— Тогда чего орёшь? — зевая, проворчал на своей лежанке старик.
— Я это..., — пробормотала девушка, шаря руками по полу.
Дотлевавшие в печке угли не могли разогнать царивший в хижине мрак.
— Мне..., — продолжала она, натягивая рубаху.
Несмотря на важность того, что собиралась сообщить, скакать перед наставником голой не хотелось.
Чуть прикрывшись, Фрея шагнула к печке, прихватив с пола несколько сухих веток.
— Я знаю, как меня зовут! — ликующе вскричала она, когда по стенам хижины заплясали оранжевые отблески пламени.
— Наконец-то придумала себе имя? — пробормотал Отшельник, приоткрыв глаза.
— Нет! — засмеялась девушка, раскинув руки. — Я вспомнила своё настоящее! Представляешь?! Почти год прошёл, но теперь я знаю, кто я!
— Постой, не части, — поморщившись, приподнялся на локте старик. — Боги открыли тебе настоящее имя?
— Ну да! — смеясь, кивнула Фрея и церемонно представилась, разведя руки в стороны. — Виктория Сергеевна Седова!
Заморец сел, прикрыв ноги одеялом.
— Повтори!
— Виктория Сергеевна Седова!
Глаза старика превратились в щёлочки, и даже густая борода не смогла скрыть широкой, довольной улыбки.
— Я всегда говорил, что твой мир такой же, как у нас! Даже твоё имя похоже на радланское.
— Нет, — девушка села на постель, скрестив ноги. Её все ещё трясло от переполнявших чувств. Хотелось говорить.
— Моё имя Виктория. Сергеевна... Значит, моего отца звали Сергеем. Есть такое имя. Ну а Седова...
Она запнулась.
— Ну, это, наверное, похоже на ваш род. Вроде Юлиев.
— Вот видишь! — усмехнулся Отшельник, зевая и почёсывая заросшую седыми волосами грудь. — Тебе понравится в Радле. А родственники моей жены станут твоей семьёй.
Он ещё раз зевнул, широко разевая рот, и вновь собрался погрузиться в сон. Однако Фрея была слишком взвинчена, чтобы спокойно заснуть.
— Тогда можно я оставлю себе это имя? Виктория!
— Лучше не надо, — заморец со вздохом сел, проведя ладонью по лицу. — Варкия — ольвийское имя. Радланский аристократ так свою дочь не назовёт. Вот Вентия — другое дело.
Девушка несколько раз повторила это слово, будто пробуя на вкус. Нет, это явно не то, что она хочет.
— А Вика?
— Ну, если так хочешь, — хмуро пожал плечами Отшельник, кажется, этот разговор начал его раздражать. — То можешь подарить насмешникам лишний раз подшутить над собой.
— Почему? — не поняла она.
— Ваилкарами называют булочки, которыми торгуют на площади. Подумай сама, какие мысли могут тут возникнуть?
Старик усмехнулся, потом, очевидно, сжалившись над ученицей, предложил:
— Ника Юлия Террина.
— Ника из рода Юлиев Дальняя, — машинально перевела девушка. — Вот это ещё куда ни шло.
— Нравится? — спросил довольный "папочка". — Пусть так и будет.
Пока Фрея прикидывала к себе новое имя, тот вновь улёгся и тут же заснул. Явно не собираясь до утра разделять с любимой дочерью внезапно свалившуюся на неё радость.
А девушка ещё долго лежала с закрытыми глазами, снова и снова переживая вновь открывшиеся картины своего прошлого. Теперь она помнила почти все, кроме обстоятельств своего появления в этом мире.
Не имея среди аратачей близких знакомых, за исключением Отшельника и его дочери, Фрея не смогла удержаться, чтобы не сообщить Снежному Ландышу потрясающую новость. Выслушав её торопливый рассказ, женщина всплеснула руками:
— Владыка вод вернул тебе память?
— Да! — довольно улыбнулась девушка, присаживаясь рядом. На этот раз она надела свой обычный костюм: кожаную рубаху и штаны.
