— Да он же сейчас будет танцевать с тобой, как я тебе завидую!!! — сказала мама.
Мари попыталась вырвать у меня карточку, но я не дала.
— Ищи себе своих красавцев в карточке! — задрав нос, сказала я.
— А у меня есть? — Мари посмотрела в свою карточку.
Я хихикнула и показала ей язык.
— У меня больше, у меня больше! — запрыгала на одной ноге я, дразня ее.
— Какие, девчонки, вы все-таки счастливые! — сказала одна печальная простенькая девчушка, стоящая недалеко от нас с родителями. — Меня за весь бал никто не пригласил!
— Хочешь, поделюсь с тобой? — сострадательно высолопив язык предложила я, выискивая в карточке наиболее некрасивое имя. — Все равно они меня в глаза не видели, а ты меня милее... Только ты сразу не называйся, а вот когда будут делать предложения, сразу соглашайся от своего имени...
Она хихикнула.
— Можно, я с вами постою? — неловко улыбнувшись, спросила она. Я сразу разглядела, что она только одета неумело, а так — легкая как перышко и удивительно нежная и теплая и милая...
— Конечно, — согласилась я. — Только ты знаешь, можно я поколдую над твоим платьем? — я внимательно осмотрела ее наряд и критически нахмурилась. — Ты почему не покупала платье в фирменных салонах Джой? — строго спросила я. — Сама делала?
Та покраснела, и я поняла, что у нее просто не было денег.
Мари внимательно окинула ее и ее платье профессиональным взглядом, присоединившись ко мне, качая головой...
Мама всегда говорила, что у меня золотые руки... И, наверное, напрасно, ибо руки бьют, а золотая голова... Напевая, мы взялись за нее, прикидывая варианты...
— Очень мило, — сказала я, похвалив ее платье... — Вот это даже можно оставить...
В голове словно сами собой рождались мелкие детали, и я напевала песенку. Я всегда видела целое, оно парадоксально рождалось раньше деталей, словно будущее, которое было раньше прошлого...
Отстранив Мари, я сама поработала над платьем прямо там... Здесь изменила складки, здесь добавила... Здесь добавила цветок, здесь положила локон... Здесь добавила тени, здесь взяла пару жемчужин из своей одежды... Бабушка заворчала, чтоб не портила свой костюм, и ее отправили в комнату за драгоценностями. А Мари набросала полную схему прически, уловив, что получается — она всегда была в этом лучше меня...
Всего несколько минут, всего несколько штрихов, если быть честной... Ничего собственно я и не сделала... Да и Мари... Мы собственно ничего не сделали...
Только отошедшая на минуту мама девочки, за которую та прибилась к нам, прошла мимо нас.
— Простите, вы не видели мою дочь? — спросила она нас.
Я широко раскрыла глаза. Ведь эта женщина стояла с этой девушкой.
— Мама, ты что!?! — ошалело спросила девушка.
— О Господи, — та схватилась за сердце. А потом уставилась на дочь, широко раскрыв глаза.
— Мама что с тобой? — с испугом спросила та.
Та без слов подвела ее к зеркалу.
— Ой! — тихонько сказала девочка.
Шедший мимо мужчина оглянулся на нее и внимательно стал ее разглядывать.
— Какие красавицы...
С трудом оторвавшая от зеркала глаза, девчонка немного со страхом взглянула на меня.
— Я вроде та же... Но красивая! — растеряно прошептала она.
— Никто не знает, как у Лу это получается, — сказала наша мама. — Вроде ничего и не меняет, коснется тут и там, и даже не всегда уловишь, а человек словно расцветает, комната словно озаряется теплом, лаской и какой-то нечеловеческой красотой и уютом...
— Бывало рисую человеческое лицо, — печально добавила Мари, — вроде все на месте, а Лу возьмет, что-то добавит, что я и усмотреть не могу, и карандашный набросок и улыбается, и глаза его искрятся смехом, и притягивает взгляд среди тысяч других даже профессиональных картин художников... Хочется смотреть снова и снова, хоть никто не может угадать отчего... Тысячи рисуют человеческие лица, а у нее... — Мари развела руками.
