— Ты должен сделать это, друг мой.
— А если я попытаюсь снова надеть ранец на Юнис?
— Мы оба будем драться с тобой. Спаси Ру, Кану. Теперь его жизнь в твоих руках.
Он знал, с огромной и сокрушительной неизбежностью, что сейчас перед ним открыт только один путь действий. Он закрепил неповрежденный нагрудный ранец на скафандре Ру. Юнис опустилась рядом с ним на колени, и они вдвоем открыли все необходимые разъемы.
В течение нескольких секунд в его костюме ничего не менялось. Затем на его запястьях и на самом модуле замигали индикаторы состояния. Костюм, казалось, слегка раздувался, придавая жесткость его фигуре.
— У него снова повышенное давление, — сказала Юнис. — Мы немного увеличим подачу. То же самое и с питанием. Он, должно быть, промерз до костей. — Юнис отрегулировала параметры жизнеобеспечения Ру, используя как элементы управления нагрудным ранцем, так и функции запястья, а затем встала, кряхтя от усилий. — Этого хватит. Через тридцать минут вернитесь к настройкам по умолчанию — используйте эти элементы управления.
Кану изучал бесчувственное лицо Ру через свой визор. Пока никаких радикальных изменений не произошло, но так быстро они были маловероятны. Он должен был верить, что они вовремя помогли ему.
— Как вы думаете, что у него получится? — спросил Кану.
— На коленях богов. Гома упомянула мне кое-что — о состоянии Ру, вызванном отравлением кислородом, — которое может усложнить ситуацию, а может и не усложнить. Но мы сделали все, что могли. — Юнис, как он заметил, дышала тяжелее обычного в промежутках между своими высказываниями. — Мне он показался сильным. Он мне нравился.
— Вы бы сделали это для любого из нас.
— Возможно. Но, по крайней мере, с Ру у меня был счет, который нужно было уладить. Вы позаботитесь о нем, пока не доберетесь до корабля, Кану? Скоро вы будете единственным из нас, кто останется на ногах.
— Должно же быть что-то, что я могу сделать для вас. Запасы кислорода — разве мы не можем подключить их напрямую?
— Вы найдете мне мастерскую по изготовлению инструментов, и я внесу необходимые изменения.
— Я бы хотел...
Она все еще стояла, но усилие — особенно в условиях гравитации Посейдона — должно быть, сказывалось, и ее колени начали подгибаться. Она позволила себе положить руку на плечо Кану. — Вы бы хотели, чтобы все было не так, как сейчас. Этот припев стар как мир. Я прожила долгую и странную жизнь, Кану, и я испытывала это чувство несколько раз. Как правило, лучше всего смириться с тем, что все именно так плохо, как кажется. По крайней мере, так вы будете знать, что пришло время начать прокладывать себе путь наружу. — Она закашлялась, и когда к ней вернулся голос, он был слабее, чем раньше. — Но сейчас никаких раскопок. Во всяком случае, не для меня. И знаете что? Все было не так уж плохо. Я должна снова стать человеком. Я должна была быть живой, с головой, полной воспоминаний, которые, казалось, принадлежали мне.
— Неужели они?
— Один или два раза. Достаточно, чтобы все это стоило того. — Она пошатнулась, но удержалась на ногах. — О. Думаю, сейчас мне нужно присесть. Помогите мне взобраться на выступ. Я свешу ноги с края.
— Я не хочу, чтобы вы падали.
— Я не планирую этого делать. Я просто хочу увидеть восход солнца.
Было все еще темно. С такой скоростью, с какой отказывали системы ее скафандра, для Юнис Экинья не было бы восхода солнца. Но он не мог отказать ей в последней просьбе. Кану подвел ее к выступу, взял за руку, когда она села на край.
— Я могу что-нибудь еще сделать для вас?
— Да, — ответила она после некоторого молчания. — Они захотят забрать меня обратно на Землю, обратно в Африку. Полагаю, они могут заполучить часть меня. Но все остальное принадлежит Орисону, вместе с Восставшими.