— Не зря это случилось именно сегодня! — со значением проговорила аратачка, откладывая в сторону выпотрошенную тушку зайца.
— Почему? — машинально спросила её гостья, уже зная ответ.
— Завтра же такой праздник! — укоризненно покачала головой Снежный Ландыш, вытирая ладони пучком травы.
— Ах, да! — кивнула Фрея, виновато разведя руками. — Извини, совсем забыла.
— Вот когда родишь сыновей, — тяжело вздохнула женщина, глядя куда-то мимо неё. — Тогда будешь ждать день, после которого твой мальчик... станет совсем взрослым.
Нельзя сказать, чтобы эти слова пришлись по вкусу собеседнице, но, воздержавшись от комментариев, она предпочла сменить тему:
— А что будут завтра делать Ловящий Снег и другие "рысята"?
— Доказывать, что достойны называться охотниками племени Детей Рыси, — ещё раз вздохнула аратачка, натягивая заячью шкурку на сложную конструкцию из переплетённых прутьев.
Внимательно слушая подробнейший рассказ о предстоящих завтра мероприятиях, Фрея с горечью думала, что даже та, которую она считала почти подругой, не проявила никакого интереса к её прошлой жизни. Подобное безразличие больно задело девушку.
Возможно она уже научилась владеть своими чувствами, чтобы не показывать обиды, или собеседница просто не обращала внимания на её состояние? В любом случае, расстались они с какой-то "дежурной душевностью". Хотя, возможно, Фрее это только показалось?
Весь остаток дня она холила и лелеяла свою обиду, с болезненным удовольствием поливая её ядовитый цветок самыми неприятными и злыми воспоминаниями.
Отшельник, видимо, уже привыкший к резким сменам настроения, не сделал даже попытки утешить ученицу, или хотя бы выяснить, что с ней происходит? Не удивительно, что девушка легла спать в прескверном настроении. Да и сон не порадовал, с беспощадной жестокостью сорвав последние заскорузлые повязки с ран памяти.
— Тот, что справа? — переспросил пожилой следователь с устало равнодушным лицом. — Крайний?
— Да!
— Вы уверены? Посмотрите внимательно?
— Да! — она так вцепилась в подлокотники кресла, что костяшки побелели.
— Путаешь ты, убогая, — усмехнулся круглолицый пацан лет двадцати. Один из тех, кто стоял у оклеенной обоями стены. — Не знаю я тебя.
— Зато я тебя хорошо помню! — голос девушки задрожал, а глаза заблестели от слез.
— Уводи, — махнул рукой следователь. — Только истерики нам здесь не хватает!
Затем обратился к двум женщинам, жадными глазами наблюдавшими за происходящим:
— Понятые, все видели?
Соседки закивали, ужасно довольные тем, что теперь будет о чем поговорить.
— Не было меня там! — уже в дверях крикнул пацан. — Чужого на себя не возьму!
— Пшел! — квадратный полицейский могучей дланью вытолкал его в коридор.
Быстро вошла мама, довольная ещё и тем, что опознание проводили в квартире, и дочери не пришлось тащиться в полицию.
— Вот здесь, — следователь подал девушке протокол. — С моих слов записано верно, и подпись.
Почти не читая, поставив закорючку, та с тревогой попыталась поймать взгляд мужчины в дорогом, но изрядно потёртом костюме.
— Но там ещё трое было!
— Теперь этот подонок все расскажет! — с мстительной радостью мать гордо скрестила на груди руки. — Если один сидеть не захочет!
— Ведь так? — спросила она следователя.
— Не знаю, — пожал плечами тот, убирая протокол в папку. — Твой приятель его не узнал.
— Что?! — дёрнувшись в кресле, встрепенулась девушка.
— Не узнал, говорю, — буркнул мужчина, поднимая с кресла плащ.
— Но это точно он! — мир в который раз рушился, погребая её под обломками человеческой подлости.
Мама, не веря в реальность происходящего, невольно заступила дорогу следователю.
— Как же так? Виктория...