— Мари накрутит, накрутит обычно, а Лу что делает и не поймешь, но ее и ее вещи любят безумно...
Я фыркнула только и крутанулась на пятке. Так ко мне и подошел Джекки.
— Я как раз к тебе пришел танцевать, — заявил он.
— Сейчас со мной будет танцевать красавец, — гордо заявила я, помахав карточкой.
Джекки попытался ее у меня вырвать.
— Дай, мне туалетная бумага нужна!!! — нагло заявил он.
Мама осторожно забрала у меня из руки карточку и ласково подтолкнула меня к приближающемуся мужчине, ибо заиграл танец.
— Смотри, какой красавец, — шепнула она мне.
Он галантно предложил мне руку, приглашая на танец. Я охотно взлетела, легкая, как перышко.
Джекки закусил губы до крови, глядя на это зрелище.
— Интересно, чего на меня так принц посмотрел!? — недоуменно спросил кавалер.
— У него несварение желудка... — счастливо солнечно улыбнулась я. Я была горда. — Бумагу требовал...
— А у меня было впечатление, что он хочет меня сожрать, — покачал головой тот. — Никогда не видел Джекки в таком паршивом состоянии...
Мы еще потанцевали. Мне было весело. Голова кружилась, как у безумной — на меня во все глаза смотрел тот незнакомец, ну прямо бог войны, сошедший с греческого Парфенона из угла. Ну удивительно навязчивая галлюцинация. Но приятная такая — сердце так сладко сжимается от какого-то предчувствия.
— Интересно, а чего на меня так Вооргот посмотрел? — опять спросил мой кавалер, оборачиваясь на незнакомца.
— Вы тоже его видите!? — шепотом спросила я. И выпрямилась. — Не знаю! — я пожала плечами, чего он на меня так смотрит.
— Но у меня плохое впечатление, что он хочет меня убить, причем желание это непреодолимо, — нервно сказал кавалер.
— Что-то они все на меня так смотрят?! — он начал затравленно оглядываться. — А у старшего принца такой взгляд, будто он голоден... Маньяка... Он смотрит на меня с безумной горящей красными бликами ненавистью, хоть я ему ничего не делал... — кавалер опять завел свои жалобы... — А ведь он только сегодня трижды сделал предложение своей маме, пока она ему популярно не объяснила, почему это не хорошо, так что у него был нервный шок, причем в исключительно болезненных ударах...
Я удивленно посмотрела на него. У меня, видимо, начался приступ. И я, наверное, танцую с галлюцинацией... Представляю, как это выглядело! Одна посреди зала с выставленными руками, и чего-то шепчущая... Понятно, чего они все на меня так смотрят...
— Так, а чего Рихтер на меня так смотрит... Проклятье, он вынимает пистолет!!!
Я обернулась и увидела милую и облегченную улыбку Рихтера, пославшего мне воздушный поцелуй. И вовсе не грозную...
Но, когда я обернулась, я никакого красавца рядом не увидела. И вообще его не увидела...
И я поняла, что я действительно танцевала с галлюцинацией... Руки мои уныло повисли. Голова опустилась... Я сумасшедшая! Было нестерпимо больно... От такого открытия все во мне опустилось, я даже двинуться не могла... С трудом я сдвинулась, чтоб не стоять дурочкой... Я побрела, куда глаза глядят...
Глаза глядели на Джекки. Очередная галлюцинация — механически подумала я, отмахнувшись. Надо было собрать силы и дойти до мамы, и там раскаяться, что я сумасшедшая...
Танец еще не прекратился, и я чувствовала себя так глупо, что хотелось разреветься аж до задницы.
Поскольку я уверенно и упорно шла сквозь галлюцинацию, радостный Джекки больно ударился об меня. Но галлюцинация не поняла моей честности и радостно завопила:
— Лу, пойдем танцевать!
