— Раненных танкистов после излечения в госпиталях, направлять только в свои части.
— Категорически запрещаю использовать танкистов не по предназначенью — как пехотинцев, артиллеристов и прочее! Командиры уличённые в этом, должны быть немедленно невзирая на заслуги отстранены от командования и отправлены в штрафбат.
Естественно, был вопрос:
— «Штрафбат»? А что это такое, тов…?
Многообещающе улыбаюсь:
— В своё время узнаете, Федоренко! А если будете вести себя плохо, не слушаться Верховного главнокомандующего и быковать по-бесприделу — узнаете очень скоро и на собственной шкуре.
Поговорили и, «об жизть» в том числе и о бабах.
Нормальный мужик оказался, хотя и слега туповатый — что можно отнести к профессиональной болезни, связанной с военной службой… На предприятиях за вредность дают молоко, а военным чтоб лучше соображалось — надо давать бесплатно сахар и, заставлять жрать его в присутствии комиссара — чтоб не обменивали на бухло и не перегоняли на самогон.
Пожалуй, чуть позже я распоряжусь.
* * *
Наконец прощаясь, встаю и на ходу, разминая затекшие стариковские ноги, даю последние наставления по этой теме:
— Неделя на сбор и формирование личного состава бригады, ещё неделя на апгрейд техники… Танки предназначенные в специальные — могут и должны уже с заводов приходить без башен и крыш боевого отделения. Позаботься об этом, Федоренко.
— Хорошо, тов…
— Через три недели — кровь из носа, должны начаться первые тактические учения, треть из которых — должна приходиться на тёмное время суток.
— Раз воинская часть «нового строя» — значит и его тактика должны быть новой. Поэтому главная задача товарищей командиров бригады: написание уставов, наставлений и методичек по тактике.
Федоренко уверенно:
— Командиры в «Высшем военном училище моторизации и механизации РККА» вашего имени — грамотные, они справятся.
Остановившись напротив него:
— Я не сомневаюсь в этом, генерал. Если начну сомневаться — у «Автобронетанкового управления» будет другой начальник.
Походив ещё, продолжаю:
— Затем, не позже чем через месяц-полтора, мы с тобой начнём формировать другие бригады из командиров прошедших переподготовку в учебных частях при танковых заводах. Думаю, на первое время их должно быть не менее пяти.
Про себя:
«Чтоб успеть обкатать новую тактику в Весенней войне с «финиками» и заодно показать Адику, что мы не такие уж и лошки — как ему это из его Фюрербункера кажется».
— Затем, уже в начале лета, мы с тобой поставим формирование танковых бригад на конвейер…
«А это уже — сюрприз для фрицев!».
Наклонившись, возбуждённо шепчу:
— Представляешь, Федоренко: на конвейер!
Нет, он не представляет — по глазам вижу. Ох, уж эта генеральская тупость…
Тогда подняв руки и задрав голову верх, я кричу:
— НА КОНВЕЙЕР!!!
Вновь наклоняюсь над ним:
— Форд поставил на конвейер автомобиль, Кайзер — морские суда… А мы с тобой, Федоренко — ТАНКОВЫЕ БРИГАДЫ!!! Представляешь? В итоге: ты — маршал, а я — всего лишь генералиссимус…
Показывая рукой район промежности:
— …И оба — вот до сюда в орденах!
Возможно, я показался ему буйно-помешанным, поэтому он сжался на стуле и поспешно:
— Представляю, тов… А где будет этот, как его… «Конвейер»? Полигон в Кубинке слишком мал — больше бригады там не разместится.
Мгновенно успокаиваюсь:
А действительно — где?
Конечно, Кубинка для этого слишком мала, это так — на первое время…
И опять пришла на ум подсказка из Драбкина:
«Вообще, вы знаете, что в Горьком и Гороховецких лагерях располагалась мощная танковая группировочка? Там работало целых три танковых училища, да еще три учебных полка по подготовке специалистов. Мотоциклетный полк по подготовке младших специалистов, полк по подготовке на иностранные машины и полк по подготовке на самоходки».
— …Где-нибудь в Гороховецких лагерях, Федоренко. Так что заранее позаботься об этом заранее, товарищ Начальник Главного управления Танковых войск РККА, чтоб потом не пришлось суетиться-догонять.
Тот записывает, но потом подняв голову и глядя мне в глаза:
— Конечно, я сделаю всё, что Вы прикажите… Людей мы найдём и обучим — за это я ручаюсь. Но где взять столько новейших танков для этого «конвейера бригад нового строя»? Заводы и с нынешним то планом по выпуску бронетехники не справляются…
Наставив на него указательный палец, я:
— Ты задаёшь очень правильные и своевременные вопросы, Федоренко! Поэтому, позаботься об том, что бы в ближайшее же время — через неделю не позже, в Кремле состоялось совещание представителей Харьковского и ленинградского Кировского танковых заводов.
Федоренко, подумав, предложил:
— Тогда может с участием и командиров войсковых частей — уже ознакомившиеся с новейшими танками? Я просто засыпан их письмами по поводу качества…
— Не можно, а нужно! Сегодня, какое число, напомни?
