшись. — Спи спокойно, пока ты не шагнешь в портал по своей воле, над тобой власти нет.
Сказал и спрыгнул вниз, оставляя меня в тягостных раздумьях.
"Хочешь заставить дурака не спать всю ночь? Пообещай рассказать ему тайну — утром!" — Повернувшись к открытому окну спиной, последовал совету Скарлетт и прикрыл нос теплым одеялом, призывая Морфея.
Утро оказалось наполнено шумом падающих с неба капель дождя, поскрипыванием деревьев, раскачиваемых ветром и тихим сопением сидящей на стуле и сладко спящей, сиделки.
Едва я пошевелился, Дина открыла один глаз, проверяя обстановку и, заметив, что я проснулся — открыла оба, как бы намекая, что она вовсе и не спала даже, а только моргнула.
Так, я и не спорил.
— Доброе утро! — Сиделка подмигнула мне и привычно подняла руку, чтобы поправить растрепавшуюся прическу. Только вот вся беда была в том, что волос на месте не оказалось — какой-то злобный шутник умудрился постричь молодую женщину под "пажа". Или это был "каскад"? Никогда не разбирался в женских прическах, различая их лишь по длине.
— Убью. — Дина сжала кулаки.
— Это не я!
— Правильно, это я! — Маргон вновь воспользовался окном вместо двери и сидел на подоконнике, капая грязью с ботинок на стерильный пол моей палаты. — Меньше дрыхнуть надо, "Юка". У тебя больной по палате расхаживает, звездами любуется, травмы получает, а его сиделка шляется неизвестно где, приходит под утро и сладко спит после этого!
Маргон спрыгнул с подоконника и грязная обувь, прямо у меня на глазах, мгновенно стала чистой!
— Все равно — припомню! — Дина нахмурилась. — Хоть через год, но...
— Динка... "Он" тебя слышит! — Маргон подмигнул мне, прошел через палату к входной двери и открыл ее, впуская двух, странного вида, личностей.
Оба метра под два ростом, один в обычных штанах и белой рубашке навыпуск, коричневых сапогах и шляпе, сдвинутой на затылок, второй в серой рясе с капюшоном, подпоясанный зеленой веревкой. Монах, судя по виду, далеко не аскет, да и "рубашка", совершенно точно, не голодает — вон, брюшко свисает над ремнем, совсем как у меня, во времена оны...
— Это — Саммиэль. — Маргон едва заметно кивнул в сторону "рубашки". — Хозяин нашего городка.
Толстяк сделал степенный шаг вперед и озорно помахал рукой, давая понять, что человек он вменяемый и шутки понимает, и сам пошутить не прочь.
Очень боюсь таких "Хозяев городов", что с чувством юмора. Обязательно, обязательно, обязательно, что-нибудь, да в них не так.
— Меня зовут Сонаф. — Монах решил представиться сам, демонстрируя восхитительный по мощи, бас. Сочный, полный таких обертонов, что даже кровать подо мной прониклась. — Я — Друид поселения Талпика.
Хорошо, что лежал — иначе челюсть бы разбилась, упав на пол с высоты моего роста.
Вдребезги!
Зеленый поясок друида, словно почувствовав удивление, выпустил в мою сторону длинный побег, но был прихлопнут твердой рукой Сонафа и вернулся в узор, вильнув кончиком, как собачонка хвостиком.
— Саф! Держи Урлу при себе... — Маргон недовольно поморщился.
Вместо пререканий, друид развел руками и покаянно воздохнул, принимая недовольство врача.
— Маргон ввел нас в курс дела и рассказал о твоих проблемах. — Саммиэль сразу перешел к делу, лишь переступив с ноги на ногу. — Сам понимаешь, оставить тебя в городке я просто не могу. Слишком много будет проблем и у тебя, и у нас. Так что, поправляйся и в добрый путь.
Хозяин города повернулся ко мне спиной и вышел за дверь, оставляя меня в "непонятках".
Что называется — "поговорили, блин"!
Поставили в известность, хорошо хоть пинка, для скорости, не добавили...
— Саммиэль привык решать дела быстро. — Друид усмехнулся. — А ты, с твоими богами, твоими бегами и твоими знаниями — для нас просто беда-беда... Одно-два твоих слова и городок станет меняться. Очень быстро меняться. А быстрые перемены, в большинстве случаев — глупые перемены. А уравновесить тебя некем. Вон, Динкой, можно было-бы, да она со скуки с тобой сдохнет. Да и не видит она пока в тебе ничего. А значит, и всерьез не принимает. Дружить сможете, поцелуетесь, пару раз... А дальше — ни-ни... Скучный ты человек, Олиег. Занудный. А то, что в душе авантюрист, да импровизатор, так того она не оценит, пока не увидит. А ты до последнего будешь на стабильность и спокойствие, давить.