— У Грачева алиби, — раздражённо оборвал её тот, добавив со скрытой угрозой. — Отойдите! Пожалуйста. Мне надо работать.
— Я этого так не оставлю! — привалившись спиной к стене, крикнула женщина. — Я... Я к прокурору пойду!
— Ваше право, — отозвался из коридора равнодушный голос следователя. — Хоть в ООН!
— В суд! — пробормотала Валентина Андреевна, без сил опускаясь на стул.
Потом они долго плакали. Соседки, перешёптываясь, покинули наполненную болью квартиру.
Подумав, мать решила не бегать по инстанциям, а по совету коллег нанять адвоката. Правда, для этого ей пришлось вначале занять у них денег. Молодая, но ужасно напористая и деловая девица, успокоив нанимательницу, рьяно взялась за работу. Однако следователь оказался прав. Действительно, имелись двое свидетелей, утверждавших, будто опознанный девушкой подонок в тот день находился в другом месте. Адвокатесса поговорила с ними. Парни упорно стояли на своём, хотя и немного путаясь в показаниях.
Последняя надежда оставалась на единственного свидетеля — Семена Гришина. Но молодой человек всячески избегал встреч, не отвечал на звонки. Когда юристу все же удалось его "поймать", стал уверять, что не разглядел лиц нападавших. А потом и вовсе исчез из города.
Ошарашенная Виктория пыталась с ним связаться через Интернет, но трусливый гад удалил свою страничку. И тогда в девушку словно вселилось что-то злое и жестокое. Она то и дело кричала на мать, била посуду, капризничала, отвечая на любые замечания слезами и истерикой. Возможно Виктория до сих пор жила бы в своей квартире, сгорая в ожидании благотворителей и медленно убивая мать. Но из-за толщины стен, все соседи слышали сцены, частенько разыгрывавшиеся в их квартире. Одна из них, молодая, одинокая женщина, не выдержала. Подождав, пока девушка останется одна, она пришла и высказала все, что думает о её отвратительном поведении.
Та с удивлением узнала, что мать трудится на двух работах, что из-за дуры-дочери она превратилась в старуху и думает только о неблагодарной дряни, способной лишь отравлять жизнь другим. И надо же такому случиться, что как раз перед визитом разгневанной гостьи со знакомого электронного адреса в ответ на её многочисленные депеши пришёл короткий ответ: "Тебе уже все равно, а мне ещё жить".
Внимательно выслушав гневную речь соседки, Виктория молча прикрыла дверь, ещё более укрепившись в желании окончательно свести счёты с жизнью. Вот только делать это в квартире неожиданно стало стыдно. Прикатив на кухню, девушка решительно убрала нож в ящик кухонного стола.
С упорством обречённой выбралась из дома, направляясь в сторону реки, где вот уже лет пять неторопливо строили и не могли построить набережную. Вряд ли девушка смогла бы толком объяснить, почему именно туда? Длинный путь почти не остался в памяти, лишь мельком запомнились удивлённые взгляды редких в этот час прохожих.
Последним она увидела хлипкий заборчик из потемневших досок, ширь реки и высокий противоположный берег, густо заросший деревьями, среди которых ярко выделялась белая церковка с золотыми куполами.
Распахнув глаза, Фрея не закричала. Перехвативший горло спазм не давал вздохнуть. С трудом справившись с собой, она заплакала, уткнувшись лицом в густую, противно пахнущую шерсть одеяла. Осознание того, что она оказалась здесь по собственной воле, бросив несчастную, задёрганную мать, жгло раскалённым железом. Девушка застонала, представив, как та мучилась и переживала, обнаружив исчезновение дочери. Как бегала по властям с просьбой отыскать хотя бы тело, как причитала, не в силах даже похоронить её.
Фрею буквально корёжило. Муки совести превратились в настоящую физическую боль. Почему-то показалось, что на свежем воздухе станет легче. Вот только она очень боялась разбудить мирно посапывавшего наставника. Поэтому, когда едва обозначился серый прямоугольник окна, и из тьмы выступили окружающие предметы, девушка выскользнула из хижины, прихватив сложенную на полу одежду. Охватившая тело ночная прохлада, на миг ошеломив, стала успокаивать.