— Я позабочусь, чтобы это произошло.
Кану почувствовал чье-то присутствие, маячившее у него за спиной. Он огляделся по сторонам, ожидая, что все произойдет быстро. Но это был Ру, упиравшийся руками в колени, но в стоячем положении.
— Я потерял сознание, — сказал он. — Наверное, с моим костюмом все-таки что-то не так. Но сейчас я чувствую себя прекрасно. Что с ней такое?
— Посмотри на свой нагрудный ранец, — тихо сказал Кану.
Ру, должно быть, не замечал этого до этого момента. Он провел рукой по чистой поверхности отстегнутого, неповрежденного устройства. — Подожди... — начал он. И тут его взгляд, должно быть, упал на сломанный модуль, все еще лежащий внизу там, где они его оставили.
— Это ее, то, что на тебе, — сказал Кану. — Она хотела, чтобы это досталось тебе.
— А как насчет Юнис?
— Думаю, нам следует посидеть с ней, — сказал он. — Только на некоторое время.
ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ЧЕТВЕРТАЯ
Колесо вращалось. "Мпоси" летел по орбите. Часы текли, как ленивое лето. Произошел какой-то сбой в связи между кораблем и группой в углублении на колесе. Это продолжалось в течение часа, и никто не отвечал на сообщения с корабля; Гома была уверена, что это означало худшее. Она подумывала о том, чтобы попросить Васин немедленно опустить аппарат вниз, она была не прочь унизиться до попрошайничества, только не тогда, когда на карту были поставлены другие жизни.
Но в конце концов раздался треск, голос, который она без труда узнала.
— Это Ру.
Гома ответила на вызов. — Мы уже начали беспокоиться о тебе. Там, внизу, все в порядке?
— Все в порядке. У меня была проблема с моим костюмом, но теперь она исправлена, и я не пострадал.
Он казался скорее побежденным, чем восторженным, но в то же время настороженным и удовлетворительно осознающим свое непосредственное положение.
— А что насчет Гектора?
— С Гектором все в порядке. Нет причин для тревоги. Мы периодически проверяем состояние его костюма — ему тепло и он дышит. Не могу сказать, что у нас были какие-то глубокие и содержательные разговоры, но для этого позже будет достаточно времени. Ты готова к встрече с ним?
— Гандхари говорит, что она может включить основной шлюз на время, достаточное для того, чтобы принять его. А как насчет Кану и Юнис?
Последовало молчание, прежде чем Ру ответил.
— Кану в порядке. Юнис мертва.
Первым побуждением Гомы было ответить категорическим отрицанием, как будто это было невозможно ни при каких обстоятельствах.
— Нет.
— Это правда. Мой костюм вышел из строя, повреждения оказались серьезнее, чем мы думали, и я потерял сознание. Когда я пришел в себя, Кану и Юнис уже заменили большую часть моего костюма, взяв у нее. Она уже умерла, Гома.
После этого ничего не оставалось делать, кроме как ждать, пока колесо повернется. Когда паз приблизился к сорока километрам от поверхности, Васин снова собралась с духом и опустила "Мпоси", оказавшись на том же уровне, что и Кану и Ру, но на несколько десятков метров в сторону. Это все еще было слишком близко для комфортного ощущения, но чем короче расстояние, на которое им предстояло переместить Гектора, тем лучше.
Гоме, к тому времени немного отдохнувшей, но все еще вынужденной спорить о своей правоте с доктором Андисой, наконец разрешили выйти наружу в одном из костюмов. Грейв и Лоринг имели дело с Гектором, уговаривая его прийти в себя настолько, чтобы он заставил себя пройти в основной шлюз, доступ к которому требовал удержания "Мпоси" в еще более опасном положении, чем раньше.