— Но я же обещала... — с сомнением сказала я, вспомнив расписание.
— Теперь можно, — успокаивающе сказал он. — Я только что порвал твою карточку...
Я не выдержала и засмеялась, отплясывая с принцем веселый танец.
Но тут взгляд мой наткнулся на преследующего меня незнакомца. Я кое-что вспомнила.
— Правда, что он после ранения головой немного не в себе? — спросила я у принца. Принц его увидел и кивнул. А я не выдержала и хихикнула, вспомнив свои страхи — раз Джекки его видит и он реальный, значит и этот тип реальный.
Джекки опять кивнул головой.
— Он все ищет невесту, но он мирный и не опасный сумасшедший...
— Ты представляешь, а я танцевала с Рихтером, а этот тип вдруг заявил Рихтеру, что недоволен, что тот станцевал с его невестой! — озадаченно сказала я.
Но Джекки только развеселился, и я успокоилась. Мы даже помахали ему рукой, ничего, впрочем, не делая, только весело смеясь и показывая на него пальцами.
Вид у красавчика, который мог нас слышать отсюда, стал просто бешенный.
— А он не набросится? — осторожно спросила я, увидев его озверевший вид.
— Не, он добрый, — ответил тот. — Он мой неродной дядя, претендующий на престол...
— И ты его того...? — я сделала жест Логана, показывающий, каким свертывают птице шею.
— Гренландии... — хмыкнул Джекки, закончив свою фразу. — Отец усыновил сына лучшего друга, когда все думали, что родители его погибли, а они просто попали в плен к испанцам... Так что мы росли вместе... Сводный брат. Вооргот сам спас своих из плена собственноручно, растерзав обидчиков в их собственном логове, когда повзрослел. Они с моим братом были неразлей вода... Кстати, мой брат тоже брал участие в операции по освобождению его родителей... Брат обрюзг от пьянок и всеобщего поклонения, но когда-то он был крайне храбр, как и Вооргот...
Я даже потрясла головой...
— И как он решился усыновить такого как Вооргот при своих наследных принцах... Это же могло привести к войне...
— Нееее... — Джекки аж затряс головой от негодования. — Вооргот на такое не способен — он редкостного благородства, а в детстве был просто — прямо в святые возводи... У меня он самый любимый брат, хоть и неродной, ибо родной давал подзатыльники... К тому же тогда мой старший брат и сам отец опасно заболели оспой, а я еще не родился, и отец как раз еще и подстраховал маму, чтоб в случае его смерти не было никакой смуты, ибо как раз Вооргот был ближайший претендент на престол и мог стать знаменем заговорщиков... В нем скрестились две древние линии, имевшие своих королей... Теоретически, но опасность существовала, а так бы мама правила до его взросления...
— Потому твой брат так ужасен на лице, — печально сказала я. — Из-за оспы... А почему он толстый, и рыхлый, и наглый?
— Из-за лени и пьянства, — холодно сказал Вооргот.
Джекки дернулся, так незаметно он подошел. Он действительно Бог Войны и разбоя. Оказывается, он приемный брат Джекки.
— Вечно ты подкрадываешься неслышно, словно тигр! — фыркнул Джекки.
— Конечно, если мама тебя зовет... — фыркнул Вооргот. — Тебя доставить или ты сам сходишь и ответишь за свои дебоширства... У кого ты там порвал карточку, заявив, что хочешь в туалет?!? — угрожающе спросил он.
— Я уже не маленький, и не надо меня опекать, как в детстве, — гордо задрал Джекки нос. — И сам отвечаю за свои поступки... И потому пойду сам, — быстро добавил он, видя, что тот приблизился.
— Что значит ты уйдешь на половине танца!?! — возмутилась я. — И опять оставишь меня одну!? — я яростно наклонилась к нему. — Что обо мне подумают, если меня второй раз бросят посреди зала!?!
Джекки разрывался на части. Он и хотел бежать к маме, и не хотел оставить меня на Вооргота.
— Я могу заменить тебя, — предложил Вооргот.