Дина, от слов друида, задумчиво глянула на меня, фыркнула и отвернулась, подтверждая слова Сонафа.
— Да и боги твои... Сюда им хода нет, конечно... Но ведь ты — здесь, а значит и они могут пробраться. А нам они здесь и на дух не нужны. У нас и свои — ревнивые, да любопытные. Не дай природа, схватятся — взвоем все. И ваши, и наши... — Друид замер, поглаживая зеленый пояс, словно советовался с незримым и неслышимым собеседником. — А нам и без того много надо, кроме как с богами разборок! Так что, поправляйся и...
Друид замер, словно что-то услышал и теперь обдумывал услышанное.
— Маргон... — Дина, дождавшись минутной паузы, пошла в атаку на врача. — Что за... здесь творится? Это — мой спасенный...
— Утихомирься. Твой, твой он. Только не "твой" — вот в чем шутка. Свой собственный он. Закабалишь — и тебя со свету сживет, и сам помрет. Приворожишь — твоим будет до конца дней, только дней тех, вам будет отмерено совсем не много. — Маргон сжал кулаки. — Давно пути наши разошлись, а вот опять встретились. Что скажешь, Сонаф?
— Выкуп лес заплатит. А ты, Динка... Это "наши" за выбор не наказывают. А "его" за все подряд, по рукам бьют. Его бьют, а он идет. Да еще и других за собой тащит. И, чем больше тащит, тем больнее бьют. — Друид отпустил пояс и, подняв руки, закинул на голову капюшон. — Пусть идет. Один раз прошел, придет и еще раз.
Мужчина развернулся и растаял, словно и не было его.
— Что-нибудь понял? — Маргон уселся на стул, рядом с моей кроватью и взялся за мое запястье, считая пульс.
— Ни-че-го. — Признался я, больше мечтая попасть к белому другу, чем стать участником очередного многозначительного и пафосного, словесного поноса.
— Тогда... Спи!
Мне снился сон. Старый сон. Я видел его уже не раз в годы юности и позже, убегавшись до выскакивающего из груди сердца, на острове.
Чистенький вагон 2-го класса, с удобными сиденьями и золотистыми шторками на окнах. В конце вагона — телевизор, по которому в очередной раз крутят стандартно-слабый сериал, слизанный с наших заокеанских друзей, со смехом за кадром, в нужных местах. С эмоциями, прописанными "по экману". И фальшивыми проблемами, от которых уже не смешно.
Я вновь возвращался туда, где все начиналось. Параллельно рельсам, бежала хорошо знакомая, разбитая, асфальтовая дорога, по которой ехал еще более хорошо знакомый микроавтобус, не отставая и не обгоняя моего вагона, словно привязанный. Знакомый пейзаж. Знакомый водитель, высунувший локоть в открытое окно.
Вагон качался. Кино — "крутилось". Микроавтобус... А что ему будет, железному?
Тогда мне открылся мир. И сразу — закрылся, принимая вид ежа, растопырившего свои иголки в сторону врага.
Жаль, что в качестве врага, ежик выбрал меня.
Меня — того, романтичного, наивного и влюбленного. Не умеющего давать сдачи.
— ... Просыпайся. Просыпайся. Просыпайся! — Маргон тряс меня за плечо, вырывая из черноты, в которую сорвался мой вагон, из тьмы в которой завершил свой путь хорошо знакомый микроавтобус, из глубины Черного моря, сомкнувшегося над моей головой. — Просыпайся, просыпайся же!
"Я не боюсь бездны... Я боюсь равнодушия! Я не хочу быть Другом — я хочу быть Любимым!"
Я вновь и вновь пытаюсь проснуться, понимая, что вижу ложь, что вижу прошлое, к которому нет возврата!
И я — проснусь. Вот сейчас, сию секунду, только отмахнусь рукой от этого темного пятнышка, от этого щупальца спрута, от этой очаровательной улыбки, лживой и любимой.
Все, я вернулся!
— Привет, Маргон!
Мужчина опустился на край кровати и принялся растирать свое лицо, руками, прогоняя усталость и страх, что владели им все то время, что он пытался до меня докричаться.
Теперь я его почувствовал.
Услышал.
— Мне пора?