Гома ожидал, что Ру встанет на ноги, желая первой подняться на борт с этой холодной и узкой полки. Но он сидел на краю углубления, свесив ноги за борт, рядом с Юнис. По другую сторону Ру находился Кану. Они оба все еще были в шлемах, но шлем Юнис был снят и теперь лежал позади нее, полностью обнажив голову вакууму. Гома придвинулась к ней, сама стоя в опасной близости от края. Ру и Кану также были единственными, у кого были нагрудные ранцы.
Если смотреть со стороны, поза Юнис свидетельствовала о приятии, даже спокойствии. Ее руки в перчатках лежали на коленях, плечи расслаблены, голова лишь слегка склонена к груди в открытом шейном кольце. Издалека можно было подумать, что она дремлет или погрузилась в рефлексивную медитацию. Гома села рядом с Ру.
— Им нужна помощь с Гектором?
— Нет, — сказала Гома, с трудом сглотнув, прежде чем продолжить. — Я думаю, они об этом позаботятся. Но мы не можем оставаться здесь очень долго. Васин хочет как можно быстрее взлететь. Это небезопасно.
— И не говори. — Но в замечании Ру не было злобы, только тихая усталость. — Знаешь, я ненавидел ее.
— У тебя были для этого основания.
— И все же она сделала это. Она могла бы выжить, но вместо этого пожертвовала собой ради меня. Было ли это у нее на уме все время? Так вот почему она так хотела остаться здесь, внизу, со мной?
— Никто не мог быть таким расчетливым.
— Кроме нее.
— Даже Юнис, — сказал Гома. Она начала отталкиваться от выступа, думая о том, как легко было бы совершить ошибку даже сейчас. — Ру, Кану, нам нужно идти.
— Я остаюсь с ней. — Прежде чем Гома успела сказать хоть слово, Ру продолжил: — Кану определенно должен уйти. Ему нужно вернуться к Ниссе. Но мой костюм хорош. Мне нужно только проехать остаток пути до вершины колеса.
— Мы могли бы перенести ее прямо сейчас.
— Она замерзла. Мы бы разбили ее, как ледяную скульптуру.
— Мы не можем оставить ее здесь, Ру.
— Я не говорю, что мы должны. Но будет еще один восход солнца, прежде чем мы достигнем вершины колеса. Я хочу, чтобы она еще раз увидела солнце
— Ты настроен на это.
— Да, и если ты уже знаешь меня так хорошо, как следовало бы, ты не будешь пытаться переубедить меня в этом.
— Я бы и не мечтала об этом. — Гома все равно встала. — Кану, вы готовы идти? У вашего костюма нет ничего похожего на способность к жизнеобеспечению, как у Ру.
— Вы оставляете их здесь? — спросил он, осторожно поднимаясь с выступа.
— Нет, я просто собираюсь объяснить ситуацию остальным. Я думаю, что это будет легче сделать лицом к лицу. Потом я вернусь. Я тоже увижу этот восход солнца. Васин, черт возьми, вполне может прилететь за нами позже.
— Ты не обязана делать это, — сказал Ру.
— Никто из нас не обязан делать это, — сказала Гома, — но мы все равно это делаем. Это самое малое, что я ей должна. Она привела тебя ко мне домой.
На обратном пути с Посейдона "Мпоси" проскользнул за пределы браслета лун, а затем сквозь дрейфующие трупы Хранителей, самые свежие из их жестоко рассеченных тел все еще светились вдоль геометрических плоскостей, где они были разорваны, что свидетельствовало об убийственных энергиях, невидимых и непостижимых. Более старые трупы, те, что тысячелетиями усеивали пространство Посейдона, были темны, как уголь, — немые и безмозглые свидетели этой последней бойни машин. Ни одна часть этой инопланетной защитной системы не коснулась маленького "Мпоси" с его грузом людей — одна в коме, другая в виде замороженного трупа — и одного слона. Но как только с порицаемыми и наказанными Хранителями было покончено, луны сошли со своей единой орбиты и восстановили устрашающую форму своей первоначальной конфигурации.
Что-то было открыто для них; теперь — во всяком случае, на какое-то время — это снова было закрыто.