— Только на этот танец! — хмуро буркнул Джекки и исчез. — И только пока я не вернусь и не узнаю, что там...
Вооргот осторожно подхватил меня, запоздало спросив: Можно? Странно, я ощутила, как его руки коснулись меня, хотя ни с кем до этого даже не замечала. Почему-то совершенно глупое ощущение счастья полностью захватило меня.
Я подняла голову и утонула в его глазах.
Я подумала, что это сумасшествие, но что-то захлестнуло меня, подавив соображение, и я даже не сопротивлялась его наглой самоуверенности, что я буду с ним танцевать — просто танцевала, забыв обо всем... Я даже не сразу поняла, что уже танцую не первый танец, и все покорно кружусь в его руках, доверившись им, потеряв чувство времени и все смотря в его глаза, если б кто-то не обратился ко мне... Куда ушло два других танца, которые должны были идти за этим, как я помнила, и что я делала эти два танца, я просто не могла сообразить, ни вспомнить, ни даже представить, просто прижавшись к нему... Я была как пьяная, неожиданно счастливая, тихая и покорная... И смотрела ему в глаза так, что забыла все остальное... Провал, и все...
Только мамино суровое лицо, с удивлением и потрясением глядящее на меня, мелькнувшее в толпе, привело меня в соображение.
— Все, мы прекращаем танцевать, два танца достаточно... — скомандовала я, не отрываясь от его рук.
— Какие два танца? — через силу спросил Вооргот, с трудом приходя в соображение. Он потряс головой.
— Которые мы уже потанцевали! — резко ответила я, окончательно приходя в себя. Мне было страшно думать, что мы могли их не только протанцевать; и ЧТО мы могли делать эти два танца прямо здесь, и что я не помню, раз на меня так смотрят все. — И немедленно прекратите так прижимать меня к себе! — я ударила его по ноге, чтобы он тоже пришел в себя.
— Кошмар... Ничего не помню... Что мы делали?
Я поежилась от ужаса и отчаянья, только краешком представив, что мы могли делать прямо на глазах у всех. Я испуганно затравленно огляделась. У меня после этого будут дети? Он меня целовал и обнимал?
— Хватит, уже два танца, — отчаянно не давая этой мысли забраться в мозг и подкосить себя, и уверяя, что мы только танцевали, просто не помним... только танцевали... мы только танцевалииии... сказала я. — Три танца меня скомпрометируют, мама сказала...
Я попыталась его оттолкнуть. И только отстранившись, смогла соображать, когда он не касался меня руками и не склонялся надо мной.
— Три танца, все, — я покрутила ему тремя пальцами, как пальчиком маленькому мальчику, чтоб он посмеялся.
— Ничего страшного, если вы протанцуете со своим женихом и четвертый, — придя в себя, огрызнулся тот. — Я вообще не намерен больше позволять вам с кем-то танцевать и буду танцевать только сам!
Я ошалело открыла рот от потрясения. Он сказал это тоном жадного наглого мальчика, садящегося за большой пирог в одиночестве, закрывшись в кладовой. Буду есть только сам! Изумительный наглец!
— Я вам не пирожное! — огрызнулась я.
— Вы моя невеста, — согласился он. — Это лучше, я не люблю слишком сладкое...
— А... — наконец догадалась я, презрительно махнув рукой. — Вы же сумасшедший, Джекки говорил. Всюду видите и ищете невест... Но это не опасно для окружающих, да?
Я отпрыгнула. От его реакции...
— Вы же никакого отношения не имеете ко мне, вы же это всем говорите, правда? — успокоено спросила я. — Вас свяжут и подлечат и вы никогда не были моим женихом...
— Если я никогда не был твоим женихом и никогда тебя не видел раньше, то ты хоть бы перестала носить мой фамильный обручальный перстень, — он уставился на мое кольцо. — Который передается только невесте, и владелец которого, по старому обычаю, есть глава нашего рода, и у которого перстень есть ключ от сокровищницы... Которую уже второй год не могут открыть...