Торопливо обувая мокасины, подумала: "А мама бы обрадовалась, если бы узнала, что я опять стала ходить?". От нахлынувшего чувства вины вновь стало тяжело, а глухая тоска опять вцепилась в сердце.
— Да! — пробормотала Фрея, глядя во все ещё усыпанное звёздами небо. — Я вела себя как последняя стерва. Как... Да просто слов нет. Все отдам, чтобы вернуться!!! Или хотя бы извиниться. Сказать ей, что виновата, ужасно виновата перед тобой, мама... Мне так...
Она ещё долго бормотала бессвязные извинения и слова любви, которые никогда не говорила своей матери там, в прошлом, когда они были так нужны. Наверное, со стороны это выглядело смешно или жутковато? Стоит высокая крепкая девица в одежде из кожи, и размазывая слезы по щекам, бормочет что-то невразумительное.
Но возможно именно эта произнесённая в пустоту речь помогла ей прийти в себя, и когда удивлённый Отшельник вышел из хижины, она уже собиралась за водой.
Прогулка по лесу сняла ещё немного тяжести с души, а пробежка с последующей тренировкой помогли Фрее обрести хотя бы внешнее спокойствие, спрятав поглубже ночные переживания. Умывшись, она сходила за свитками, и разложив их на столе, приготовилась к уроку чистописания. Полагая, что занятый работой мозг будет меньше отвлекаться на всевозможные тяжёлые воспоминания.
Наблюдавший с лёгким удивлением за её приготовлениями Отшельник заметил:
— На праздник тебе лучше одеть платье.
Тяжело вздохнув, девушка страдальчески скривила брови. Со всеми своими переживаниями она совсем забыла, что именно сегодня кандидаты в охотники выйдут из пещеры предков, чтобы пройти испытание на глазах соплеменников.
— Можно, я не пойду? — робко попросила она, не чувствуя никакого желания стоять в толпе чужих, равнодушных к ней людей, глазеть на какие-то глупые игры, натужно изображая интерес.
Очевидно, старик все же заметил какие-то изменения в своей ученице. Нахмурившись, он пристально взглянул на неё, тихо поинтересовавшись:
— Почему? Это же главный день праздника.
Фрее захотелось огрызнуться, напомнив, что он сам говорил, будто всё веселье начнётся только завтра утром, когда молодые охотники вернутся после свидания с Гневной матерью. Но девушка сдержалась, тихо проговорив:
— Мне хочется побыть одной. Это очень нужно, Отшельник.
Заморец неопределённо хмыкнул, теребя бороду.
— Ты чего-то боишься?
— Не спрашивай, — покачала она головой, откупорив кувшинчик с чернилами. — Просто оставь меня одну.
— Не могу, — покачал головой старик, подходя к столу и присаживаясь на лавку. — Теперь ты моя дочь...
— Ну, я же не твоя дочь! — не выдержала девушка. — Я совсем из другого мира, я....
— Это не важно! — повысил голос собеседник. — Для меня ты Ника Юлиса Террина! И я хочу знать, почему ты не хочешь идти на праздник?
Вновь Фрея почувствовала жгучее желание ответить грубостью, разругаться вдрызг с настырным старикашкой. Почему-то она пребывала в полной уверенности, что тот все равно ничего ей не сделает. По крайней мере до тех пор, пока девушка не откажется плыть в Радл. То ли из-за возрастного слабоумия, то ли по какой другой причине, но Лацию Юлису Агилису было очень важно отправить на родину вновь обретённую дочь.
Возможно ещё вчера Фрея так бы и сделала, но воспоминания о своём отвратительном поведении там заставили ответить честно:
— Это все из-за моего прошлого...
— Ты что-то ещё вспомнила? — встрепенулся Отшельник.
— Все, — она отвела глаза. — Поэтому и прошу, оставь меня в покое.
— Расскажи, — участливо проговорил собеседник. — Может быть, станет легче?
