— Я полагаю, ты имеешь в виду Изабель, — сказал он. Его отец слегка кивнул, и Колин поморщился. — Я думаю, что это несправедливая оценка, отец. На самом деле, совершенно несправедливая. Я не думаю, что кто-то мог предвидеть предательство Джека МакБрайда. Я могу сказать тебе, что я не мог окончательно принять эту правду в течение почти двух суток, и у меня было преимущество в виде большого количества данных, которые Изабель так и не смогла увидеть. Она отреагировала так быстро, как только можно было ожидать, когда узнала, что он вел себя... беспорядочно. И, на мой взгляд, она действовала надлежащим образом, учитывая то, что она могла знать или понимать в то время. Ранее не было абсолютно никаких признаков того, что из всех людей именно Джек мог представлять угрозу безопасности. И не забудьте, что мы не выявили Зилвицки по записям "жучка" Ирвина до того, как потом рассеялся дым. Нет доказательств того, что Изабель представляла хоть на мгновение, что Джек говорил с Антоном Зилвицки. Или, что у нее вообще возникло подозрение чего-нибудь в этом роде! Все, что она знала в тот момент, это то, что один из наших самых старших офицеров безопасности, с безупречным послужным списком, отвечающий за один из трех наиболее важных объектов на самой Мезе, очевидно, решил самостоятельно проверить сообщения Ирвина.
После этого, зная то, что мы знаем сейчас, для нас очевидно, что она должна была распорядиться о его немедленном аресте и начале полномасштабного расследования. Но это было мудрым после самого факта, отец. Нет, ей не сразу пришло в голову, что он собирался предать все Соответствие, и, возможно, так и должно было быть. Но, учитывая то, что она знала, она отреагировала немедленно, и, честно говоря, сделала именно то, что я сделал бы на ее месте.
Правда в том, отец, что если бы Изабель была еще жива, и ты предлагал бы наказать ее, я бы отметил, что по любой логике и причине ты в то же время должен был бы наказать и меня.
На мгновение отец и сын встретились взглядами. Затем Альбрехт отвел взгляд. Легкая улыбка появилась на его лице, и он мог бы пробормотать: "Каков отец, таков и сын", но ни Колин, ни Бенджамин не знали этого наверняка.
Тем не менее, когда его взгляд вернулся, он был по-прежнему жестким, по-прежнему целеустремленным.
— Правильно ли я понимаю, что ты не намерен наказывать семью МакБрайда? — спросил он.
— Да. У нас нет оснований считать, что кто-то из них был замешан в этом деле. Никто. О, мы, конечно, тщательно расспросили их, и очевидно, что они глубоко расстроены и скорбят. Защищают, к тому же. Я думаю, что они в какой-то степени отрицают это, но я также думаю, что это неизбежно. Чего я не видел, так это каких-либо доказательств, что кто-то из них знал что-либо о планах Джека. И, честно говоря, я уверен, что Джек никогда бы не стал их впутывать. Не во что-то подобное, какими бы ни были его собственные мотивы, он никогда бы не подверг риску своих родителей, Захарию, или своих сестер. Ни за миллион лет.
— Лазорус?
— Стив, похоже, тоже не был замешан, разве что случайно. И даже тогда лишь косвенно. Это правда, он был другом Джека, но как и множество людей. — Колин поморщился. — Черт, отец, мне нравился Джек МакБрайд — очень нравился. Большинству людей.
— Значит, ты не предлагаешь никакого наказания?
— Я сделаю ему какой-нибудь выговор. Но он даже не будет очень серьезным. Достаточно, чтобы заставить его пару лет ходить на цыпочках, но не достаточно, чтобы разрушить его карьеру.
— А Ирвин?
— Знаешь, отец, — криво улыбнулся Колин, — на самом деле он единственное светлое пятно во всем этом. Он зарекомендовал себя полностью преданным, от начала до конца, он был достаточно умен, чтобы понять, что происходит нечто, чего не должно было быть, даже если понятия не имел, чем это "нечто" действительно было, и он единственный, кто выполнял свою работу должным образом.