На безопасном расстоянии "Мпоси" встретился с более крупным "Травертином". Посадочный модуль пристыковался; по меньшей мере тридцать минут царил хаос, пока медицинский персонал и оборудование перемещались между двумя кораблями. Гома держалась подальше от шлюза, оставаясь на борту "Мпоси" вместе с Ру до тех пор, пока не миновала худшая часть суматохи. В конце концов они снова тронулись в путь, совершая обратный переход к Орисону. К тому времени Ру и Гома уже были в своей каюте, обнимая друг друга, пока сон не сморил их усталость. Гома продолжала видеть Юнис, ее лицо, подставленное теплому солнцу — кристаллики льда превращаются в капли воды, ее глаза широко раскрыты и восприимчивы, этот золотой свет течет по ее зрительным нервам, как расплавленный металл, струится по холодным руслам ее мозга, лава стекает по постоянно разделяющейся сети каналов, приближая ее возвращение к жизни.
— Похороните меня вместе с Восставшими, — сказала она. — Но мое сердце верните на Землю.
Когда они проснулись поздним утром следующего дня по бортовым часам корабля, их ждали новости двух видов. Первая заключалась в том, что за "Травертином" следовал Хранитель — тот, кто не испытывал себя против Посейдона. Инопланетная машина пока сохраняла дистанцию, не приближаясь и не удаляясь, и о ее намерениях нельзя было догадаться.
Васин сказала, что они будут придерживаться своего курса. Если у Хранителя были на них другие планы, пусть будет так.
Тем временем умерла Нисса Мбайе.
Не помогли все усилия небольшого медицинского персонала доктора Андисы — они сделали все, что могли, и временами даже казалось, что они вот-вот вернут Ниссу к жизни. Действительно, казалось, что она с большой энергией борется за жизнь. Несмотря на то, что она находилась в медикаментозно вызванной коме, ее нервная активность была гораздо более интенсивной, чем обычно ожидала Андиса, и в тех областях мозга, которые — учитывая ее клиническое состояние и полученные повреждения — не должны были быть активными.
— Там что-то происходит, — сказала она Гоме.
Это дало им временную надежду, но все усилия по превращению этого следа пограничной активности в нечто более последовательное, более устойчивое вскоре были подорваны. Нисса угасала. Что бы они ни увидели, это было последнее цветение, а не возвращение к жизни.
Капитан Васин отдала приказ о немедленном перемещении Ниссы в спячку.
— Наши лекарства не могут спасти ее, но мы так легко от нее не откажемся, Кану. К лучшему это или к худшему, но к тому времени, когда мы вернемся домой, многое успеет произойти — где бы ни находился наш дом. Тогда, возможно, у нее появится шанс.
— Это не поможет, — сказал Кану.
— Пораженчества тоже не будет. Нам ничего не стоит вернуть ее обратно. Не спорьте со мной в этом вопросе, мистер Экинья — вы далеко не уйдете.
Несколько часов спустя Гома застала Кану одного. Она не разговаривала с ним с момента смерти Ниссы.
— Мне очень жаль. Я надеялась, что мы вовремя подняли ее на корабль.
Лицо Кану было бесстрастным, он сдерживал бурю эмоций, о которых она едва могла догадываться. Но с другой стороны, они оба понесли потери на колесе.
— Вы сделали все, что могли, Гома. Если кого и следует винить, так это меня. Нисса всего лишь должна была помочь мне добраться до Европы. Все, что было после этого... все это был несчастный случай.
— Не терзайте себя из-за этого слишком сильно. Она встретила Восставших, Кану. Она гуляла по "Занзибару". Никому из нас не довелось испытать этого. Когда я разговаривала с Ниссой на "Ледоколе", она не походила на человека, которого тянут за собой против ее воли. Казалось, она великолепно держала себя в руках. Она мне нравилась. Я восхищалась ею. Я хотела проводить больше времени в ее обществе.
— К тому времени она уже смирилась со всем этим, приняла то, что произошло.