— Двадцать пятое января, тов…
Торжественно, не без пафоса заявляю:
— Можешь, Федоренко, отметить сегодняшнюю дату — как самое знаменательное событие в истории танковых войск, претендующее на День танкиста!
— Отмечу, тов… Обязательно отмечу.
Посмотрев на часы и став из-за стола — давая тем самым знать, что аудиенция закончена:
— Давай до свидания, Федоренко! Через недельку встретимся с тобой на совещании с представителями Харьковского и Кировского танковых заводов и, имеющих к ним претензии командиров-танкистов. Тогда же и, предоставишь мне воочию личной состав первой танковой бригады «нового строя».
ВСЁ!!!
На сегодня рабочий день закончен:
«Домой, домой — пора домой…».
Глава 20. Васька «У-Двас» — предводитель «ночных ведьмаков».
Ветеран ВОВ, Клименко Виталий Иванович из сборника Артема Драбкина «Мы дрались на истребителях»:
«Почему я пошел в летчики? Время такое было. Чкалов, Леваневский, Ляпидевский, Каманин, Водопьянов, Громов — герои! Хотелось быть похожим на них. Кроме того, из моей слободы Замостье города Суджа Курской области, где я родился и жил, ребята постарше уходили в летные училища. Бывало, приедут в отпуск — в красивой форме, в таком, понимаешь, реглане… Завидно! Я и решил, что пойду только в авиацию, чтобы получить реглан, форму и освоить современный истребитель! Вот с этими мыслями по путевке комсомола в 1937 году я поступил в Роганьское летно-штурманское училище».
Заместитель Верховного Главнокомандующего генерал армии Г.К. Жуков, секретарь ЦК ВКП(б) Г.М. Маленков и командующий ВВС РККА генерал-лейтенант А.А. Новиков, в докладной записке на имя И.В. Сталина (Сталинградский фронт, сентябрь 1943 года):
«Наши истребители даже в тех случаях, когда их в несколько раз больше, чем истребителей противника, в бой с последними не вступают. В тех случаях, когда наши истребители выполняют задачу прикрытия штурмовиков, они также в бой с истребителями противника не вступают и последние безнаказанно атакуют штурмовиков, сбивают их, а наши истребители летают в стороне, а часто и просто уходят на свои аэродромы… Такое позорное поведение истребителей наши войска наблюдают ежедневно».
Константин Симонов «Разные дни войны. Дневник писателя, 1942-1945 годы»:
«…Летчик (У-2. Авт.) несколько раз закладывал крутые виражи над самой землей, словно желая что-то увидеть, разворачивался и летел дальше. И только на третий или четвертый раз я уловил в его действиях некую последовательность, отнюдь меня не успокоившую. Оказывается, свои виражи с разглядыванием он делал как раз над перекрестками дорог, и я в конце концов понял, что он, потеряв ориентировку, по карте, а может, и вообще забыв взять ее с собой, ориентируется теперь по надписям на дорожных указателях!
Не хочу брать грех на душу, утверждая это, но все же вряд ли тут были повинны только те сто пятьдесят граммов, которые выпил летчик наравне со мной».
Нет, я не Сталин, я другой!
Не «сова» как он, увы… А совсем другой птиц — «жаворонок» и мне конкретно в лом работать по ночам.
У каждого свои недостатки, верно?
Девяти часов вечера ещё не было, как распрощавшись в своём кабинете с Начальником Главного управления Танковых войск — генерал-лейтенантом Федоренко, там же пообщался по делам с Поскрёбышевым, позвонил профессору Виноградову и отчитавшись ему об состоянии своего здоровья, я вызвал генерала Косынкина и поехал на Ближнюю дачу.
Тот, в соответствии с моими указаниями — почаще менять «схемы», проявлял просто чудеса тактической сообразительности: два бронированных «Понтиака» с охраной ехали впереди, а мы с ним пристроились за ними позади на обычной — «несколько» поддержанной на вид, «Эмке» (ГАЗ М-1).
Уже в машине, Начальник «Службы охраны первых лиц государства» достал чертёжики и предъявил мне:
— Посмотрите, Иосиф Виссарионович, что наши инженеры-конструкторы из «Главного управления охраны при СНК СССР» изобразили… Если одобрите — завтра уже будет в металле.
Уже догадавшись, всё же спросил:
— Что это, Петр Евдокимович?
Тот достаёт ещё какой-то документ и читает на первой странице:
— «Раскладной бронированный щит-портфель охранника»…
Затем, как бы намекая: «Мы здесь тоже весь Божий день — не хернёй всякой маялись», протягивает мне:
— А вот и авторское свидетельство на изобретение, за номером…
Дочитав, возмущаюсь — аж в жар кинуло:
— «Сталин»? А почему Сталин? Ведь договаривались же…
Косынкин пожав плечами — мол, «сам понимаешь»:
— Узнав что идея ваша, Иосиф Виссарионович, инженеры наотрез отказались её присвоить.
— Это то понятно… Но зачем Вы им сказали, что идея моя?