— Так что твои мысли..?
— Ну, он хочет полевое назначение, но, честно говоря, я не думаю, что это будет возможно в ближайшее время. — Колин покачал головой. — Он слишком много знает о том, что произошло — особенно теперь, после всех допросов. Мы не можем отвести его от нынешнего задания и использовать в качестве агента глубокого проникновения, пока все это крутится у него в голове. По той же причине его генотип на самом деле плохо подходит для любого другого задания. Так вот, я подумал о том, что мы могли бы провести его до конца внутрь.
— Всю дорогу? — удивление Альбрехта было очевидным, и Колин пожал плечами.
— Я думаю, что в этом есть смысл, отец. Мы можем провести его по стандартной программе инструктажа, посмотреть, как он отреагирует. Он уже на полпути внутрь луковицы, и, как я только что сказал, он продемонстрировал лояльность и интеллект — и инициативу для этого. Если он сможет справиться с тем, что происходит на самом деле, я думаю, что он мог бы быть очень полезным для нас в Дарии теперь, когда мы находимся в финальной стадии подготовки к "Прометею".
— Гм. — Альбрехт задумался на несколько мгновений, затем кивнул. — Хорошо, я это понимаю. Двигайся дальше.
— Конечно. А теперь, — Колин приподнялся с кресла — если вы меня извините, планируется мемориал всем погибшим в парке Пайн Вэлли. Его эскиз представят на публичном собрании там, где раньше был детский павильон, во второй половине дня, и — его лицо напряглось от чего-то, не имевшего абсолютно никакого отношения к физическому дискомфорту его все еще исцеляющегося тела, — я обещал детям, что мы пойдем.
Глава 63
Апрель 1922 г. э. р.
Брайс остановил кабину на самой вершине "Кривой Эндрю".
— Ну, вот мы и прибыли.
Нэнси Беккер поднялась с сиденья и подошла к смотровому окну, почти прижав лицо к нему. Это было не так глупо, как казалось, потому что это было настоящее окно, а не видеоэкран. Не считая различных защитных экранов, она смотрела своими глазами на перспективу снаружи, а не на то, что передается в электронном виде.
Брайс думал, что ей это понравится. Он рассчитал время поездки так, чтобы они были в тени, когда прибудут. Амета, вместе со своими различными лунами (самой маленькой и, безусловно, самой последней из которых была станция Пармли), вращалась вокруг звезды-субгиганта класса F5, которая была в полтора раза массивнее Солнца Старой Земли, в два раза больше диаметром, и почти в восемь раз более яркой.
Если бы кабинка американских горок оказалась под прямыми лучами звезды, у Брайса не было бы другого выбора, кроме как использовать видеоэкраны. Даже с защитными щитами — которые были высшего качества, не забудьте о современной технике — было бы слишком рискованно, чтобы смотреть на перспективу напрямую.
Но сейчас они могли делать это, и, по крайней мере, еще два часа до того, как обращение станции вокруг Аметы выведет эту ее часть из тени.
Брайс подошел и встал рядом с ней. Амета занимала весь обзор, со всеми своими облачными полосами и кольцами. Казалось, там были все оттенки синего и зеленого, и достаточно белых полос, чтобы оттенить их. В качестве бонуса — это было довольно необычно — луна Хайнувель просто выглядывала снизу из-за окружности гигантской планеты. Большую часть времени Брайс не любил эту луну. Она находилась достаточно близко к Амете и подвергалась выраженному приливному нагреву, а ее пятнистая красная, желтая и оранжевая поверхность обычно выглядела отвратительно. Однако в своем нынешнем местоположении она была достаточно далеко, чтобы уродливые детали были незаметны. На таком расстоянии ее яркие цвета составляли разительный контраст с множеством прохладных оттенков своей материнской планеты.