— Портал открывается раз в шесть дней. — Врач пересел на стул. — Восстанавливаешься ты быстро, так что к его открытию, через четыре дня, будешь готов уйти. Одежду тебе подготовили, сумку собрали.
— Никто не пытался зайти в портал? — Я задал вопрос не просто так. Была у меня одна мыслишка, меленькая и подленькая...
— Пытались. — Маргон почесал затылок. — Носы поразбивали и отошли.
"Не правильная мыслишка..." — Я вздохнул и сел на кровати, вновь касаясь ногами теплого пола. — "Жаль..."
— Туалет — слева. — Навел меня на цель, Маргон. — Душ — слева, вещи в шкафу... Слева-же...
Как бы меня не лечили, чувствовал я себя просто замечательно — ни слабости, ни дрожания ног. Слегка мутило, но это больше от сна, слишком хорошо мне знакомого, чем от пребывания на больничной койке.
Туалет и душ с горячей водой — основные прелести цивилизации, которые начинаешь ценить, когда их лишаешься... А еще зеркало и безопасная бритва — если бы, хоть кто-нибудь, знал, как же мне надоело бриться то бритвенно-острым ножом, то опасной бритвой, а то и вовсе не бриться, пару месяцев!
Зеркало в душевой комнате было.
Нашлось жидкое мыло, розовое и приятно пахнущее малиной, варежка и мочалка, пушистое полотенце, салатно-зеленое, мягкое, осталось место и для классической душевой кабины, плотно закрывающейся скользящими на роликах, дверцами.
Вот только привычного крана, как на грех, не было. А поверхность душевой кабины совершенно точно не была ни пластиком, ни камнем — теплая, чуть пружинящая поверхность больше всего напоминала кожистый лист подсолнуха, крепкий и шершавый.
Самая большая неприятность, увы, смотрела на меня из зеркала.
"Сбылась мечта идиота..." — Первое, что приходило в голову, глядя на свое отражение.
Я похудел, что совсем даже и не плохо. Лишился всех волос на теле, включая брови. Плохо, но не критично. Главное, не забыть поинтересоваться, это временно или навсегда?! Хуже всего, что из зеркала на меня смотрел странный гибрид Эвальта и меня самого. И выглядел этот гибрид... Не очень. Кожа обвисла. Черты лица приобрели вид уставшего бассета, а фигура... Нет, под кожей явно прощупывались мышцы, полотенце, по сопротивлявшись для вида, честно порвалось, но вот куда девать этот "запас"...
Чертыхнувшись, решил отложить проблемы в дальний ящик. Тем более что пока еще рядом есть врач и ему можно адресовать вопросы.
Скинул больничный халат с завязками, влез в душевую кабину, закрыл дверцы и принялся изучать ровную стену, без единого крана-вентиля-ручки.
Первые капли, упавшие на мою лысую макушку, заставили меня слегка подпрыгнуть от неожиданности. Через мгновение на меня лился водопад, ровно так, как мне всегда нравилось!
Кто бы ни сделал этот душ, без магии тут не обошлось, честное слово!
Я тер бока жесткой мочалкой и поскуливал от удовольствия, смывал мыльную воду и подставлял под струи воды лицо. Вода, на вкус, оказалась чуть сладковатой.
На несколько мгновений мне почудилось, что душевая кабина наполнилась под самую "крышку", заставляя меня дышать водой и парить в легком приступе панике и невесомости. Кабинка сделала пару оборотов вокруг планеты, вращаясь вокруг всех своих осей, и приземлилась на свое законное место.
Усмехаясь расшалившимся нервам, открыл дверцу и вышел из кабинки.
Если наша жизнь снова войдет в колею, первое, что я сделаю для себя, любимого, это "теплые полы" в ванну!
Хотелось муррчать от состояния тепла и уюта. Давно мне не было так хорошо и бездумно приятно. Сложно устроен человек, а простые радости — радую больше, чем навороченный гаджет, подаренный самому себе на день рождения.
Вытерся и снова глянул на себя в зеркало.
Что бы ни сделала со мной эта душевая кабина, сделала она это очень впечатляюще...
Вместо "шарпея" из зеркала на меня смотрел подтянутый молодой человек, с нежно-розовой кожей младенца. Поражаясь своей "внимательности", рассматривал самого себя.
Эвальт, не будь он таким... Мог быть вполне нормальным, европейским парнем. Теперь же, на его европейский тип, органично легли мои восточные скулы и разрез глаз, придавая одновременно и симпатичности, и настораживающей любого полицейского, азиатской хитрости.