Тот, глядя мне в глаза:
— А что я им должен был сказать? Что это идея моя? Увольте меня от подобного, товарищ Сталин!
«Честность подчинённых тоже имеет свои минусы».
Отведя взгляд, ворчу:
— Придумали бы что-нибудь — какой-нибудь псевдоним, что ли… Ладно, проехали.
Тот, всполошившись прилип к задёрнутому инеем окну:
— Поворот проехали?
— Нет… Тему.
* * *
После произошедшего меж нами «инцидента», некоторое время ехали молча — дуясь друг на друга, как вдруг меня ни с того ни с чего — начало дрючить какое-то «дежавю»:
«Так, так, так… Что-то забыл сделать — склероз не иначе, мать его етти. Что именно, ну-ка давай вспоминай…?
Наконец, озарило:
«…Чёрт! У Светки же её девичьи проблемы!».
Внутренний голос проснувшись, сонно поинтересовался:
«Критические дни не совпадают с календарными, штоль?».
Психую:
«Заткнись, дуррррак! От неё ухажёры шарахаются».
«Аааа… Это действительно — проблема».
Сладко зевнув, внутренний голос вновь бессовестно заснул, оставив меня наедине с вопросом:
«Что делать? Ведь мы же в ответе за детей тех, в кого «вселяемся»…».
Как это часто со мной бывает, решение проблемы нашлось внезапно и, было оно изящно — как пируэт чемпионки фигурного катания на льду:
«Сенька! А как в таких случаях поступал вечно занятый государственными делами Реципиент? Да очень просто: перепоручал сей «геморр» охране, то бишь — генералу Власику. Николая Сидоровича с нами больше нет… Подмосковная… Эээ… Подкремлёвская земля ему пухом! Но дело его живёт в его преемнике, который в данный момент как раз сидит у меня под боком. Ура, какой я молодец!».
Поворачиваюсь к Начальнику лично охраны и, не удержавшись от мстительных ноток за «изобретение», гружу его:
— А Вам известно, Петр Евдокимович, что товарищ Власик — не только охранял товарищ Сталина от покушений всяких троцкистских недобитков, но и воспитывал его детей?
Тот, заметно дрогнувшим голосом:
— Иосиф Виссарионович! Я придумал — на кого можно переписать это авторское свидетельство…
Торжествующе пресекаю его неуклюжую попутку «спрыгнуть»:
— Поздно!
Пораскинув мозгами, «гружу» дальше:
— Ваша задача, Петр Евдокимович, облегчается тем, что из всех детей у товарища Сталина остался один — Светлана. Но затрудняется тем обстоятельством, что она находится в «опасном возрасте»: уже не девочка, но ещё не женщина…
Не дослушав, Косынкин в паническом тоне:
— Иосиф Виссарионович! Дорогой товарищ Сталин! Я не женат, я никогда не воспитывал не только дочерей, но и младших сестрёнок!
Тоном, типа «не сцыте, товарищ»:
— Сча научу, в принципе ничего сложного. Подросшей девочке перед сексуальными отношениями… Вы слушаете, Петр Евдокимович, или как католическая монашка в кому впали — услышав про «секс»?
— Слушаю, тов…
— Так вот, чтобы осознать себя настоящей женщиной, девушке перед сексуальными отношениями требуются романтические: чтоб кто-нибудь из представителей противоположного пола вздыхал по ней, дарил ей цветы, дрался за неё с другими «представителями» и лазил к ней на второй этаж в окно… Ээээ… Последнее, пожалуй лишнее, но сама суть понятна?
Тот, тяжело вздохнув:
— Раньше было проще: отдали девку замуж и забыли про неё.
В глубине души согласившись, вслух тем не менее:
— Вы ещё про те времена вспомните, когда «лишних» девок продавали на сторону, или вовсе — съедали в голодный год!
Как уже об давно решённом:
— В общем не отлынивайте, товарищ генерал-майор, а организуйте пару «воздыхателей» из числа прикреплённых.
Не догоняет:
— Зачем «пару»?
Строжаю голосом:
— Хорош уже тупить, Петр Евдокимович! Вам это не идёт. Чтоб всё выглядело естественно: девушка и двое молодых балбесов. Опять же «третий лишний» не позволит парочке уединиться, и… Ну, сами понимаете!
Кивнув:
— Понимаю… А если дело зайдёт слишком далеко? Из двух она выберет одного, и…
— Всерьёз втрескаются друг в друга и, решат жениться что ли…? Ну что — дело молодое, сыграем свадьбу и будем молча завидовать.
Косынкин, очень осторожно:
— А если ещё хуже?
— Имеете в виду, если «романтические отношения» между ними — перейдут в сексуальные, без вступления в законный брак?
— Угу…
«В реальной истории», у дочери Реципиента первый «роман» был с каким-то маньяком-педофилом старше её на двадцать с лишним лет. Вспомню кто такой — обязательно прикажу Славину устроить этой сволочи какой-нибудь «несчастный случай», несовместимый с жизнью. Или, ещё лучше — редкий способ самоубийства с самопосажением на осиновый кол…