Даже туманность Ямато в данный момент вела себя наилучшим образом. Это было так, будто вся звездная вселенная решила оказать свою полную поддержку смелому и рискованному начинанию Брайса. Конечно, он знал, что это была фантазия. Но это должно быть правдой.
— Это прекрасно, — тихо сказала Нэнси.
— Я же говорил тебе, — сказал Брайс. Затем провел минуту или около того, молча ругая себя за то, что был менее учтивым, чем любой мужчина со времен вымирания человека прямоходящего.
Но он не признал своего поражения. Дрогнул, но не пал духом. Он планировал эту кампанию в течение нескольких месяцев и предупреждал себя снова и снова, что будут неудачи. Большинство из них будут вызваны его неуклюжим языком.
Это был первый раз, когда они остались вдвоем с момента встречи на летном поле космопорта. Месяцы, что они провели с момента их побега с Мезы, дрейфуя на "Хали Соул", были эквивалентами месяцев, проведенных в самой густонаселенной квартире в мире.
Можно было бы подумать, что грузовое судно массой чуть более миллиона тонн будет иметь огромные пустые пространства, но... это было не так. Или, скорее, это было так... но оно было рабочим коммерческим судном, не более того. Несмотря на вместительность его огромных грузовых трюмов, жилые помещения были маленькими и спартанскими.
Ни Ганни, ни дядя Эндрю не отреагировали бы доброжелательно, если бы Брайс предложил, чтобы время, отведенное на ремонтные работы, необходимые для того, чтобы снова запустить двигатель судна, было потрачено на переделку некоторых грузовых отсеков в дополнительные жилые помещения, чтобы у него была возможность провести некоторое время наедине с Нэнси. Лучше было даже не думать о том, как отреагировали бы Зилвицки или Каша на это предложение, и, в завершение несправедливости вселенной, был тот незначительный факт, что каждый квадратный метр каждого грузового отсека просматривался камерами безопасности и мониторинга мостика.
Так что, несмотря на все эти огромные пространства по соседству, Брайс был мрачно уверен, что любая попытка с его стороны заманить Нэнси в них была бы немедленно обнаружена. Даже если бы это никогда не случилось ни с кем другим, это определенно — неизбежно! — случилось бы с ним. В этот момент его предполагаемые лучшие друзья и любящие члены его семьи, обладающие тем сомнительным качеством, которое якобы служило им — ха! — чувством юмора, превратили бы его жизнь в сущий ад.
Безусловно, если бы Брайс и Нэнси уже установили четкие взаимоотношения, они могли бы придумать тысячи способов избежать неформального сопровождения со стороны Ганни и матери Нэнси... и этих проклятых камер! Но именно в этом и заключалась стоявшая перед ним задача. И хотя где-то в галактике, несомненно, нашлись бы некоторые пятнадцатилетние мальчики, у которых хватило бы наглости, чтобы попытаться завести роман, немедленно предложив им двоим куда-нибудь исчезнуть, чтобы они могли...
Что ж, Брайс не был одним из них. Его изолированное воспитание как члена клана Бутре сделало его очень уверенным в себе в некоторых ситуациях, но очень застенчивым в других.
Это была одна из других.
Голова Нэнси повернулась, ее внимание привлек шаттл, направлявшийся к "Хали Соул".
— Как скоро они собираются уезжать, ты не знаешь?
Брайс покачал головой.
— Я еще не слышал ничего определенного. Дядя Эндрю говорит, что они все еще ждут прибытия подходящих запасных частей. — Он внезапно рассмеялся. — Я думаю, что он немного разозлен из-за того, что они не доверяют его ремонту, чтобы доставить их куда нужно, но я их не виню. Конечно, одна из причин, по которой он злится, это потому, что у него уже были все необходимые детали, прежде чем мы выбросили их, чтобы втиснуть тебя и твою маму. По его мнению, с самого начала это была их вина, так что им нечего воротить нос от его изготовленных на заказ частей.
Нэнси улыбнулась ему в ответ, и он пожал плечами.
— Во всяком случае, ребята на "Кастисе", — ЭТК "Кастис" был эревонским ремонтным кораблем, который находился на станции в рамках текущей работы по превращению станции Пармли во что-то, что все еще было похоже на ветхий и в основном заброшенный парк развлечений, но на самом деле являлось довольно мощной крепостью, — согласились быстренько слетать в надежде доставить нам запчасти. Я думаю, что их шкипер, вероятно, в первую очередь работает на людей, от которых мы получили "Хали Соул". Во всяком случае, он явно считает, что мы должны использовать настоящие детали для починки гипергенератора.
— А как насчет нас? Как скоро мы отправимся на Беовульф? — спросила Нэнси.
— Я не знаю этого. Знаю, Ганни хочет, чтобы мы уехали туда как можно скорее. Ну, учитывая доступные места, и где мы находимся в ротации.
Это было частью сделки. Каждого еще достаточно молодого члена клана отвозили на Беовульф, чтобы начать лечение пролонгом. Порядок, в котором они должны были идти, определялся их возрастом. Те, кто, как Сара Армстронг и Майкл Алсобрук, приближался к предельной границе, конечно, будут отправлены первыми. Брайс, Эд и Джеймс не находились в верхней части списка, но он полагал, что они уйдут довольно скоро.
А лучше всего то, что с ними поедет Нэнси. Для ее матери Стеф было слишком поздно получить пролонг, но не для самой Нэнси.
Зилвицки сдержал свое слово. На самом деле, даже больше. Расходы на оплату полного набора процедур для ее дочери должны были быть, по меньшей мере, такими же высокими, как на новый ресторан Стеф Тернер. Но Антон и глазом не моргнул. — Я покрою расходы, если Беовульф зациклится на этом.
Однако, судя по тому, что сказал Каша, Брайс думал, что Беовульф, вероятно, просто займется лечением Нэнси в рамках общей договоренности, которую они заключили с Ганни. Когда Брайс однажды выразил Виктору свою озабоченность по этому поводу, хевенит ответил с очень холодной улыбкой на лице.
— Я бы не стал терять сон из-за этого, Брайс. Это займет еще некоторое время — сначала нам нужно поговорить с некоторыми другими людьми по нескольким причинам — но если я не ошибаюсь, теперь вы чертовски скоро увидите ярость всю Беовульфа, когда-либо вырывавшуюся во вселенную. Они не собираются спорить о стоимости дополнительного лечения пролонгом, пока они тратят целое состояние на ковку оружия, которое справилось бы с чудовищем. Что они, несомненно, и сделают, как только узнают, что у монстра все-таки есть мать.
Последняя часть этого ничего не значила для Брайса, но суть была достаточно ясна.
Нэнси снова посмотрела на Амету.
— Это так красиво.
Момент настал. Он был уверен в этом. Месяцы планирования — он даже практиковался перед зеркалом — позволили ему обнять Нэнси за талию не более неуклюже, чем детеныш моржа, впервые ступающий вперевалку по льду.
Он затаил дыхание, ожидая взрыва.
Но она ничего не сказала. Просто продолжала смотреть на великолепие Аметы с улыбкой на лице. И примерно через минуту положила свою голову на его плечо.
Брайс был в полном восторге. Это было, несомненно и определенно, величайшим подвигом в этой жизни. Вернее, величайшим на сегодняшний день — в жизни, которая теперь будет длиться веками.
* * *
— Я собираюсь на Факел, Эндрю, — сказала Стеф Тернер. — Просто так оно и есть. — Она откинулась назад от стола в столовой клана на станции, упрямо расправив плечи. — И перестань пытаться утверждать, что ты делаешь что-то, кроме догадок. Что касается меня, то я не вижу никакого способа, которым это место когда-либо сможет обеспечить достаточную клиентуру, чтобы содержать ресторан.
